Арктические плавания Виллема Баренца 1594-1597 гг.

де Веер Геррит

Этим признакам все были очень рады, так как почти полностью убедились, что это настоящий пролив, выводящий с другой стороны в открытое море. (Наши люди на яхте) Подплыли также к берегу с северной стороны, который мы считали островом Вайгач, в чем уже не сомневались. Нашли там снова деревянный крест и свежее кострище с наколотыми дровами, в земле было сделано много ловушек, видимо, чтобы ловить песцов и соболей. Нашли также большое количество рогов косуль и северных оленей, некоторые прямо с головами, обглоданными до кости, что, вероятно сделали волки и медведи, которых они видели, как им показалось, издали. Других признаков людей или человеческого жилья они больше не заметили, а поскольку темнота, град и снег усилились, они вернулись на борт, ожидая улучшения погоды, чтобы продолжить путь.

Здесь мы измерили широту и определили ее в 69 градусов 43 минуты, находясь на расстоянии выстрела от пролива близ Вайгача, которому мы дали название Нассау. Эта каменистая суша, близ которой мы находились, является, по-видимому, островом [486] /.../, хотя точно увидеть это мы не смогли.

(С. 75) Когда мы первый раз шли мимо этого берега и пролива на юг, эта земля казалась издали несомненным островом, лежащим посередине устья и оставлявшим с двух сторон проход, как описано выше. Но когда мы приблизились и вошли в проливчик, ведущий в бухту, то стало видно, что коса, казавшаяся островом, соединяется с северным побережьем и образует выдающийся мыс, на котором, как мы думали, стояли кресты и где адмирал поставил створный знак. Эта коса простирается на SO и NW на расстояние около полумили /.../

486

Этот

«остров», о котором говорит Ян Хёйген, — это длинная и одинокая коса между мысами Приметный и Дьконова (См. 27 этого же месяца).

27 июля, в среду, была такая же погода и тот же ветер, но к полудню начало проясняться, показалось солнце, хотя ветер оставался прежним и таким же сильным. Когда прояснилось, мы поплыли к земле прямо напротив нас, туда, где был, как мы считали, остров, направляясь к тому месту, где суша образует единственный наклонный песчаный пляж среди отвесных каменистых берегов, и глубина была, соответственно: 8, 7, 6, 5, 4 сажени, естественным образом уменьшаясь, пока мы не оказались на расстоянии брошенного камня от пляжика, где легко могла причалить наша яхта, так что нам удалось посуху выйти на берег. Этот наклонный пляж состоит из мелкой серой гальки, перемешанной, как кажется на первый взгляд, с серым песком; но если взять это в руку, то отчетливо видно, что все это тоже камушки, которые, по-видимому, таким образом растут, так как они похожи на зернышки песка.

Мы обнаружили, что у этого острова с восточной стороны есть неподвижный закрытый водоем [487] , который почти совсем отделяет его от остальной суши, так что только с южной стороны и с северной стороны между морем и этим внутренним водоемом есть узенькие песчаные перемычки, которые во время высокого прилива уходят под воду, так что это вполне можно назвать островом в силу его вышеописанной отделенности, а также потому, что на нем есть собственная возвышенность. На крайней оконечности, на южной стороне острова, стоит две или три сотни деревянных идолов, как малых, так и больших, вырезанных из дерева, плохо и неумело обработанного; нетрудно заметить, что они изображают человеческие фигуры; они стоят наклонно, прислоненные к опоре, и повернуты лицом к востоку, а вокруг них множество рогов северных оленей, которые там, как представляется, были принесены в жертву. Эти рога и идолы издали показались нам крестами, вроде тех, что мы раньше находили тут и там на разных мысах, о чем говорилось выше. Но теперь мы обнаружили, что это идолы лапландцев или финнов или других местных жителей, придерживающихся языческих верований, что вполне ясно по этим знакам. Я вижу только одно объяснение тому, что здесь столько фигур идолов, составленных в одном месте: думаю, что всякий раз, когда кто-то умирает, сюда, на этот жертвенный холм, привозят еще одну деревянную фигуру. Это подтверждается и тем, что мы нашли здесь фигуры, совсем сгнившие и истлевшие от времени, а также несколько совершенно новых, сделанных недавно. Некоторые из них изображали мужчин, другие женщин, а отдельные детей, некоторые мужчину и женщину вместе, подобным же образом на некоторых было вырезано по четыре, пять, а то и семь, восемь и еще больше лиц, одно под другим, словно изображения целых семей. Возможно, в какое-то время года они совершают сюда паломничество, и тогда каждый оставляет здесь фигуру со своим изображением. Видели здесь также подобие носилок с вертикальными столбиками, на которых также вырезаны лица; можно предположить, что на таких носилках они несут деревянные изображения во время своих процессий. Сначала мы подумали, что это кладбище с местами захоронений, но не обнаружили никаких признаков могил и никаких других костей, кроме вышеуказанных оленьих рогов, которые лежали кучами. Других признаков домов или людей мы здесь больше не нашли, хотя порядком походили по земле в разных направлениях. Но по этим деревянным фигурам-идолам достаточно очевидно, что здесь обитают люди. Однако где именно они живут — этого мы обнаружить не смогли.

487

Такой водоем виден на современной карте на востоке от Мыса Дьяконова. Так что описываемый здесь «остров» на самом деле является полуостровом, в двух местах соединяющийся с Вайгачом. Следовательно, мыс Дьяконова — это и есть мыс Идолов.

/.../ На этой земле очень много озер или замкнутых водоемов с неподвижной водой, которая великолепно чиста и свежа, и как ни странно, на самом верху Острова с идолами, недалеко от мыса, на котором стоят сами идолы, есть круглое озеро с пресной водой.

(С. 79) Вечером мы разговаривали с людьми Адмирала, которые рассказали нам, что накануне были на южной земле, вдевятером или вдесятером, имея при себе лишь одну или две пики. Поскольку с северной стороны они никогда не встречали людей, то и здесь не думали встретить кого-нибудь с враждебными намерениями. Сойдя на берег, они приблизились к избушке, около которой снова нашли уйму идолов, которые были аккуратнее выполнены, чем идолы на северной стороне, и отполированы. Моряки рассказывали, что у этих идолов глаза и соски на груди были сделаны из олова. Постояв там недолгое время, они увидели приближающегося к ним на санях человека, а сани были запряжены тремя оленями. Увидев его, наши товарищи пошли ему навстречу, чтобы попытаться поговорить с ним или как-нибудь еще узнать от него что-либо. У него был с собой лук со стрелами. Увидев, что у наших в руках только одна пика, он прицелился из лука, а также взял в руку пику, которая у него тоже имелась; этим он хотел показать, что не собирается признавать наше преимущество. Но поскольку наши моряки все вместе на него наступали, он подпрыгнул и издал клич, после чего из долины выскочило около тридцати человек, все на санях, запряженных двумя или тремя оленями. Они в один миг почти окружили моряков и заняли сторону побережья перед яхтой, так что моряки оказались в очень тяжелом положении. Но потом набрались мужества и пробились сквозь них, да и местные отступили, опасаясь, что вдруг наши еще сидят где-то в укрытии и могут напасть на них сзади, а иначе местные могли легко захватить наших, хотя возможно, что они и не хотели причинять никому вреда. Как только наши взошли на яхту, они тотчас отчалили от берега и поставили парус, и после этого на берег пришло еще пятеро из всей толпы и некоторые стали стрелять в наших стрелами, но не нанесли ущерба, так как яхта была уже вне пределов досягаемости. Они рассказали, что местные жители были крупного сложения, но об их облике и одежде ничего сообщить не могли, так как испуг не позволил им ничего рассмотреть. После этого их сообщения нам захотелось выяснить, если представится случай, нельзя ли у местных жителей получить какие-нибудь сведения, применив хитрость и изобразив дружелюбие, чтобы узнать побольше об этих местах, хотя мы не очень понимали, как сможем понять их язык. /.../

(С. 80) В последний день июля, в воскресенье, на рассвете, увидев, что погода безветренная и ясная, снарядили яхту чтобы основательно изучить выход из этою пролива. Прошли вдоль северного берега примерно две мили до мыса, на котором стоит русский крест, за что мы его и назвали «Крестовым мысом» [488] /.../

(С. 82) Проплывая, таким образом, на яхте вдоль северного берега, как сказано выше, увидели, как на южной стороне множество народа спускается с высокого берега к воде. Это были те же люди, с которыми люди адмирала столкнулись несколько дней назад; возможно они думали, что мы снова хотим их обстрелять, но мы не стали приближаться к материку и продолжили наш путь к Крестовому мысу, где сошли на землю, так как поднялся туман, и мы хотели дождаться прояснения.

488

Ныне Сухой Нос.

(С. 84) Приблизившись к берегу, мы увидели наверху двух или трех человек, идущих с некоторым количеством северных оленей. Мы тотчас направились к ним, чтобы посмотреть, не получится ли у нас завоевать их доверие и поговорить с ними. Как только мы подплыли к берегу, двое и трое из них подошли к краю скалы, чтобы нас лучше увидеть. Мы крикнули им, что хотим с ними поговорить, на что они поначалу ничего не ответили, как будто не поняли нас, но когда мы стали показывать, что хотим сойти на берег, они закричали и побежали прочь. Тогда мы сказали нашему русскому по имени Михаил (которого мы, чтобы у нас был русский переводчик,

взяли с собой из Голландии, а именно Энкхёйзена, где он жил и был женат) и еще одному человеку, чтобы они спрыгнули на берег без оружия, а остальные остались на борту и вели себя тихо, чтобы не напугать местных жителей. Русский, сойдя на берег, стал кричать им, чтобы они остановились и поговорили по-дружески. Те, увиден, что на берег сошло только двое и без оружия, понемногу подошли к нашим, но все еще держа наготове луки со стрелами и оглядываясь по сторонам чтобы убедиться, что нет засады; трое или четверо встали со стороны воды и с натянутой тетивой следили за нами на яхте. Мы послали им хлеба и сыра, которые они с аппетитом съели и с удовольствием приняли, так что к прежней небольшой группе присоединилось еще человек четырнадцать-пятнадцать молодых и старых. Тогда и наши сошли на берег, человек пять или шесть, и они выказывали нам большое расположение, кивая и кланяясь. Мы осмотрели их луки, но стрелы они не захотели дать нам подержать. Их сани стояли наготове, все вместе, в каждые было запряжено по два или три северных оленя, чтобы, если вдруг возникнет опасность, можно было тотчас уехать. Мы расспросили их о расположении этого пролива и земли, и они ответили нам, как нам перевел наш толмач (который, как нам стало ясно по другим вопросам, не очень-то хорошо понимал, что они говорили), что это маленькое море, но если пройти дальше, то там будет большое и просторное море. Мы спросили их также, подчиняются ли они Русскому царю, они ответили, что нет, что они его не знают, а также ничего не могли сказать о таких местах как Печора Пицано или Вайгач. Вайгач они называли другим именем, так что похоже, что они зовут его как-то иначе, да и русские тоже зовут его иначе, как мы уже поняли раньше. Нам рассказали, что на Вайгаче людей не живет, за исключением нескольких охотников из местных / их числа, которые находятся здесь и там по одному или по двое. Они рассказали о русских лодьях, с которыми они, как мы поняли, в течение части года ведут торговлю и потому говорят на ломаном русском; о том, что здесь плавают русские, мы еще раньше заключили по увиденным на мысу крестам. Нам рассказали, что у них в деревне много шкур таких зверей как песцы, соболя и тому подобное. Короче говоря, если поставить перед собой такую цель, то с ними можно наладить дружбу и хорошие отношения, однако торговля с ними (если бы мы прибыли сюда только ради этого) не покрыла бы издержек и на четверть, так как это бедный, жалкий и забитый народ. Мы расспросили их также о ледовой обстановке и о летнем времени; они ответили, что через десять-двенадцать дней льда уже не будет и что потом еще шесть недель не будет мороза, но когда этот срок пройдет, то опять все начнет леденеть. Что же касается самих этих людей и их одежды, то большинство из них маленького или среднего роста, с плоским и сильно деформированным лицом, маленькими глазками и совершенно без бород, так как бороды они, как нам объяснили, выщипывают для красоты. У них черные, как смоль, прилизанные волосы, закрывающие уши, и очень темный и некрасивый цвет лица, как у испанских мулатов, но под чернотой в глубине скрывается розоватый цвет, что получается, я думаю, в основном оттого, что они зимой сидят в своих конурах в дыму. Одежда их сделана из шкур мехом внутрь и гладкой стороной наружу, рукавицы у них соединены с рукавами, но они умеют их очень быстро снимать и надевать, то же самое и с капюшонами на голове, прикрепленными к верхнему платью; штаны похожи на те, что носят некоторые крестьяне в Голландии: суживающиеся книзу и длинные, доходящие до обуви, только у здешних жителей штаны и обувь скреплены вместе. У некоторых на головах были пестрые капоры, вроде тех, какие у нас носят женщины из Эмдена, некоторые напоминали обезьян и чудовищ, и у всех были луки и стрелы наподобие персидских, я видел похожие в Индии. Все они — ловкие люди, умеющие поразительно легко прыгать, они обнаружили смелость и физическую ловкость, они прыгают, как молодые необъезженные жеребцы; они все время остаются настороже и оглядываются, так что кажутся вояками. Что же касается бега, то среди наших не найдется никого, кто смог бы их догнать. Сани у них совсем другие, чем те, что мы вплели у лапландцев и русских на Кильдине, потому что здесь они даже похожи на телеги: они довольно высокие, сверху и снизу к ним крепится по раме на столбиках, они открытые и легкие; насколько мы поняли, эти сани служат им также летом для перевозки того-сего. Этот народ, похоже, совсем не занимается рыбной ловлей и не плавает по морю, они живут только охотой на диких животных, мы это поняли, потому что нигде поблизости не было никаких признаков лодок на море, а также домов или других строений на берегу моря. Поскольку мы их плохо понимали, а нашим людям в яхте трудно было оставаться на месте, мы попрощались и вернулись на яхту и, подняв якорь, напоследок протрубили в трубу, чего они сначала испугались и хотели убежать, но потом, поняв, что это дружеское прощание, высыпали на берег, снимая с голов головные уборы, кланяясь и отвешивая поклоны, крича и размахивая руками в знак прощания. После этого мы повернули обратно, и у нас было чувство, что полученные от них сведения, а также все то, что мы увидели и испытали, достаточны для продолжения на шей экспедиции, так что около полуночи мы радостно вернулись на борт, принеся с собой хорошие новости и добрые известия.

АВГУСТ 1594 г.

(2 августа) ... (С. 91) Проплывая через лед, мы видели лежащих на льдинах моржей или морских лошадей, и люди адмирала стреляли в них из ружей /.../. Эти животные по внешнему виду похожи на наших тюленей или морских собак, только намного большего размера, потому что когда они лежат на льдине, то кажется, что это огромные мешки шерсти, еще крупнее, чем большая фризская лошадь. У них по два больших клыка, торчащих из пасти вниз, чрезвычайно похожих на слоновую кость, так что их скорее можно назвать «морскими слонами», а не «моржами» или «морскими лошадьми». Эти животные в данной местности водятся в изобилии, особенно близ побережья Новой Земли, как мы поняли от русских, у которых очень ценятся их клыки, даже выше, чем слоновые бивни, поэтому их добывают в большом количестве.

(4 авг. С. 94) 4-го августа, в четверг, весь день была та же туманная, сумрачная и влажная погода, с северным ветром. После полудня отправились на материк, сошли у песчаного залива, но не увидели там никаких признаков домов или людей, обнаружили только двух деревянных идолов, повернутых лицом на восток, рядом с которым лежали двое-трое оленьих рогов, оставшихся здесь, судя по всему, после жертвоприношения. Там и сям валялись наколотые дрова, некоторые обожженные, виднелись следы от саней. Из всего этого ясно следовало, что здесь иногда бывают люди, возможно, для того, чтобы собирать дрова, которые лежат здесь, на берегу песчаного залива, в больших количествах: целые деревья с корнями и ветками, хотя мы не видели здесь ни одного растущего дерева или куста: здесь лишь в некоторых местах растут трава и полевые растения, так что кажется совершенно непонятным, откуда взялось такое множество плавника. /.../ Я взял одного из деревянных идолов [489] ) с собой на корабль в качестве образца. Нашли здесь также на скалах несколько камушков горного хрусталя, похожих на алмазы, но не очень много, и здесь они не крепились к скалам, как на Острове Штатов. /.../

489

Этого идола можно увидеть в Энкхёйзенс у доктора Палуданума, который выставил его напоказ в своей коллекции редкостей как удивительную диковину. (Прим. автора.

8 августа в понедельник некоторое время была более ясная погода, чем в предыдущие дни, но с утра стоял туман, а потом небо затянули тучи и задул благоприятный западный ветер. Сходили на остров Штатов, чтобы посмотреть, какова ледовая обстановка и что видно на море. Увидели много дрейфующих льдин, здесь и там, не вплотную друг к другу, но открытой воды между ними было слишком мало, так что картина эта могла вызвать только страх и ужас. Благодаря этой ясной погоде (какой до сих пор еще ни разу не было) увидели также, что в полумили к востоку береговая линия прерывается, словно там впадает река, как нам показалось издали. Чтобы в этом убедиться и более не сомневаться, отправились туда на яхте под парусами. Добравшись до места, обнаружили, что это всего лишь песчаный залив, в который впадает ручей, сейчас пересохший. В другое время в нем, вероятно, есть вода, вероятно, когда тает снег, так что по нему могут плавать лодыг и другие лодки, потому что мы обнаружили здесь, у впадения ручья в море, высокую гору из сложенных вместе камней в качестве створного знака, несомненно сделанную человеческими руками, которую при хорошей погоде видно с моря с большого расстояния, так что следует думать, что здесь плавают по морю, но откуда и как — мы не могли понять, так как не нашли больше никаких признаков мореплавания и никаких домов или люден.