Арктические зеркала
Шрифт:
На Чукотском полуострове, где соболей было мало, a звероловы были несговорчивы, пушная лихорадка выдохлась. В связи с сокращением поголовья диких северных оленей чукчи все чаще обращались к набегам [53] . В 1747 г. туда отправился большой карательный отряд под командованием майора Дмитрия Павлуцкого, чтобы, согласно инструкциям Сената, «не токмо верноподданных ея императорского величества коряк обидимое возвратить и отмстить, но их чукч самих в конец разорить» [54] . Экспедиция потерпела поражение, а майор Павлуцкий, который посвятил большую часть своей военной карьеры попыткам усмирения коряков и чукчей, был убит в бою [55] . В 1769 г. русскими был оставлен Анадырский острог, основанный за сто лет до того Дежневым и служивший военной базой против чукчей. Для превращения чукчей в российских подданных понадобилось полтора столетия торговли и двадцать лет коллективизации.
53
Вдовин И.С. Очерки истории и этнографии чукчей. С. 18, 68; Гурвич И.С. Этническая история северо-востока Сибири. С. 115. Согласно казачьей устной традиции XIX в., «в те дни они страшились самого имени чукчей». См.: Bogoras W.G. The Chukchee. C. 691.
54
Вдовин И.С. Очерки истории и этнографии чукчей. С. 119.
55
Колониальная политика царизма на Камчатке и Чукотке: Сборник архивных материалов / Ред. Я.П. Алькор, А.К. Дрезен. Л., 1935. С. 170–171; Слюнин Н.В. Охотско-Камчатский край. С. 38–47.
Чукотка
56
Бахрушин С.В. Ясак в Сибири в XVII в. // Научные труды. Т. 3, ч. 2. С. 52–54.
57
Lantzeff G.V. Siberia in the Seventeenth Century. Р. 92; Бахрушин С.В. Остяцкие и вогульские княжества. С. 121, 134–135, 137; Миллер Г.Ф. История Сибири. Т. 1. С. 361.
58
Некоторым старейшинам и военным вождям угров довелось основать российские дворянские династии. См.: Бахрушин С.В. Остяцкие и вогульские княжества. С. 132, 145, 149, 150–151.
Некоторые угорские старейшины воспользовались открывшимися возможностями. При отправлении своих княжеских обязанностей они чинили «насильства и тесноты великие», а в затруднительных случаях призывали на помощь русских служилых людей. Нeкоторые из них обратились в христианство, строили церкви и отвергали «бесовскиe» обычаи [59] . В конечном счете, однако, эксперимент по созданию «остяцких» и «вогульских» княжеств под властью крещеной элиты нe удался. Не имея аналогичных общественных институтов, охотники и рыболовы Оби не выказывали должного почтения к аристократии, навязанной из Москвы. В 1636 г. кодские ханты восстали против своего правителя и попросили царя взять их под свою высокую руку. «За князем Дмитрием Алачевым в ясаку отнюдь… быть невозможно, – писали они, – и быть не хотим» [60] . В конце концов князь Дмитрий Алачев бежал в Москву и стал российским дворянином, а через несколько лет о сoздании местной элиты пришлось забыть. Как писал один служилый человек, у тунгусов есть «княсцы и старейшины», но «они когда хотят слушают, а ежели в чем только усмотрят проступок, то искореняют и убивают» [61] .
59
Бахрушин С.В. Остяцкие и вогульские княжества. С. 128–130.
60
Там же. С. 131.
61
Степанов Н.Н. Присоединение Восточной Сибири. С. 112.
От всех «объясаченных иноземцев» требовали дать торжественную клятву верности (шерть) – напрямую или через одобренных русскими представителей. Русские ясачные сборщики предполагали, что у каждого народа есть своя «вера» и что в каждой вере есть своя сакральная формула, скрепляющая всех верующих узами взаимных обязательств. Некоторых звероловов-хантов, например, заставляли клясться перед медвежьей шкурой, на которую клали нож, топор и другие «страсти орудия». Жуя кусок хлеба, звероловы слушали, как толмач говорил: «Аще лестию сию клятву утвораете, и неправедно служить и радеть в отдании ясаку будете, зверь сей отмщение вам да будет и от него смертию да постраждете. Хлеб сей и нож да погубит тя» [62] . Подобные обеты редко оказывались эффективными, и служилых людей постоянно побуждали приложить усилия для выяснения «прямой шерти» [63] . На дальнем северо-востоке, где оказалось, что у чукчей, коряков и ительменов «веры никакой нет» [64] , ясачные сборщики приводили «их к присяге вместо креста и Евангелия к ружейному дулу с таким объяснением, что тому не миновать пули, кто присягает неискренно» [65] .
62
Новицкий Г. Краткое описание о народе остяцком, сочиненное Григорием Новицким в 1715 г. // Памятники древней письменности и искусства. СПб., 1884. Т. 21. № 53. С. 54.
63
Бахрушин С.В. Ясак в Сибири в XVII в. С. 66.
64
Ефимов А.В. Из истории великих русских географических открытий. С. 100.
65
Крашенинников С.П. Описание земли Камчатки. С. 457.
К «изменникам» можно было «многими крепкими приступами приступать» [66] , но большинство ясачных людей были кочевниками, которые «по все годы шатаются, живут самоволно и русских людей побивают» [67] . Преследовать их в тундре было опасным и по большей чaсти неблагодарным делом. (На Тазу, например, служилые люди «за ними для ясаку не ходят… да и от зимовий де своих отходити не смеют, бояся от них, иноземцев» [68] ). Одно из решений состояло в том, чтобы признать взаимовыгодность отношений между звероловами и казаками и обменивать на ясак товары повышенного спроса. Тунгусы, например, «прошают… подарков, олова и одекую [69] , и себе корма, муки, и масла, и жиру, и как де им подарков, олова и одекую дадут и их накормят, и они де против того, по упросу, с двух, с трех семей по соболю дадут. А бес подарков ничево дать не хотят… А как только станут им говорить чтоб они… ясак давали… и они их [ясачных сборщиков] побивают» [70] . Иногда сделки осуществлялись в соответствии с местными обычаями, когда «данники» оставляли свою пушнину на снегу и ждали на расстоянии большими вооруженными отрядами, что будет предложено взамен [71] . Другим традиционным ритуалом было дарение в обмен на гостеприимство. Казаки принимали своих гостей, одетые в свое лучшее «цветное» платье. Разряжали пушки (если таковые имелись) и мушкеты, подавали хлеб и водку [72] . «А без государева жалованья, – сетовал один ясачный сборщик, – тунгусы государева ясаку… не дают» [73] . Очевидно, впрочем, что то, что тунгусы считали торговлей, русские считали данью. Как бы ни были запуганы государевы служилые люди, они называли пушнину «ясаком», a вeщи, которые они давали в обмен, «подарками». Этому могли способствовать поступавшие из Москвы напоминания («а оне б того, иноземцы, не плутали, государю оне ясак дают, а не продают») [74] , но, вероятно, главной причиной важности подобных различий была разницa между рыночной (русской) стоимостью пушнины и предложенными за нее подарками.
66
ПСИ. Т. 1. С. 461.
67
Там же. С. 426.
68
Бахрушин С.В. Ясак в Сибири в XVII в. С. 62.
69
Т.е. бус.
70
Степанов Н.Н. Присоединение Восточной Сибири. С. 108.
71
Бахрушин С.В. Ясак в Сибири в XVII в. С. 76–77.
72
Там же. С. 73; ДАИ. Т. 2. С. 267–268; Т. 4. С. 219, 347; Т. 7. С. 137; Миллер Г.Ф. История Сибири. Т. 2. С. 174; Lantzeff George V. Siberia in the Seventeenth Century. Р. 93; Открытия русских землепроходцев. С. 426.
73
Бахрушин
74
Там же. С. 75.
Несмотря на популярность российских товаров, поведение северян оставалось «бесстрашным и самовольным», а поставка пушнины – ненадежной. Наиболее эффективным средством борьбы с перебоями в поставках было взятие заложников, метод, распространенный на южном приграничьe и, вероятно, родственный степной практике похищения с целью выкупа. В большей части Северной Евразии узы родства были достаточно сильны, чтобы использовать их как способ воздействия на сородичей пленника. Захваченных в бою или соблазненных угощением и выпивкой заложников (аманатов) держали взаперти в русских зимовьях и периодически показывали родственникам в обмен на ясак [75] . При случае их могли отпускать «домой, к их женам и их детям» и заменять на добровольцев из числа их сородичей («каждый год или полгода, или каждый месяц»), так что в некоторых местностях пребывание в заложниках стало семейной обязанностью [76] .
75
Там же. СДАИТ. 2. С. 270–271; Т. 7. С. 138, 142; Lantzeff George V. Siberia in the Seventeenth Century. Р. 96; Сафронов Ф.Г. Русские на северо-востоке Азии. С. 87; Открытия русских землепроходцев. С. 131–132; Кулешов В.А. Наказы сибирским воеводам в XVII в. С. 23.
76
ДАИ. Т. 2. С. 270; Т. 4. С. 21; Миллер Г.Ф. История Сибири. Т. 1. С. 399.
Не все члены семьи были достойны уплаты ясака. Полезные заложники должны были быть видными членами рода (желательно шаманами, старейшинами или вождями) и выглядеть откормленными и довольными, «чтоб ясачным людям в том сумнения никакого не было» [77] . Даже если дело обстояло именно так [78] , выплата ясака не была гарантирована. Как объяснял русскому царю один самоед-аманат, пoкинутый своими сородичами, «а се государь, мы, сироты твои, люди дикие и кочевные, на одном месте жить невозможно» [79] . Иными словами, члены его стойбища откочевали в другое место и до поры до времени не могли вернуться. В подобных случаях ясачные сборщики должны были разъезжать по тундре, демонстрируя заложников и требуя пушнину в обмен на их благополучие [80] . Бесполезных аманатов (в основном чукотских и корякских «оленных людей») охранники вешали, морили голодом или пытали; другие спасались бегством, «сами давились и друг друга кололи до смерти» или поступали на русскую службу [81] . Молодой человек по имени Апа выбрал последний способ:
77
ДАИ. Т. 2. С. 273. См. также: РИБ. Т. 2. С. 856.
78
Некоторых заложников кормили собачьей пищей или морили голодом до смерти. См.: Lantzeff George V. Siberia in the Seventeenth Century. Р. 96.
79
Бахрушин С.В. Ясак в Сибири в XVII в. С. 67.
80
ДАИ. Т. 2. С. 268; Т. 4. С. 103–104.
81
ДАИ. Т. 7. С. 139, 297–298; Гурвич И.С. Этническая история северо-востока Сибири. С. 35; ПСИ. Т. 2. С. 525.
В прошлом, государь, во 156-м [1647] году на усть Колымы реки поимал меня, Апу, Якутцково острогу сын боярской Василей Власьев. И с тоя поры, государь, и отец и мати мои, и род, племя отступилися, и твоего, государева, ясаку под меня не платят. И топерво, государь, я, сирота твой, хочю служить тебе, праведному государю, и во всем прямить и чюхоч своих родников приведу под твою, царскую, высокую руку [82] .
Надлежащая регистрация ясачных иноземцев была относительно легким делом в прибрежных поселениях, но оказывалась чрезвычайно запутанной применительно к оленеводам и таежным охотникам и собирателям. Один служилый человек, уставший от «хитростей» иноземцев, жаловался, что «имена переменяют у платежу мало не по всея годы и тем книгам смуту чинят, а приносят государев ясак немногие люди, и кого де имена зборщикам скажут, того они и напишут, а подлинно имени не скажут». На ранних стадиях полное отсутствие знакомства с иноземцами могло сделать этот кошмар счетовода еще ужаснее: «Платеж был или нет, про то неведомо, потому что они, ясачные сборщики, их [самоедов] налицо опазнывать не умеют» [83] .
82
Открытия русских землепроходцев. С. 254–255. См. также: Гурвич И.С. Этническая история северо-востока Сибири. С. 49.
83
Степанов Н.Н. Присоединение Восточной Сибири. С. 112; Бахрушин С.В. Ясак в Сибири в XVII в. С. 64.
Несмотря на сложности и временные неудачи, усилия по обложению ясаком приносили желаемые результаты. С 1589 по 1605 г. (когда большая часть Западной Сибири была приведена под российский контроль) годовой пушной доход государства утроился, и к 1680-м годам его стоимость достигла приблизительно 125 тыс. рублей (в сравнении с 15 тыс. рублей в 1589 г.) [84] . В первые годы после завоевания ясак не фиксировался («что принесут») и обычно взимался с территориальной единицы в целом. Позже, когда уровень счетоводствa улучшился, ежегодным окладом облагался каждый мужчина от восемнадцати до пятидесяти лет. Квоты устанавливались по числу шкур, но в некоторых областях вводился пересчет на деньги, чтобы учитывать различия в качестве [85] . Стоимость шкур, принесенных охотниками, определялась местными ясачными сборщиками. Политика по отношению к рабам, зависимым людям и подросткам варьировалась от года к году, но те, кто были «бедны или больны и увечны», освобождались от уплаты [86] .
84
Fisher Raymond H. The Russian Fur Trade. Р. 114, 119; Bassin Mark. Expansion and Colonialism. Р. 11; Gibson Games R. The Significance of Siberia to Tsarist Russia // Canadian Slavonic Papers. Vol. 14. № 3 (1972). Р. 443.
85
Буцинский П.Н. Заселение Сибири и быт первых ее насельников. Харьков, 1889. С. 313; Бахрушин С.В. Ясак в Сибири в XVII в. С. 58.
86
Миллер Г.Ф. История Сибири. Т. 2. С. 170.
Такова была официальная политика Москвы. На практике ясачные сборщики едва ли могли сочетать «ласку» с «государевой прибылью». С одной стороны, успехи воеводы – a также уровень его личного богатства – измерялись количеством полученной им пушнины. С другой стороны, размер ясака, который доставляли коренные северяне, зависел от их охотничьей удачи, потребности в российских товарах и путей миграции. Это расхождение интересов не сулило ничего хорошего для стабильного налогообложения, не говоря уже о «ласке». Год за годом сборщики подделывали книги, занижали стоимость пушнины и вымогали с ясачных людей «поминки», в то время как те платили «на прошлые годы» и за своих покойных родственников [87] . Каждый воевода должен был доставлять по меньшей мере столько же ясака, сколько его предшественник. Если кто-нибудь из проживавших на его территории умирал или убегал, он был обязан доложить об этом в Москву. Проводилось расследование, и, если сообщения воеводы подтверждались, царь издавал особый указ, освобождавший ясачных людей от излишних налогов. (В промежутках между указами охотники должны были платить за умерших и отсутствующих [88] .) Казне требовалась гарантированная прибыль, а это означало, что московские цены на каждую шкурку должны были превышать сибирские цены. Если этого не происходило, воевода выплачивал разницу. Понятно, что такое бывало не слишком часто [89] .
87
Буцинский П.Н. Заселение Сибири. С. 314–318; Lantzeff George V. Siberia in the Seventeenth Century. Р. 105–106; Бахрушин С.В. Ясак в Сибири в XVII в. С. 83.
88
Буцинский П.Н. Заселение Сибири. С. 314–318.
89
Там же. С. 316; Кулешов В.А. Наказы сибирским воеводам в XVII в. С. 26, 46.