Арктический экзамен
Шрифт:
— Как врежу!
— Вчера в контору порта заходил, — выкладывает серьезно Гена. — Там и сообщили мне новость. Ладно, думаю, приберегу до утра.
— Мирово, братцы! — гаркнул молчавший до сих пор Вася. — На астраханские арбузы поплывем, братва — а!
Гена подошел к карте, которую сам несколько дней назад прилеплял лейкопластырем к переборке. С полминуты он прицеливался в нее, наконец ткнул пальцем:
— Вот куда!.. На Чукотку вроде б ледовая обстановка не позволяет пройти за навигацию.
Замолчали, призадумались.
— Нет, ты это точно, Геннадий? — в надежде на иной ответ, спросил Виктор, но Бузенков только пожал плечами, неопределенно покрутил головой.
— В нашем положении как ручаться за точность?
— А я еще на заводе такие разговоры слышал, — сказал Глушаков, и спокойствие его окончательно взбаламутило воображение парней.
— У меня сеструха в Горьком, — начал Бузенков, — дам телеграмму, хоть повидаемся…
— Сеструха! Хм! — хмыкнул Вася. — Тоже мне, размечтался. Я за живую бабу уже три недели не держался, а ему — сеструха.
— Вон их сколько на берегу!
— На берегу — у!
— А что? — расхрабрился Бузенков. — Вчера на пристани к нам с Валентином Григорьевичем подкатывают двое: мальчики, спасите, а то пристают тут всякие! — Гена смущенно покосился на Глушакова.
— Ну… и? — загорелся Вася. — Ничего кадры?
— А ну их, — опустил Гена глаза, — сами навязываются…
— Девки-то? — спросил Пятница.
— Не мы же! — обиделся Гена.
— Да — а, — мечтательно произнес Глушаков. — Любовь крутить при здешних условиях — это тебе не в Сочи — мошка забьет. Вот гляжу вчера на девчонок, юбчонки — во! Ноги голые, как только терпят? Мошка дохнуть не дает!
— Местные, понятно, акклиматизировались! — весело сказал Пятница.
Глушаков не ответил.
— Тоже на любовь потянуло! — кивнул библиотекарь на Глушакова. Тот пропустил мимо это замечание, продолжал:
— А потом, бог ты мой, ведут одного под белы руки с теплохода, а он — «жы — ы — ы, жы — ы — ы» — и руками этак, как крылышками машет, «жы — ы — ы…».
— Пьяный? — не вытерпел Вася.
— Из стройотряда студент. Рехнулся… Комара из себя изображает. Вот доработался, энтузиаст!
В рубке посмеялись.
— Точно говорит, сам видел, — подтверждает Гена и неожиданно вскакивает и, как всегда, заполошно, минуя по две ступеньки трапа, с комариным «жы — ы — ы» скатывается вниз. — Я дизель заглушу, — доносится его голос.
Пятница только головой качает:
— Смотри-ка, научился бегать! Этого комары не заедят.
— Не — е, — подтверждает Глушаков.
Пятница поднялся, прихлопнул в воздухе ленивого от холода комара, глянул в окно рубки:
— Штормит сегодня…
Опять вбежал по трапу Бузенков, вытирая тряпицей мазутные
— За час до обеда запусти дизель.
— А я все хочу тебя спросить, — почесывая лысину, повернулся к Виктору Глушаков. — Чего это тебя угораздило в повара податься? На хорошем месте работал и принял на себя этакую обузу?
— Подкормиться решил на казенных харчах, поправиться, — притушил сигарету Виктор и подмигнул Бузенкову.
— Да ну тебя! — не принял подначки Глушаков, обтягивая на выпуклом животике тренировочный костюм. — Вашего брата не поймешь. Я ему от души, по совести… Эх, «броневичок», мой «броневичок»! Где ты, мой родименький!
А над городом, над Полуем, над протоками и речушками проплывали тучи, неся с Обской губы холод и августовский морок, который грозил ранними заморозками. Но в раздольях губы и Карского моря происходили иные, непостижимые воображению, процессы. Сшибаясь и скрежеща, ходили льды, откочевывая в высокие широты, и только — только по-настоящему подступала пора короткой арктической навигации.
— К нам идут! — крикнул Гена Бузенков и побежал на корму, чтоб подать трап с заветренной стороны, куда, качаясь на крутолобых волнах, заруливал небольшой катерок. Наконец, кутаясь дымом, катерок удачно привалил к борту, продолжая подрабатывать винтом, и на палубу «Северянки» поднялся начальник станции Борисов. Следом, ему под ноги, описав в воздухе дугу, опустился чемоданчик на молнии, и по отвесному трапу, неловко цепляясь за круглые поручни, стала подниматься молодая, крепкотелая женщина. Узкая юбка мешала ей, ветер пузырил болоньевую куртку, размахивал и вздымал над головой рассыпанную прядь черных волос.
— Смелей, Нина Михайловна, я страхую, ну-у. — На палубе оставался еще сухопарый мужчина в плаще, одной рукой держась за леер раскачивающегося катера, другой прижимая к груди папку с бумагами. Какая уж тут страховка!
Наконец женщина поднялась на последнюю ступеньку, Гена и Борисов поддержали ее за руки, и, оправляя на крепких коленях задранный подол, она облегченно ступила на палубу. Сухопарый мужчина поднялся не без сноровки, и катерок, добавив оборотов, лихо вырулил на чистую воду, зарываясь в каскады волновых брызг.
Бузенков проводил прибывших до каюты начальника, где уже отирался Крант, и скоро по станции разнеслось, что прибыло трестовское начальство. Зачем оно прибыло? Почему прибыло? Но вскоре и эта неясность перестала быть таковой, поскольку молодая брюнетка оказалась инженером по технике безопасности.
— Дознание устроит нашим познаниям! Как полагается, — доверительно сообщал библиотекарь, время от времени появляясь в разных закоулках судна, где народ постарался найти себе дело и не показывался без толку на глаза начальству.