Армагеддон был вчера
Шрифт:
– Заходи, заходи, почтеннейший, – раздался из полумрака бодренький голос с сильным восточным акцентом. – Неприлично в дверях стоять. Старый Хаджи рад всякому гостю.
Щуплый, сморщенный узбек сидел на корточках на толстом коврике в углу мастерской и старательно шлифовал алмазным надфилем заготовку для ключа. В другом углу скромно притулился небольшой верстачок, над ним тускло светила засиженная мухами лампочка. Точно такая же лампочка, только снабжённая самодельным колпаком из пожелтевшей газеты, висела над головой мастера. Силы этих сорокаваттных источников едва хватало, чтобы осветить
– Ягу-у! Я-хак! – тихонько напевал мастер, казалось, совершенно не обращая внимания на вошедшего. Загорелая до черноты лысина слегка поблёскивала в полумраке, едва прикрытая маленькой расписной тюбетейкой.
Юрий почувствовал себя на редкость неуютно.
«Чурка долбанный, – подумал он раздражённо. – Понаехало вас тут… Сейчас ещё унижайся, блин!»
Он неуверенно переступил с ноги на ногу, робко покашлял.
– Будь здоров, благословенный, посетивший старого Хаджи в минуты размышлений, – немедленно откликнулся узбек, однако головы не поднял.
– Спасибо, уважаемый, – неожиданно даже для себя произнёс Юрий. И добавил: – Мне бы это…ключик бы заказать…
Мастер тихонько и дробно рассмеялся, словно сушёный горох рассыпал, поднял изрезанное морщинами лицо, похожее на печёное яблоко. Тёмные глаза взглянули на гостя внимательно и насмешливо.
– Как отрадно видеть в этом углу Вселенной особу, столь одарённую почтением к старшим и неслыханной вежливостью!
«Да старик-то того… чокнутый!» – в панике подумал Юрий.
Он уже сожалел, что прельстился на низкие цены, вывешенные на двери этой халупы.
Нет бы пройти двести метров дальше, где отменная, светлая мастерская! И вполне современная.
Нет-нет, он не жадный – это просто желание сэкономить хоть самую малость. С финансами у него сейчас… сказать «туговато» – было бы довольно мягко. Хреново, в общем. Да, пожалуй, как и у большинства по всей стране.
Тёмные и необычайно глубокие глаза старого узбека продолжали пристально разглядывать Юрия. Взгляд скользнул с самого низа, от стоптанных, но идеально начищенных ботинок, на секунду задержался на брюках, далеко не новых, но всё же чистых и безупречно отутюженных, пробежался по фланелевой рубашке, затем остановился на лице.
Юрий попытался робко улыбнуться. Он всегда чувствовал себя очень неуютно, и страшно смущался, когда приходилось о чём-то просить, словно всем своим видом выказывая – как ему неудобно отвлекать посторонних людей. А сейчас к тому же он был невероятно раздражён этим вынужденным неудобством.
– Вот, – протянул он свой единственный ключ и виновато добавил: – Потеряла моя ворона.
Ещё больше раздражало, что сам он никогда ничего не терял. Зато Наташка – прямо просто дыра, вечно у неё из рук всё валится. Не могла, блин, сама заказать, раз уж умудрилась прохлопать! Ни к чему не приспособлена, даже с таким простым делом не сумела справиться – пришла, разревелась…тьфу!...
Узбек слегка прищурился, отчего морщинки на его лице проступили ещё глубже.
– Хочешь только ключ – и я буду рад
– Храм Счастья… – невольно поморщился Юрий. И только сказав, с ужасом понял – сколько едкой желчи и откровенного уныния вложил он в эти два слова. Видел бы этот старик – сколько счастья в этом «храме»! Раздобревшая после родов жена, бывшая ещё недавно весёлой девчонкой, а теперь вечно чемто недовольная брюзга. Понятно, что с его зарплатой о Канарах и норковых манто нечего и мечтать, но нельзя же вечно тыкать носом в его же… это самое. Он ведь старается! Одно утешение – дети. К слову сказать, от окончательного разрыва их удерживали только эти два маленьких чудных сорванца. От бывшей любви остались только жалкие ошмётки, перенесённые на пацанов. Да и самой любви-то не осталось – так, скорее привычка.
Старик виновато крякнул:
– Прости, благословенный, но у тебя такой вид, словно тебе нужен не ключ, а другая дверь! – И, видя, что Юрий порывается что-то сказать, предостерегающе поднял смуглую ладошку: – Молчи, ничего не говори! Поэт сказал:
«Лишь молчание могуче – всё же иное есть слабость». Твоё состояние не позволяет тебе сейчас принимать столь важное решение.
Юрий тяжко вздохнул.
– Где бы её ещё найти, эту дверь-то...
Узбек не ответил, тихонько напевая себе под нос, повертел ключ в жилистых руках, внимательно разглядывая бороздки и зубчики. Заметно удовлетворённый осмотром, кивнул и улыбнулся. Внезапно лукаво прищурился, глядя Юрию прямо в глаза:
– Хочешь попробовать, эфенди?
– Хочу, – неожиданно легко согласился Юрий. И сам удивился простоте принимаемого решения.
Его даже не удивило, что такое возможно только в сказках да в фантастических романах. А вдруг правда!? Ведь должны же случаться чудеса хоть раз в жизни. Тем более что с ним до сих пор ещё ничего такого не происходило. Возможно, впервые у Юрия появилась хоть какая-то возможность изменить свою жизнь, и он не хотел её упускать. А изменить так хотелось! Пусть даже таким вот способом. Только бы этот Хаджи не оказался шарлатаном – разочарование будет просто невыносимым.
– Если только это не обман и не шутка дурацкая…– поправился он. – Да только дорого, наверное, стоит такое удовольствие?
На всякий случай он хмыкнул и недоверчиво прищурился.
Старик сокрушённо покачал головой, невесомо поднялся на ноги, оказавшись росточком по плечо Юрию.
– Что значит – муж зрелый и рассудительный: умеет сразу же увидеть возможные препятствия и жалкие попытки низменного обмана. Нет, благословенный, это не будет стоить тебе ничего, кроме…
Мастер помолчал, в задумчивости пожевал нижнюю губу.
– Души!? – не выдержал Юрий. Всем всегда надо обязательно бессмертную душу.
Старик рассмеялся.
– Нет-нет, клянусь Аллахом, досточтимый юноша, душа твоя необычайно чиста и завладеть ей был бы великий соблазн даже для такого несовершенного усто, как я. Но ценой за эту возможность будут только твои собственные муки совести перед выбором нужного пути.
– Как это? – не понял Юрий.
– Подойди сюда, – с поклоном пригласил его мастер к маленькому комоду, Юрий только сейчас его заметил в полумраке.