Армагеддон был вчера
Шрифт:
Тимоха недоверчиво покачал головой:
– Вы прямо дифирамбы мне поёте. Ну какой из меня лидер?
– А разве не так? Вы водили экспедиции по тайге, по пустыням, по горам, и вам доверяли свои жизни люди, признайтесь, намного образованнее вас!
– Это да. Но я…
– Вы ведь доверяете свою жизнь врачам?
– Но это же совсем…
– Однако развести костёр где-нибудь в лесу вы им не доверите? Мы готовимся переселиться на планетарные колонии, не обустроенные, не обжитые, поэтому на первое время нам потребуется не Спиноза или Макиавелли, но Дерсу Узала. Вы прекрасно себя проявили за время пути сюда, оставайтесь и впредь столь же участливым, но решительным.
Тимоха насупился.
– Как правило, в овечьем стаде лидер – козёл, – хмуро отметил он.
– Вы прекрасно поняли, что я хотел сказать.
– Да понял, понял. Не дурак... – Он вдруг подозрительно покосился на мудрого старца. – Только, по-моему, дурите вы меня!
– Может и так, – неожиданно рассмеялся академик. – Но обратного пути у вас всё равно нет. Хотите или нет – теперь вам придётся соответствовать данной характеристике. Ведь именно таким как вы предстоит выстроить Новый Космопорт. Только уже там, – он неопределённо ткнул пальцем в небо.
Тимоха встал, с хрустом потянулся.
– Пожалуй, прогуляюсь.
В смятённых чувствах он прошёлся по лагерю. Звёзды весело подмигивали ему, словно радовались скорому соседству. И как будто говорили: «Скоро ты станешь ещё на шаг ближе к нам!»
Иссиня-чёрный купол азиатского неба накрыл пустыню гигантской чашей. Внизу, словно отражение Млечного Пути в тёмной воде, двигались нескончаемым потоком фары автобусов, легковых машин, грузовиков и трейлеров. Огненная река прибывающих машин текла с востока и севера, неся с собой надежду, и уходила на юг и запад, поглощая и размывая в своём потоке горечь обид и разочарований. Тех, кто не прошёл отбор, отправляли обратно, но уже другой дорогой, чтобы обида не встречалась с надеждой, не отравляла злыми словами. Вдоль дороги разочарований стояли войска: так, на всякий случай…
Когда он вернулся к своей стоянке, с удивлением отметил, что народу у костра прибавилось. Все свои, конечно, но вот кого он больше всего не ожидал увидеть, так это учителя с женой. Рядом сидела Леночка, зябко кутаясь в шалюшку и обняв руками худые коленки, несчастная как мышь в половодье. Растрёпанные волосы выбились из-под кепки, глазки припухли от постоянного недосыпания и слёз. Он знал, что она почти каждую ночь плакала украдкой, словно стесняясь его – такого несгибаемого. Но днём виду не подавала, держалась стойко – у сильного мужчины и жена должна быть ему под стать. А у него при виде её слабых потуг сердце разрывалось от жалости. И слёзы наворачивались на глаза от бессилия и невозможности взять на себя хотя бы часть её страданий. Он сделал всё, что только могло от него зависеть, и теперь это всё в руках Главного Диспетчера. Аминь.
При виде его учитель оживился, засуетился, уступая место поближе к жене и костру.
– Тимофей Максимович, – жалко пролепетал он, – а мы специально вас дожидаемся. Мы даже Леночку разбудили. Нечаянно, конечно!
«Мириться пришёл», – хмуро подумал Тимоха. Сейчас будет канючить замолвить и за него словечко перед Координаторами. Смотреть противно.
– Ну, а я, пожалуй, пойду сосну, – неожиданно сказал академик и ретировался с излишней поспешностью.
Тимоха присел рядом с Ленчиком на чей-то заботливо подставленный рюкзак. Поправил на ней шаль, демонстративно медленно вытащил сигареты, прикурил от кривой головни. Также неспешно выпустил дым.
– Я уже здесь, –
– Понимаете… гм… видите ли… – сбивчиво попытался начать учитель. Тимоха понимающе усмехнулся про себя.
Учитель понял это по-своему, покраснел, но зажмурился и закусил палец.
– Понимаете… я и Рита… я и моя жена… – он никак не мог начать. Слова душили его, не желая вырваться наружу, и он судорожно сглатывал их, дёргая худым кадыком. Несколько раз потёр ладонями сизые виски. Жена осторожно положила свою узкую ладошку ему руку, что-то зашептала на ухо. Смотреть на неё было жалко – исчезла надменная графиня, что садилась в автобус в самом начале пути. Теперь это была лишь тень той эффектной женщины: пыльные волосы спрятаны под шёлковым платком, щёки потеряли цвет и ввалились, белки глаз практически не видны из-за полопавшихся жилок, а веки и тонкий аристократический нос распухли от долгого плача.
Ленчик не выдержала, участливо потрепала учителя по другой руке:
– Успокойтесь, Игорь Михайлович. Всё будет хорошо, вот увидите. Рита, поверьте: Тимка самый замечательный, он всё умеет, и он обязательно вам поможет. Всё будет…
Губы у Риты задрожали, они прикрыла веки, но предательская слеза уже пробежала по щеке и повисла на подбородке.
– Да, – решительно встряхнул учитель своими седыми волосами. – Всё должно быть хорошо!
«Странно, – подумал Тимоха. – Он вроде бы не был седым!»
Игорь Михайлович распрямился, развернул плечи, даже как будто стал выше ростом, пригладил свободной рукой волосы. Глаза лихорадочно блестели, как у безумного, или нет – скорее, как у человека, принявшего, быть может, Самое Важное Решение в жизни. Так смотрел на мир легендарный Дедал, собираясь сделать первый шаг в пропасть.
– Тимофей Максимович… – торжественно начал он. Голос предательски сел, он торопливо откашлялся: – Тимофей Максимович. Мы все читали правила эвакуации, отпечатанные на обратной стороне анкеты каждого претендента… – он замолчал, дождался, пока Тимоха замедленно кивнул, сам дернул головой в ответ. Затем достал свою анкету и зачитал: – Пункт шестнадцатый: «Каждый претендент имеет право только на одну попытку и один голос. Каждый претендент вправе использовать свой голос только один раз и в пользу только одного претендента, как то: в пользу самоё себя либо в пользу другого претендента, по желанию. При этом имярек теряет…» Ну, это уже не важно…
Над костром повисла гнетущая тишина.
– Вы это к чему? – осторожно поинтересовался Тимоха.
Учитель снова откашлялся и продолжил, словно не слыша вопроса:
– Пункт тридцать второй: «Каждый претендент мужского пола допускается до участия в отборочном туре только при наличии с ним двух женщин детородного возраста, признающих де факто и де юре это обстоятельство…»
Тимоха поморщился: они с Ленчиком тоже читали эти сволочные правила, нопредпочлисделатьвид,будтоэтогопунктатамвообщенебыло.Понадеялись, что всё решится само собой. По приезду.
Игорь Михайлович свернул свою анкету, словно царский указ, и так же торжественно продолжил блеющим голоском:
– Я отдаю свой голос вам, Тимофей Максимович… Нет-нет, не перебивайте, я точно знаю, что не смогу пройти медицинский контроль – у меня обнаружили… впрочем, это тоже не важно... – на этом месте горло учителя перехватил неожиданный спазм, он зашатался, и почти беззвучно прошептал: – …и мы с Ритой просим вас вписать её в анкету второй женой…
Ленка ахнула и прижала ладони ко рту. Кровь отхлынула от лица, глаза стали дикие.