Армагеддон. Книга 2
Шрифт:
Такое место было первоклассным прикрытием.
Прикрываясь мусорщиками, Дэвид подвёл сёрфер к самой кромке выпускной трубы, диаметром во много раз превосходившей размер его крохотного парусника. Переждав некоторое время, слушая, как внушительно работают гигантские механизмы искусственных мышц, Дэвид выбрал момент и на всей возможной для сёрфера скорости бросился внутрь, в недра станции «Бородино».
В этот миг амазонская хищница растопыривала шипы. Дэвид же, наоборот, убрал их, а точнее, сложил парус и вновь превратил сёрфер в серую торпеду. На небольшой экран перед его глазами выпущенные из шкатулки гремлины передавали отличное стереоизображение внутренностей огромной трубы. Торпеда пролетела мимо нескольких люков, высветившихся
Затем затихшие было перерабатывающие машины и прессы вновь оживились. Дэвид начал беспокоиться. Подходящий по размеру люк в стенке трубы подвернулся ему как раз вовремя.
Дэвид быстро отдал необходимые команды, которые гремлины тут же беспрекословно и точно исполнили. Торпеда сёрфера накрепко приклеилась к стенке трубы в нескольких дюймах от люка. Дэвид напоминал маленького рачка, прицепившегося к чудовищному брюху серого кита. В тот же миг мимо его хрупкого судёнышка пронеслись несколько внушительных (размерами с пассажирский гравилёт) блоков спрессованных, но ещё не замёрзших органических отходов.
Внутри кокона-торпеды зажёгся свет, и одновременно внутреннее покрытие корпуса сёрфера стало на глазах меняться: оно становилось всё более эластичным и приняло форму человеческого тела, превратившись таким образом в индивидуальный скафандр. Экран с сеткой координат вплотную приблизился к лицу Дэвида. Поправив его, подвигав вправо-влево и вверх-вниз, Дэвид наконец получил то, что желал: прозрачный почти со всех сторон шлем, напоминающий антикварный шарообразный аквариум для разведения золотых рыбок. Шлем наглухо состыковался со скафандром, в нагрудном кармане которого оказалась и столь ценная для Дэвида вещь, как гремлин-шкатулка. Итак, Дэвид Келлс был готов продолжить движение к цели.
Открыв кокон, Дэвид выбрался в безвоздушное пространство. В невесомости он двигался как человек, имеющий немалый опыт таких перемещений. Рюкзак с инструментами он закинул за спину даже с какой-то лёгкой небрежностью.
Облегчённый космический костюм был оборудован химическим регенератором воздуха, рассчитанным на работу в течение десяти минут. Ограничив себя таким образом во времени, Дэвид выиграл в размерах, маневренности и скрытности сёрфера-призрака, в котором не пришлось размещать полновесный, достаточно объёмный и тяжёлый скафандр. А кроме того, десять минут – это более чем достаточно, чтобы проникнуть внутрь станции. Сложнее будет уполовинить этот срок, чтобы иметь возможность выбраться обратно.
«Если удастся дожить до того, чтобы понадобилось выбираться», – подумал Дэвид.
Лёгкий смешок, вырвавшийся из груди, означал лишь потерю драгоценного воздуха. Но Дэвид не мог устоять против искушения хохотнуть или хотя бы усмехнуться. Так с ним бывало всегда: вместе с переходом в напряжённое рабочее состояние повышалось и внутреннее напряжение его чувства юмора.
Запорный механизм не представил для Келлса большой сложности. Вскоре облачко воздуха, вырвавшееся наружу и мгновенно осевшее на стене кристалликами снега, возвестило о достижении разгерметизации шлюзовой камеры. Дэвид вскрыл люк, проник внутрь и задраил люк за собой. Он понимал, что в эту минуту на одном из контрольных пультов вспыхнула красная лампочка, сигнализирующая об утечке воздуха, и если он не хочет повстречаться с ремонтной бригадой, ему следует как можно быстрее удирать отсюда.
Всего проникновение через несколько шлюзов и тамбуров заняло у Дэвида значительно меньше четырёх минут. Оказавшись в помещении с полноценной атмосферой, он разгерметизировал скафандр и, преодолев несколько тёмных коридоров и вентиляционных шахт, оказался в одном из складских помещений станции. Это было тёмное помещение со стеллажами-сотами, уходящими под потолок, плотно забитыми разными контейнерами, коробками и ящиками.
С этого момента дело пошло уже не в столь быстром темпе. Даже используя гремлин-шкатулку,
Среди прочего Келлс выяснил местоположение госпиталя.
Затем – данные о госпитальном медбрате Дмитрии Айзенберге.
Получил Дэвид и список других имён и фамилий. Список этот начинался с Билли Иванова, а заканчивался Игорем Долговым.
Ах да, последней включена в список находящихся на борту станции полковник Таня Лоусон.
Неожиданно за спиной Дэвида отъехала в сторону дверная панель.
Обернувшись, Келлс увидел в дверном проёме остолбеневшего русского мичмана из боцманской команды, уставившегося широко раскрытыми глазами на незнакомца, устроившего из информационного терминала месиво перепутанных, беспорядочно оборванных проводов и волоконных кабелей.
Столбняк сменился праведным гневом. Переведя ещё раз взгляд с Дэвида на вскрытый терминал и обратно, мичман побагровел и громогласно прорычал:
– Да какого чёрта?!
С переводом смысла этой фразы на английский трудностей у Дэвида не возникло.
Впрочем, слова эти стали последними, сказанными мичманом при жизни. Мгновение спустя Дэвид молниеносным движением воткнул ему пальцы в горло, сокрушая шейные позвонки и разрывая голосовые связки и артерии. Бьющееся в агонии тело Келлс осторожно опустил на пол.
«Так, ещё один труп, – сообщил сам себе Дэвид. – От этого парня тоже нужно как-то избавиться. Причём поскорее».
Бескровной и благородно-возвышенной командировка быть не обещала. Ведь если говорить по большому счёту, то к работе Дэвид ещё и не приступал, а на его счету уже два трупа.
Дмитрий Айзенберг так никогда и не узнал, насколько близок он был в ту ночь к тому, чтобы стать трупом номер три.
Спасло его чрезмерное пристрастие к выпивке.
Страдая от тоски по возлюбленному Алексу, Дмитрий после дежурства изрядно засиделся в унтер-офицерском клубе. Приятели пытались развеселить, подбодрить его, но всё впустую. Единственным лекарством от жгучей тоски оказался дешёвый синтетический коньяк, и, судя по результату, медбрат Айзенберг перебрал с дозировкой сильнодействующего снадобья.
И вот теперь, пробираясь по коридору общежития, он чувствовал себя так паршиво, что едва держался на ногах. Распахнув дверь каюты, Дмитрий остановился на пороге, покачиваясь и держась за косяк.
Не успел он сделать и шага в темноту каюты, как его желудок, полный спиртного, метнулся к горлу, намереваясь покинуть организм столь мало заботящегося о себе человека. Собрав последние силы, мичман Айзенберг отчаянным броском пересёк каюту и рухнул на колени в туалете, обняв унитаз. На собственной шкуре уяснив, что собой представляет философская категория «излишнего потребления», он провёл в маленьком помещении санузла несколько долгих и мучительных минут. Издавая омерзительные звуки, он многократно освободил желудок от «излишне потреблённого» напитка.