Армейские байки (сборник)
Шрифт:
И дети степей, песков, тундр, дубрав и холмов стали потихоньку стихать и стояли, разинув рты и не понимали, что это такое происходит.
Когда в зале стало совершенно уже тихо, Серега вдруг оборвал песню, снял гитару с шеи, зашвырнул ее в угол, засунул руки в карманы и, не торопясь, ушел в подсобку. Он победил.
Дембель
В последний мой день в армии я проснулся с утра с кошмарного бодуна: в прошлый вечер меня провожали, а технический спирт – он и есть технический
Надел тапочки и обошел в последний раз часть: свинарник со свинарем Свиридовым из Рязани (он как обычно жрал какое-то говно из грязной сковородки), вещевой склад с тишайшим и сутулым Витей (самым богатым человеком в нашей части), свою собственную художку – там уже сидели неприветливые армяне. Зашел на почту к лепшему корешу (не в нынешнем смысле, а просто так) Андрюхе. «Ну что, хуйло, – сказал я Андрюхе. – Дедушка поехал домой, а ты тут дальше соси». «Пиздуй-пиздуй», – ответил Андрюха, выпятив челюсть. Мы изо всех сил ударили друг друга в левое плечо, и я пошел в штаб.
Там капитан Суворов вручил мне военный билет со всеми необходимыми штампами, проездные документы и значок «Ударник коммунистического труда». Капитан Суворов был очень отеческий, как будто это не он пинал меня ногами год назад вместе с комбатом и замполитом, когда у ингуша Евлоева нашли в тумбочке дембельский альбом с моими дружескими шаржами на весь командный состав.
«Ты уж там всех баб сразу не еби», – посоветовал мне капитан Суворов. «Так точно!» – ответил я браво.
Потом ничего не помню. Помню, только как проснулся на второй полке: мне мучительно хотелось блевать. В Ярославле купили пива.
В Москве запомнилось безнадежное лицо сержанта Ефремова: «Пацаны! Я военный билет потерял!» Но закрутило его людской толпой на станции комсомольская, завертело и унесло куда-то, и никто так и не успел ему помочь.
На конечной станции серой ветки (тогда это была станция южная) меня потряс за плечо дежурный: «Молодой человек – приехали».
Я вышел из метро, повернул направо – мимо гастронома «Ташкент» или, может быть, «Узбекистан», потом налево – на улицу днепропетровская, на которой живет мой отец.
Зашел в подъезд. В те времена не было не то чтобы домофонов – даже и слова такого не было. Поднялся на второй этаж, сел на пол возле батареи (идти к отцу в таком виде было стыдно), прижался к ней щекой и вдруг бурно разрыдался.
Плакать в армии было равносильно смерти. А тут я понял, что все: оно кончилось. Теперь можно.
Потом заснул.
Игорь Раковский
Сафаров
…Сафаров был маленького роста. С русским языком у него были проблемы. Про таких говорили: «С гор за солью спустился, а тут военные…» Он скучал по дому, вспоминал свою чабанскую семью, любимого пса, вольный горный ветер…
С трудом выучил «Обязанности часового». Очень ему понравилось, как один подполковник
…Подполковник Чекасин, невысокий, крепкого телосложения мужчина, лелеял мечту стать генералом. Ему очень хотелось приехать в свою деревню в папахе и брюках с лампасами. Зайти в школу, где учился, посмотреть на свою первую любовь, что нынче была замужем за пьяницей-трактористом. Подполковник был любителем внезапных проверок, разносов, закладов всех и вся. Цель оправдывала средства.
Зима выдалась суровая. Сильные ветры, температура падала до минус тридцати.
Склад ГСМ охранялся часовым с вышки: так лучше были видны все подходы.
Мела поземка, сильный ветер унес табличку с надписью «Граница поста». Начкар искать ее не стал. Дело житейское.
Чекасин вышел на ночной промысел. Оделся в гражданское, для прикола (все его знали и боялись). Проверил дневальных, печати на оружейных комнатах, разогнал сержантов из сушилки. Сделал замечание дежурному по части, сказав, что лицо у него как у барбоса – мятое какое-то, а должно быть как с плаката «Не забудь защитить Родину!».
И двинулся проверять караул. Для начала решив посмотреть, как там «чурка»-первогодок охраняет ГСМ.
На вопль часового Сафарова «Стой! Кто идет?» Чекасин не ответил, а сделал пару-тройку шагов вперед.
И рядовой Сафаров понял. Вот оно, счастье! Враг! Настоящий! Будет отпуск!
И радостно заорал:
– Стой! Моя стрелять будет!
Чекасин дернулся назад. Сафаров передернул затвор.
Подполковник замер, уловив чутким ухом клацанье затвора.
– Это я! Подполковник Чекасин!
– Твоя стоять! Я – отпуск!
– Кнопку нажми, придурок! Твою… мать!..
– Кус!.. Мама не тронь!..
Разводящий со сменой пришли через полчаса. Кнопка вызова дежурной смены не работала.
На следующие утро, глядя на толстые, красные и блестящие уши Чекасина, капитан Ведякин выдохнул:
– Вылитый Чебурашка!
Отпуск Сафарову не дали.
Дослуживал он в хозвзводе, где он упорно не подходил к свиньям, называя их чебурашками.
Зубы
Ведякин ворвался в общагу, как раненная в задницу рысь. Его усы («плацдарм для мандовошек», по замечанию начштаба подполковника Чекасина) топорщились как стрелки будильника.
– Вы тут пиво пьете, как лошади, и ссыте, как кони, а у нас в полку практикантка-медичка! Стоматолог, между прочим!! Будущий. На практику прислали! Глаза во!!! Фигуристая. Завтра зубы будет осматривать у личного состава. На предмет лечения или удаления, – и капитан Ведякин нервно закурил. – А у меня не болят.