Армия Судьбы
Шрифт:
Может быть, так и надо, чтоб нелюдь долго-долго сидел под деревьями в редкой тени мелколистной кроны, глядя в пространство холодными глазами? А кажется, будто он ни на миг не упускает тебя из виду. Горячее марево на горизонте колебалось и дышало в такт с ними со всеми – с невольными пленниками пропитанных пылью руин храма-усадьбы. Где-то там должна была пролегать дорога, по которой в Даржу шли караваны из Ан-Риджи и Хисара, много караванов и много людей. Кто-то ведь должен был свернуть к такому уютному маленькому оазису? Но нет, никто не проезжал мимо, никто не сворачивал.
Карсти обратила
А эльф… он, казалось, читал все мысли, даже самые маленькие мыслишки, которые перепуганными мышатами бегали в ее голове. «Иди, иди, девочка, все равно идти некуда», – усмехались недобро его глаза. Порой байстрючке Богоравного начинало чудиться, что все они: она, эльф и орки – застряли, как плодовые мушки, в огромной невидимой паутине. Вот-вот паук придет…
Вынужденное безделье и тупая боль в ребрах раздражали Альса больше даже, чем девчонка. На ее болезненное любопытство, и вечно удивленный взгляд, и растерянное выражение на личике еще можно было не обращать внимания. Хотя стоило только встретиться с ней глазами, как она начинала суетливо поправлять одежду, елозя туда-сюда ладонями по шелестящему шелку. Чем-то неуловимым Карсти напоминала Альсу насекомое – саранчу. Она ходила вокруг развалин не нужной никому бродяжкой. То отходя подальше, делая вид, что собирается сбежать, то неожиданно возникая где-то рядом.
Сначала Ириен пытался не выпускать ее из виду, а потом понял, что никуда девчонка не денется. Орки совсем не случайно оставались равнодушны к блужданиям Карсти. Милмад, по малолетству, не слишком досадовал на свою неволю. Наоборот, его здесь никто не заставлял наизусть заучивать целые главы из старинных книг, никто не будил ни свет ни заря, и даже мыться было совсем не обязательно.
У Шинтан свободное время появлялось только тогда, когда Милмад засыпал. А случалось это, едва солнечный диск скрывался за горизонтом. Умаявшись за весь день от беготни и игр, мальчишка мгновенно валился в сон. Тогда полуорка могла уделить немного внимания Альсу. Он умел разговаривать руками, и Шинтан блаженствовала от такой безраздельной возможности общаться.
Ее ладошки уютно ложились в ладони Ириена, теплые, сухие и жесткие. Правая поверх его левой, и наоборот, чтобы тут же «читать» ответ. Иногда не хватало одних ладоней или предплечий, тогда Шинтан отбивала дробь у эльфа на плечах и даже на щеках. Они смеялись. А Карсти в своем уголке обиженно сопела, меча на своих тюремщиков полные праведного гнева взоры.
«Где мы, Шинтан?»
«В брошенном доме».
Тонкие
«Чей это был дом?»
«Не знаю».
«Врешь».
Пальцами можно даже улыбаться.
«Вру», – легко соглашалась Шинтан.
«А почему врешь?»
«Мне так хочется. Ложись спать. Завтра должен вернуться Сийтэ-эш».
И ее ладошки выскальзывают прочь. Нет рук – нет слов. И тут ничего не поделаешь. Но загадка оставалась, и она не давала Ириену покоя. Он слушался и ложился спать. И ему снились стены, украшенные замысловатой вязью письмен, которые были страницами никем не написанной книги. Книга эта была спрятана внутри самих стен. Паутина оплетала стены, и, проникая под переплет, нити становились рунами. Там было написано…
– Да вы тут совсем обжились, – громогласно заявил Сийгин, нимало не заботясь о том, что кто-то еще спит. – Как твои ребра, Альс?
– Отлично, – пробурчал эльф, с трудом продирая глаза.
Орк уже спугнул его сон – вещь весьма и весьма хрупкую, особенно в последнее время.
– Что-то непохоже, – усомнился Сийгин, видя, с каким трудом отрывает эльф от земли свой тощий зад. – Может, ты все-таки полежишь?
– Отвали от меня. Мне все едино: что лежи, что ходи, что сиди. В этих распроклятых развалинах никогда ничего не заживет как следует.
– О чем ты?
– Об этом месте. Как ты оказался здесь? Сам нашел?
– Э-э-э… Шинтан встретила на дороге. А что?
– Понятно, – фыркнул Альс. – То-то и оно, что Шинтан.
– Я тебя не понимаю, – пожал плечами озадаченный орк. – Хорошее место. Просто отличное! Раз до сих пор никто не нашел. Хоть Богоравный поднял на ноги всех – кого можно и кого нельзя.
Эльф еще более подозрительно покосился на невинно улыбающуюся из дальнего угла Шинтан и поджал губы.
– Что говорит Унанки? Скоро мы уже отсюда выберемся? – проворчал он.
– Разве он кому докладывает? Однако вторую половину задатка она передала, как и обещала. Даже, по-моему, больше, чем договаривались. – Орк молча и многозначительно показал глазами на сонных детей. – Я приехал отдать женщинам часть денег. Думал, ты уже на ногах.
– А я и уже, – начал было бодрячком эльф, но не договорил, скорчившись в приступе свистящего кашля. Со стороны казалось, будто в эльфе проделали дырку, через которую с визгом проходит воздух.
– Ага! Я вижу, – хмыкнул Сийгин. – Даже и не думай. Если Пард увидит, что я привез тебя в таком виде, то мигом вспомнит старые оньгъенские обычаи и переломает мне все кости. А Тор еще и добавит для пущей важности.
– С каких это дел я стал таким всеобщим любимцем? – искренне удивился Ириен.
– Ты парень обаятельный, – скорчил хитрую рожу орк. – Да и Унанки в тебе души не чает.
– Можно подумать… – смутился Альс.
Грист успела заварить каких-то пахучих листьев, заменявших здесь хаш и хассар, и подала его мужчинам в глубоких ручных чашах без ручек, чтоб могли заодно и руки погреть. Несмотря на то что днем было жарко, утром в степи всегда прохладно, и зимой, и летом. Шинтан молча улыбалась, склонившись над жаровней, словно почуяла, что раз; говор о ней.