Армянское древо
Шрифт:
Я явился в посольство в то же самое утро. Там меня принял Поль Камбон, который, как ни странно, придерживался совсем противоположного мнения, чем министр. Он считал, что Абдул-Гамид был опасным человеком, который может столкнуть нас с Германией. Не говоря уже о прямых интересах Франции, Камбон вообще был недоволен турками. Он рассказал, что случилось с армянами, и я услышал некоторые вещи, которые мне показались преувеличением.
Я ответил ему с той же искренностью, с какой он разговаривал со мной, что не могу согласиться с тем, чтобы идеализм некоторых наносил ущерб крупным французским интересам.
Несмотря
Мы расстались холодно. У Камбона была слава идеалиста и пристрастного человека. Правда, я сам был, возможно, излишне резок. Я пожалел об этом, потому что считал, что Камбон был весьма достойным человеком.
Большой визирь принял меня в Долмабахче. Там жил султан, но в этом дворце проводили также встречи и с официальными лицами. А я в тот момент представлял около трех миллиардов франков, в том числе долг, капвложения и прочее. Эту сумму трудно себе представить, потому что, если положить рядом купюры по сто франков, то они дойдут до Ке д’Орсе и вернутся в Турцию.
Большой визирь был исключительным человеком со всех точек зрения. Он намного лучше, чем я, был осведомлен о последних новостях в Париже, и к тому же его способности очаровывать собеседника были безмерны. Он подарил мне прекрасный точеный кувшин из малахита изумительного качества. Когда я разъяснил ему, что не могу принимать подарки, он сказал, что такой кувшин украсит любой кабинет Банка Франции. „Тогда какой-нибудь важный человек иногда и вспомнит о нашей далекой стране“. Мне ничего не оставалось, как принять подарок, чтобы не обидеть его. Кстати, этот кувшин так и затерялся где-то в подвалах Лувра.
Я поинтересовался проектом строительства железной дороги в Багдад, о которой столько говорили. В нем напрямую были заинтересованы немцы, и в частности сам кайзер.
Нам не о чем беспокоиться, ответил он. Турция знает, что Франция ее лучший и давний союзник. Между учреждениями обеих стран не должно быть и тени недоверия. Банк Франции находится в привилегированном положении, и никто не вправе поставить это под сомнение. Не согласились бы мы участвовать в таком строительстве?
Этот человек умел держать себя в руках. Но я, правда, заметил, как дрогнули у него руки, когда я сказал, что мы никоим образом не собираемся вмешиваться во внутренние дела Турции, но ему следовало бы знать, что комментарии прессы по армянскому вопросу оказывают негативное влияние на образ Турции в глазах Европы.
Он на мгновение задумался. Потом улыбнулся самой приторной улыбкой. Не было „армянского вопроса“. Были только отдельные вопросы с несколькими международными террористами, которые хотели опорочить образ Турции. Об этом просто не стоит и говорить, закончил он.
Прежде чем уйти, я попросил его об одной любезности. Речь шла о деле сугубо личного свойства. Он живо заинтересовался и вплотную приблизился ко мне. Я объяснил ему, что хотел бы посетить некоторые археологические достопримечательности на берегу Турции. Я бы с большим удовольствием погулял бы по Эфесу и Кусадаси. Большой визирь широко заулыбался. Я очень правильно
„Нет, — ответил я, — только какой-нибудь пропуск, чтобы я смог бродить там по своему усмотрению. Только пропуск. Не хочу отказывать себе в удовольствии путешествовать как мне заблагорассудится“.
Большой визирь согласился, добавив, что он прекрасно меня понимает. Он поступил бы точно так же, если бы имел возможность. Я очень правильно выбрал эти места, весь этот район турецкого побережья остался точно таким, как его оставили после себя „мелы“.
Он подмигнул мне. Позже я узнал, что речь шла о банкирах, сформировавшихся по вавилонским традициям.
Мы распрощались самым сердечным образом. Моя миссия начиналась удачно. Турция была надежным долговременным партнером. Наши вложения не вызывали сомнений.
Я вернулся к себе в гостиницу „Пера Палас“. Для меня зарезервировали президентский сьют. Директор гостиницы лично поднялся ко мне в номер, чтобы поприветствовать меня и убедиться, что все в порядке. Вы будете ужинать в номере? Желаете что-нибудь особенное? Как раз недавно приехали новые балерины… Движением головы я отказался. Мне не нужно было ничего.
„Жаль“, — пробормотал он. — Среди них есть одна армянка — это нечто исключительное». Я сделал вид, что не слышал его. Закрывая за ним дверь, я окликнул его. «Ладно. Может быть, молодую армянку. Она правда красивая?» Я подумал, что появился неплохой шанс познакомиться с армянкой без посредников.
Директор с улыбкой согласился. Потом закрыл дверь, пожелав мне доброй ночи.
Я поужинал в номере в одиночестве. Я подумал, что, наверное, ошибся. Что могла мне рассказать эта балерина? Наверняка она неграмотная женщина, lie имеющая представлений о жизни. Я уже был готов позвонить в колокольчик, чтобы позвать директора и сказать, что мне уже никто не нужен и что я очень устал. Я поднялся как раз в тот момент, когда кто-то постучал в дверь костяшками пальцев. Жребий был брошен.
Я медленно открыл. Прекрасная молодая женщина лет двадцати или двадцати двух вопросительно смотрела на меня. Она, улыбаясь, сказала по-турецки, что она балерина и что зовут ее Зварт.
Я пустил ее в номер, раскаиваясь в своей затее. Все это можно было расценить очень двусмысленно.
Зварт остановилась посреди комнаты, огляделась с таким изяществом, которое сразу же выдало в ней балерину, и присвистнула от восхищения.
Я пригласил ее присесть. Ей показался странным тон, с которым я к ней обращался. В тот же момент я понял, что она отнюдь не была так счастлива, как ей хотелось казаться.
Я сел напротив нее, и мы оба молча смотрели друг на друга.
«Зварт, а как твоя фамилия? Извини, я сначала представлюсь тебе сам. Меня зовут Жак Уорч Руази. Я служащий Банка Франции. Я приехал сюда, чтобы подготовить доклад. Ты знаешь, что это? Понимаешь?»
Зварт утвердительно кивнула и к моему удивлению ответила на прекрасном французском языке:
«Меня зовут Зварт Касабян, — голос у нее был теплый, а произношение безупречное. — Я не профессиональная балерина. На самом деле я преподаватель танцев. Мне двадцать четыре года, я родилась в Малатье. Как вы поняли по моей фамилии, я армянка».