Аромат гибискуса
Шрифт:
— Ева! Ну ты хоть как-то реагируй! Хорошо, вспомнил, а то бы менингит подхватила.
Страшный диагноз скользнул мимо сознания. Я закрыла глаза. В полумраке собственных мыслей, текущих неторопливо, как широкая река, было уютно. И очень не хотелось выползать из этого мирка, да Артем настаивал. Я послушно стояла возле такси, пока водитель доставал из багажника чемоданы. Мой, большой, ярко- красный, на колесиках, с остатками этикеток. И сумку, которую можно было носить на плече или просто в руках — Артем путешествовал налегке.
— Пойдем!
Куда? Я растерянно оглядывалась,
— О! Мы вовремя! — отметил Артем и потащил в общий поток.
— Пожалуйста, уберите волосы!
Я не сразу поняла, что эта девушка обращается ко мне. Мыслями я была в уютном коконе и выползать оттуда не желала. Разве что на минутку, чтобы отстали. Вот как теперь…
Артем быстро извинился и сам убрал мои волосы на затылке. Девушка за стойкой всмотрелась в лицо, кинула взгляд на фото в паспорте и протянула его мне вместе с билетом:
— Проходите.
В её глазах мелькнуло что-то странное. Совсем недавно я заметила такое у… у кого? Неважно. Главное, меня оставили в покое. Разрешили сесть на стул и отключиться от реальности.
— Вот, — в губы ткнулось что-то тонкое и острое.
Рот тут же наполнился вкусом фруктов. Манго, яблоко и, кажется, ананас… Хотя, какая разница? Машинально глотала сок, даже не касаясь коробочки. Её заботливо держал Артем, присев передо мной на корточки. И смотрел так… нет, не жалостливо. Жалость я не прощала никому и никогда, он бы не посмел. А даже если бы и решился… какая разница? Жизнь ушла вместе с Виктором, и что мне до того, что думают другие?
Что-то вещал голос, заставляющий людей двигаться в определенном направлении. Мы тоже пошли. Артем крепко держал под руку, не вырваться. Как собачку на веревочке. Я даже удивилась, что ассоциации еще рождаются в воспаленном мозгу. И снова отключилась. Чтобы очнуться, пристегнутой в удобном кресле самолета.
30
Рядом застыла стюардесса. Она улыбалась и явно чего-то ждала.
— Ева, пить хочешь? — раздался голос Артема.
Вместо ответа я закрыла глаза. Зачем они спрашивают? Разве не видят, что я не хочу общаться? Шорох колес отъезжающей тележки затих где-то вдали. А меня укутало тепло.
Руки ощутили мягкую ткань. Я завернулась в неё поплотнее, с головой, оставив лишь маленькую щель, чтобы не задохнуться. Как все-таки хорошо, что в самолетах есть пледы! И что Артем догадался меня укрыть!
Правда, он же и отобрал одеяло. Когда разносили еду. Просто сдернул, выхватил из рук и заставил поднять спинку кресла.
— Ешь!
Курица с картофельным пюре. Когда-то я его любила. Но сейчас не было ни аппетита, ни желания что-то делать. Даже глотать.
— Ешь! — ложка грубо, почти больно, ткнулась в губы. Пришлось подчиниться. Артем злился, но мне впервые в жизни было наплевать на настроение того, кого я называла другом. Какое мне дело до их переживаний, когда мой мир рухнул?
К счастью, как только тарелка опустела, от меня снова отстали. До захода
Пришлось отдать одеяло и съежиться в кресле, преодолевая тошноту. В уши словно воды налили, звуки доносились, как сквозь вату. Но это было хорошо — можно о них не думать.
Перед тем, как выйти из самолета, Артем натянул на меня куртку и подхватил под руку.
Аэродром встретил огнями, разбивающими темноту, пронизывающем ветром и дождем. Артем тут же раскрыл зонт, а я покорно пошла, куда повели. Села в автобус, подчинилась, когда Артем потянул за собой. Взгляд уперся в сверкающий мраморный пол. Гладкий, как зеркало. И, кроме меня, в нем отражалось что-то желтое. Какие-то штрихи, вздымающиеся справа и слева.
Казалось, мы находимся в огромном шатре, который поддерживают гигантские металлические опоры. Потолок напоминал тканевой полог, который который не исчез даже, когда мы вышли на улицу. Он образовывал подобие навеса. Гигантского, но в то же время легкого.
— Нравится? — глаза Артема сияли. — Как бедуинский шатер, верно?
Шатер, так шатер, — я тут же потеряла к окружающему интерес. Но вскинулась когда осознала смысл сказанных Артемом слов:
— Это Барахас, главный аэропорт Мадрида.
— Мы в Испании?
Мысли заметались, как запертые в клетку синицы.
Где-то здесь, в Мадриде, живет Виктор. Значит, она может с ним увидеться! Выяснить, чем обидела, что сделала не так… Нет! Даже выяснять не будет. Ей… достаточно увидеть. Просто — увидеть. Это смуглое лицо, эти четко очерченные губы, созданные для поцелуев. Заглянуть в глаза. Раствориться в его пламени. Сгореть. Как слишком близко подлетевшая к огню бабочка.
— Ева! — тихий, даже как будто испуганный шепот привел в чувство. — Ева, ты в порядке?
— В полном! — было забавно видеть, как меняется выражение лица Артема. Сначала испуганное, потом — растерянное. И — обреченное. Почему? Я не стала задаваться этим вопросом. Только поинтересовалась:
— Куда дальше?
Семейный отель на окраине, почти в пригороде. Вокруг трехэтажного коттеджа даже сад имелся! Но меня он мало интересовал. Первое, что сделала я, оставшись одна в комнате — бросилась к шкафу.
Дверцу ему заменяло огромное зеркало. И отражало оно нечто… странное. Теперь я поняла, почему и девушка в аэропорту, и таможенник в зеленой зоне, через которую мы прошли легко и непринужденно, так долго меня рассматривали.
Потому что та, что отражалась в гладком стекле, ничем не напоминало Еву Небо, которой едва исполнилось двадцать пять лет.
Из Зазеркалья смотрели бездонные глаза в обрамлении синяков. Чуть-чуть потолще щеки, и «здравствуйте, меня зовут панда». Но щек тоже не было. Кожа обтягивала скулы и, казалось, еще чуть-чуть, и сквозь неё проступят очертания зубов, как у мумии. Сходства добавляли безжизненные волосы цвета пакли.
Раздеваться, чтобы осмотреть себя целиком, не решилась. Хватило уже увиденного. Не отводя глаз от отражения, отступила на шаг, другой, пока не уперлась в кровать и с размаху уселась на пружинящий матрац. В голове осталась одна-единственная мысль: нельзя, чтобы Виктор увидел меня в таком виде.