Аромат магии. Ветер в камне. Дилогия
Шрифт:
Таков был Стирмир, беззащитный, но по-прежнему богатый магией, воспользоваться которой никому до сих пор не хватало ума — или смелости.
В то весеннее утро маги Валариана наблюдали за стирмирской идиллией. Лишь восемь из дюжины кресел были заняты — еще один серьезный просчет, хмуро отметил про себя Йост. В последние годы приток учеников практически иссяк — мир за стенами Цитадели жил другими устремлениями. Теперь до Валариана добирались лишь те, кого дар лишал покоя; прочие не желали провести жизнь в полном бездействии.
Многие уходили, недоучившись. Последний и младший из полноправных магов как раз торопился занять свое место. Мантия, заляпанная пятнами краски, мешком свисала с его плеч. У входа он замер, чтобы поправить складки на гардине. Талант Гарвиса требовал инструментов, его большие, с длинными пальцами, руки всегда тосковали по кисти. Только он умел создать мысленный образ и перенести на ту поверхность, на которую пожелает. И все же, как припоминал Гиффорд, целых двадцать пять лет минуло с той поры, как художник принес клятву и вступил в число посвященных.
После Гарвиса в ученики поступали, конечно, и другие — многие. Некоторые увлекались целительством и, едва доучившись, уходили восстанавливать очередной полуразрушенный храм. На весь мир лишь три правящих двора сохранили службы придворных магов, с провидцами, сновидцами и слышащими, хотя сейчас от них было мало толку.
Услышав свое имя, Гиффорд вздрогнул и очнулся от забытья. Он надеялся, что эти несколько мгновений сосредоточенности дали ему сил противостоять Тьме, чьи отголоски по-прежнему хранило злополучное подземелье, теперь вновь надежно запертое охранными печатями.
Йост не сводил с архивариуса глаз: пришла пора сообщить совету о случившемся. Зная за собой любовь к витиеватым фразам, Гиффорд попытался изложить все как можно более коротко и безыскусно.
Откуда-то справа донесся резкий вдох. Никто из магов не шелохнулся.
— Итак, Эразм.
Магистр Йост не был старейшим из собравшихся, но провидица Эвори, чьи седые волосы в противоположность буйной гриве верховного мага всегда были уложены в аккуратный пучок, редко утруждала себя выступлениями. Тем не менее, если требовалось разузнать что-нибудь о древней истории, обращались всегда к ней. У Гиффорда ушла бы не одна неделя на рытье в архивах.
— По материнской линии он принадлежит к дому Горгариев. Род этот давно пришел в упадок. — На голове старухи давно не осталось ни одного темного волоса, хотя голос ее был все еще тверд. — К нам Эразм попал по рекомендации Кристана как член клана Красного вепря. Красный вепрь всегда и во всем поддерживал силы Света. Впрочем, это тоже, вероятно, давно забылось.
Йост подался вперед.
— Никто не сомневается в заслугах клана Красного вепря. Но откуда среди Горгариев паршивая овца?
Эвори заговорила снова:
— Как часто мы это видим: чем ярче свет горит в человеке или его потомстве, тем чернее они становятся, вступая на ложный путь! Любой род может прийти в упадок, а Горгарии давно не рождали истинных правителей.
— Что, если жажда власти в клане не угасла? — спросил Гиффорд. — Быть может, здесь и следует искать ключ
Архивариус покосился на полотнище, где утром ему явилось видение весенней долины, над которой теперь нависла страшная угроза. Гарвис, мастер воплощать мысли в реальность, уже подошел к занавеси, правда к другой, соседней.
Гарвис смотрел на ткань: цвета возникали, текли и застывали. Маги, привыкшие к редкому дару художника, наблюдали за проступавшим в воздухе пейзажем. Казалось, самая земля, обретая нематериальную воздушность, переносится на полотно, чтобы принести им знание. Вот появилась старая разбитая дорога, которой до сих пор ездило большинство торговцев. Маги отчетливо видели вереницу вьючных пони и темные фигуры погонщиков.
Лошади двигались неуверенно: они явно не видели, куда идут, и, если бы не странные погонщики, разбрелись бы в разные стороны. И что же это за существа?..
Архивариус облизнул внезапно пересохшие губы. Он наконец понял, кто сопровождает караван. Гоббы! Среди бела дня!
Каждая тварь куталась в балахон с прорезями для глаз, защищавший от губительных солнечных лучей. Перед стаей на тощей лошаденке скакал умелый наездник. Он не оглядывался, в полной уверенности, что ни один гобб не свернет с пути. Его длинное горбоносое лицо было искажено почти глумливой усмешкой.
— Ущелье Лапы… — робко, как будто оправдываясь, начал кто-то.
— Мы проспали! — рявкнул магистр так, что Гиффорд подивился, почему его не слышат те, на дороге. — Прошляпили! Годы укротили и иссушили нас! Что перед нами? Торговый караван — с непредвиденным пополнением. Однако, братья, видите ли вы Претуса и тех, кого он взял с собой в путь, среди этих?
Только Эвори отважилась ответить ему:
— Завтра в полдень мы помянем Претуса и его помощников, ибо теперь они ходят по иным тропам. Претус направлялся к двору Гриса — там пребывает один из наших собратьев, Розамат, в чьем таланте не приходится сомневаться.
— Нет, отступник движется в Стирмир. — Голос у Йоста дрожал, хотя он давно научился держать себя в руках. — Горгарии правили там до великой войны. Именно там Эразм захочет пустить корни.
Воплотитель снов отступил вправо, к занавеси, которой утром любовался, укрепляя свой дух.
И снова маги узрели долину, дышащую весной, переполненную силой пробуждающейся жизни. В пронзительно-голубом небе не было ни облачка, только справа на горизонте зазубренным клыком исполинского животного торчала полуразрушенная башня.
— Ветер… — кто-то подал голос, нервно, как будто понимая, что собирается сказать неправду.
— Да, Ветер, — повторил Йост, сверкнув глазами. Краска отлила от его лица. — Он залетает в долину, но лишь изредка. Договор не запретил ему играть в Стирмире, и живущие там до сих пор рождаются с даром, хотя и отказываются его использовать. Среди них, без сомнения, есть сновидцы, и у нас осталось право предупредить невинных. Но что… — Он резко выпрямился, белоснежный ореол волос взметнулся над его головой. — Что еще мы можем поделать? Мы поклялись…