Ароматы
Шрифт:
— Я сделаю из тебя суперзвезду мирового класса, ты будешь одной из самых блестящих женщин в любом светском обществе.
— Зачем? — спросила Марти, охваченная дрожью восторга.
— У тебя такие задатки, что я должен их развить. И еще для Менаркоса.
Жан-Люк Дельбо родился в Касабланке в 1930 году. В пятнадцать лет сбежал из дома и отправился за счастьем. Он выглядел взрослым, был умен и находчив. У Жан-Люка еще в школе обнаружились незаурядные способности к языкам. Со школьным запасом знаний он предложил свои услуги как переводчика с английского
Мартина догадалась, что он плыл на «Нордике» навестить родных в Касабланке, и спросила его об этом.
— Да, впервые за двадцать лет.
— Почему же ты не сразу уехал? Что случилось?
— Когда я увидел тебя, твою энергию и решительность, я понял, что не к чему возвращаться к старому. Ты и я похожи — мы забываем прошлое, и идем вперед.
— Да, — согласилась она.
Они разговаривали на пути в Париж, сидя в креслах самолета с рюмками бренди в руках. Они еще не были близки — он только поцеловал ее, одобряя ее решимость, ловкость, когда она спрыгнула вслед за ним с палубы «Нордики», и пошутил, что похищает ее, как сказочный рыцарь прекрасную принцессу. Союз был скреплен этим легким касанием губ и пожатием рук.
Они сидели в креслах самолета и рассказывали друг другу о себе — впервые Марти имела дело с мужчиной, который не сразу пускал в ход руки, а вел с ней разговор.
Марти рассказала, что ее мать умерла, когда она была грудным ребенком, и она жила с отцом и сестрой в Бруклине, но фактически не общалась с ними.
— У меня была своя жизнь, — сказала она вызывающе.
— Где?
— На улице. Сестра отдала меня в закрытую школу, а потом я училась в колледже. Но это было не для меня, я удрала на море.
— Отец и сестра по-прежнему живут в Бруклине?
— Старик умер. А она занимается бизнесом, деньгу заколачивает.
Что-то в ее тоне, язвительная горечь, с какой Марти говорила о сестре «она», подсказали Жан-Люку, что больше расспрашивать не надо.
— Мы с тобой похожи, — заключил он. — Идем своим путем. Другие нам ни к чему.
— Правда, их можно использовать, — заметила Марти, чувствуя, что нашла человека, которому может говорить все, что думает.
— Их можно использовать, — подтвердил он и подумал: «Кто же из них кого использует».
Жан-Люку было необходимо утвердить свою власть над кем-то. Много лет он был при Менаркосе, добившись всего, о чем мечтал: богатства, женщин, места наверху, но за это ему приходилось угождать и беспрекословно повиноваться. Теперь он хотел тоже подчинить кого-то своей воле. Марти подходила для этого: он завладеет ею и отдаст Менаркосу, и она поможет ему справиться с деспотом. Боже, как он его ненавидел и как он им восхищался!
Они остановились в отеле «Крийон» на площади Согласия, оставили свои чемоданы и отправились в магазины. — Сначала одежда, — сказал Жан-Люк.
Он
— Мы все берем, — кивнул Жан-Люк продавщице.
Три дня Марти ходила с Жан-Люком за покупками, испытывая и удовольствие, и досаду. Они покупали перчатки, шарфы, сумки в галантерейных магазинах, платья и костюмы в модных салонах и, наконец, в завершение — переливчатый, пятнистый, словно леопард, плащ от Диора. — Меха купим осенью, — сказал он, — когда у тебя выработается стиль.
Они возвращались в отель измученные, и Марти в своей спальне тщетно ждала Жан-Люка, мучаясь подозрением, не гомосексуалист ли он.
Наутро четвертого дня он вошел в ее спальню, когда она пила кофе, и заявил: — Сегодня мы начнем уроки французского.
Они встали и девять тридцать, позавтракали сэндвичами и стаканом вина и занимались до часу дня. На ленч отводилось полчаса, и они вновь приступили к занятиям. В пять часов Жан-Люк закрыл учебник и сказал: — Иди к себе, прими ванну и жди меня.
Когда он открыл дверь, она лежала на кровати обнаженная. Он, стоя в дверях, рассматривал ее тело пристально, опускаясь взглядом от груди к лону. — Раздвинь ноги, — сказал он и стал развязывать галстук.
Снимая одежду, он не сводил глаз с ее обнаженной сокровенной плоти. Его горящий взгляд пробуждал в ней острое желание, и она сдвинула ноги.
— Нет! — сказал он. — Я хочу смотреть.
Ей хотелось съежиться в комочек, но она послушно развела ноги, снова обнажив красную полоску.
Раздевшись, он подошел к ней — тонкий, стройный, почти безволосый; член его уже набух, он поднес его к лицу Марти и излил сперму ей в рот.
Когда он лег на нее, она обхватила руками его бедра, застонала и задвигалась под ним. Он разнял ее руки, прижал ее и заставил лежать неподвижно. — Спокойно, — приказал он. — И молчи. Лежи и сосредоточься. Предоставь все мне — я мужчина. Будь женщиной.
Она подчинилась и, когда он вошел в нее, обвила его руками и прошептала: — Это было чудесно. Как никогда в жизни.
Он положил палец на ее губы. — Спокойно, Марти. Не лги. Это потом тебе будет чудесно, когда я научу тебя. А пока не притворяйся.
— Что ты говоришь? — изумленно спросила она. — До сих пор ни один мужчина не называл меня холодной.
— Любой мужчина заметит, если будет внимателен. Ты ведь никогда не испытывала оргазма?
— Нет. Только во время мастурбации.
Его пальцы скользнули вниз и стали нежно массировать ее лоно. Через десять минут она выпрямилась, потом снова откинулась назад и судорожно схватила его руку. — Не надо, перестань! — взмолилась она.