Арсен Люпен – джентльмен-грабитель (сборник)
Шрифт:
– Арсен Люпен… – в замешательстве повторил Вилсон.
Шолмс ударил кулаком по столу.
– Он приводит меня в бешенство, этот негодяй! Он что, издевается надо мной, принимает меня за мальчишку? Публичное признание в поражении! Не я ли вынудил его вернуть голубой бриллиант?
– Он, наверное, боится, – предположил Вилсон.
– Вы говорите глупости! Арсен Люпен ничего не боится, и то, что он провоцирует меня, подтверждает это.
– Но как он узнал о письме, адресованном вам бароном д’Эмблевалем?
– Откуда
– Я думал… я представлял себе…
– Что? Что я волшебник?
– Нет, но я видел, как вы творили чудеса!
– Никто не может творить чудеса… и я – не больше, чем другие. Я размышляю, делаю выводы, умозаключения, но не гадаю. Только дураки гадают.
Вилсон принял вид побитой собаки и попытался, чтобы не казаться идиотом, не строить больше догадок о том, почему Шолмс раздраженно вышагивает по комнате взад-вперед. Наконец тот вызвал слугу и приказал подать чемодан. Вилсон счел себя вправе, поскольку перед ним был конкретный факт, раздумывать, делать выводы и заключения, что мэтр собирается в дорогу.
То же усилие мысли позволило ему, как человеку, не боящемуся допустить ошибку, решительно заявить:
– Шолмс, вы отправляетесь в Париж.
– Возможно.
– И отправляетесь туда, главным образом, чтобы ответить на провокацию Люпена, а не для того, чтобы помочь барону д’Эмблевалю.
– Возможно.
– Херлок, я отправляюсь с вами.
– Ах, дорогой мой друг, – воскликнул Шолмс, перестав ходить по комнате, – вы не боитесь, что вашу левую руку постигнет участь правой?
– А что может со мной случиться? Вы же будете рядом.
– В добрый час, смельчак! Мы покажем этому господину, что он, возможно, напрасно бросил нам столь наглый вызов. Скорее, Вилсон, отправимся первым же поездом.
– Не дожидаясь газет, которые обещал прислать барон?
– Зачем?
– Тогда я отправлю ему телеграмму?
– Не нужно. Иначе Арсен Люпен узнает о моем прибытии. А это ни к чему. На этот раз, Вилсон, рисковать нельзя.
После полудня оба друга высадились в Дувре. Путешествие прошло отлично. В скором поезде Кале – Париж Шолмс позволил себе три часа крепкого сна, тогда как Вилсон охранял дверь купе и, рассеянно глядя перед собой, размышлял.
Шолмс проснулся довольным и отдохнувшим. Перспектива нового поединка с Арсеном Люпеном восхищала его, он потирал руки с видом человека, готовящегося наслаждаться.
– Наконец-то, – воскликнул Вилсон с таким же довольным видом, – мы встряхнемся!
На вокзале Шолмс подхватил портпледы и вышел за Вилсоном, несшим багаж, – каждому своя ноша.
– Чудная погода, Вилсон, солнце! Париж принарядился к нашему приезду.
– Но какая толпа!
– Тем лучше, Вилсон! Меньше риска быть замеченными. Никто не узнает нас среди множества людей.
– Господин Шолмс,
Англичанин остановился, несколько озадаченный. Кто еще мог назвать его по имени?
Рядом с ним стояла молодая женщина, простая одежда которой только подчеркивала изысканную фигуру. Выражение ее красивого лица было тревожным и скорбным.
Она повторила:
– Вы и есть господин Шолмс?
Поскольку он молчал, из-за замешательства и по привычной осторожности, она в третий раз спросила:
– Я имею честь разговаривать именно с господином Шолмсом?
– И чего вы от меня хотите? – сказал он довольно ворчливым тоном, полагая, что это какая-то сомнительная встреча.
Женщина преградила ему дорогу.
– Послушайте, мсье, это очень важно! Я знаю, что вы отправляетесь на улицу Мюрилло.
– Что вы говорите?
– Я знаю, знаю, на улицу Мюрилло, дом восемнадцать. Так вот, не нужно… Нет, вы не должны туда ехать… Уверяю, вы пожалеете об этом! И не думайте, что я в чем-то заинтересована… На то есть причина, я говорю совершенно искренне.
Шолмс попытался отойти в сторону, но она настаивала:
– О, прошу вас, не упрямьтесь! Если бы я знала, как убедить вас… Посмотрите на меня, посмотрите мне в глаза… они не лгут, они говорят правду.
Дама в упор смотрела на него своими красивыми, серьезными и чистыми глазами, в которых, казалось, отражается ее душа. Вилсон покачал головой:
– У мадемуазель очень честное лицо.
– Ну конечно, – взмолилась она, – вы должны мне верить!
– Я верю, мадемуазель, – ответил Вилсон.
– О, как я счастлива! И ваш друг тоже верит, правда? Я чувствую это, я уверена! Какое счастье! Все уладится! О, какая хорошая мысль пришла мне в голову! Послушайте, мсье, через двадцать минут уходит поезд на Кале, так вот, садитесь в него… Быстрее идите за мной, дорога с этой стороны, вы еще успеваете…
Она попыталась увлечь их за собой, но Шолмс схватил ее за руку и тоном, который попытался сделать по возможности мягким, сказал:
– Извините, мадемуазель, что не могу выполнить вашу просьбу, но я никогда не отказываюсь от поставленной передо мной задачи.
– Умоляю вас… Умоляю вас об этом! Ах, если бы вы могли понять…
Но Херлок Шолмс уже шел дальше.
Вилсон сказал:
– Будьте уверены, он доведет дело до конца. Еще не было случая, чтобы мистер Шолмс потерпел неудачу. – И он последовал за Шолмсом.
«ХЕРЛОК ШОЛМС – АРСЕН ЛЮПЕН»
Эти слова, написанные большими черными буквами, просто бросались в глаза. Шолмс и Вилсон приблизились. Перед ними вереницей шли люди-«сэндвичи» с рекламными щитами. Они держали в руках тяжелые, обитые металлом палки, которыми равномерно ударяли по тротуару, а на спине у них висели огромные афиши: