Артиллерия и парусный флот
Шрифт:
Вряд ли кто-то мог противостоять вооруженным парусникам атлантической Европы. Как гордо писал Альбукерк своему королю в 1513 году, «когда распространяется слух о нашем подходе, все туземные суда исчезают, и даже кажется, что птицы перестают летать над водой». Это не было риторической прозой. В течение пятнадцати лет после их первого появления в индийских водах португальцы полностью уничтожили военно-морскую мощь арабов, и их король мог по праву именовать себя «властелином завоеваний, навигации и коммерции Эфиопии, Аравии, Персии и Индии». А тем временем бизнес и технологии в Европе быстро развивались, и раньше, чем неевропейцы сумели оправиться от шока, вызванного первыми контактами с атлантическими кораблями, появились более совершенные, эффективные и, главное, более многочисленные корабли. Вслед за каравеллами и караками пришли галеоны, за португальскими флотами последовали намного более грозные флоты голландцев и англичан. Появление новых захватчиков совпало с началом кровавых войн среди белых. Но если трагедия европейцев заключалась в их разделении, то их противники также не отличались единством и не смогли в полной мере воспользоваться братоубийственными столкновениями между европейцами.
На море у европейцев имелись неоспоримые преимущества. Но на суше они долгое время оставались крайне уязвимыми. Как отмечалось в предыдущих главах, европейцы почти до конца XVII столетия никак не могли изобрести эффективное и мобильное полевое орудие. До этого их сухопутная артиллерия могла быть сдвинута с места лишь с изрядным трудом. Более того, ее скорострельность была такова, что огонь мог быть без особого труда подавлен большими массами людей. Это было серьезнейшим недостатком, особенно
Франциско де Альмейда еще в XVI веке писал, что могущество на море – ключ к решению проблемы. «Пусть станет известно, – писал он королю, – что, если вы сильны на море, индийская торговля принадлежит вам, если же на море вы слабы, все крепости на суше не принесут пользы». Таким же был совет Альбукерка, который писал королю, что, «если португальцы потерпят поражение на море, ваши индийские владения продержатся ровно столько, сколько местные короли согласятся терпеть ваше присутствие, и ни дня больше». [156] Корнелий Нейвенруд, руководивший голландским заводом в Хирадо, выразил аналогичные чувства, когда в 1623 году написал, что у голландцев едва ли хватит сил обосноваться на берегу, если не будет поддержки пушек с моря. С другой стороны, европейцы были не единственными понимавшими, насколько уязвимо и опасно их положение на берегу. Для азиатов это тоже не было тайной. В 1614 году Чжан Минкан представил короне памятную записку, в которой присутствует следующий отрывок: «Некоторые считают, что португальцев следует вытеснить в Ланпай или им нужно позволить вести торговлю с нами только на борту их кораблей, которые будут оставаться в открытом море. По моему мнению, мы не должны прибегать к силе оружия, не взвесив как следует последствия. Поскольку Макао находится внутри границ нашей страны и образует часть района Сян-шань, наши военные силы могут вести наблюдение за чужеземцами, патрулируя прилегающую морскую территорию. Мы будем знать, как направить их к порогу смерти, как только узнаем о вынашиваемых ими враждебных планах. Если же мы вынудим их выйти в открытое море, какими средствами мы сможем наказать чужеземных злоумышленников? Как мы сумеем удержать их в подчинении и защитить себя от них?» [157]
156
Альбукерку приписывают еще одно заявление: «Пока я являюсь губернатором Индии, я не желаю ни сражаться, ни угрожать людям на земле, кроме тех мест, где я должен строить крепости».
157
Спустя несколько веков – в 1841 году – комиссионер Лиин доложил, что, «если корабли варваров выйдут за пределы Бокка–Тигрис, наши легкие суда не смогут преследовать и разрушить их». В указе, датированном 1842 годом, китайский император сделал следующее заявление: во время «вторжения мятежных варваров они зависели от своих крепких кораблей и эффективных орудий, дававших им возможность совершать жестокие преступления на море. Они нанесли ущерб нашим людям, в основном потому, что местные военные джонки слишком малы, чтобы справиться с их кораблями. Поэтому я, император, постоянно приказывал нашим генералам оказывать сопротивление на суше и не вести сражений на море… Когда приходят вражеские корабли, сопротивление невозможно, а когда они уходят, в нашем распоряжении нет средств для организации преследования. По моему мнению, мятежные варвары рассчитывают именно на то, что китайские военные джонки не могут выйти в открытое море и вступить в бой».
Примеры уязвимости европейцев на берегу привести очень легко. В 1620 году Абрахам Ван Уффелен, управлявший голландскими заводами в Короманделе, повел себя чрезвычайно надменно по отношению к местному правителю. Когда же король решил нанести удар, Ван Уффелен не сумел оказать эффективного сопротивления и очень быстро очутился в тюрьме Голконда, где его участь оказалась совсем незавидной. В 1638 году маратхи наверняка потеряли бы Гоа, если бы Великий Могол не явился на помощь португальцам. Когда сёгуны Токугавы решили закрыть Японию для западного влияния и объявили об изгнании европейцев из страны, у тех не было другого выхода. Они подчинились приказу и с максимально возможной скоростью покинули страну.
Парадоксальная ситуация, при которой европейцы были уязвимы на суше, а на своих кораблях представлялись грозными и неуязвимыми, объясняет и основные характеристики европейской экспансии, и забавный парадокс, который заключался в следующем. В то время как Европа смело вела экспансию на заморских территориях и агрессивно навязывала свое господство на побережье Азии, Африки и Америки, на своем восточном рубеже она вяло отступала под давлением турецких войск. Северная Сербия была захвачена турками в 1459 году, Босния-Герцеговина – в 1463-1466 годах. В 1470 году венецианцы потеряли Негрпонт. После 1468 года настала очередь Албании. В 1526 году была разбита армия венгерского короля Людвига в районе Могача. В 1529 году была осаждена Вена. В 1531 году она подверглась разграблению, и Сулейман отступил только из-за угрозы со стороны Персии. В 1566 году европейцы снова отступили в Венгрии. В 1596 году они потерпели сокрушительное поражение при Керестеше. В 1606 году западные дипломаты в Константинополе все еще опасались нападения турок и тревожились о судьбе Вены. В 1683 году турки снова угрожали Вене.
Благодаря непревзойденным качествам военных кораблей европейцам потребовалось всего несколько десятилетий, чтобы установить свое прочное господство над океанами. И поскольку их преимущество заключалось только в военных кораблях, почти три века их господство ограничивалось морем.
Не было сделано ни одной серьезной попытки проникнуть в глубь Азии и расширить территориальные завоевания. Стратегия, некогда принятая великим Альбукерком, [158] являлась основополагающей в течение более чем двух столетий после него. За исключением некоторых горячих голов, [159] европейцы понимали, что любая попытка установить контроль над внутренними территориями Азии не имеет шансов на успех. В Африке (я имею в виду Africa Nigra, то есть часть континента, расположенную южнее Сахары) местное население было малочисленным и с точки зрения технологии более примитивным, чем в Азии, и все равно положение европейцев на суше было опасным. [160] Более того, геофизические условия создали непреодолимый барьер для проникновения белых в глубь континента. Европейцы эпохи Ренессанса научились управлять энергией ветра, узнали порох, но оставались неграмотными в более общих вопросах, касающихся противостояния грозным силам природы. «Кажется, – писал португальский хроникер XVI века, – что за наши грехи или по неисповедимой воле Господа на всех подступах к великой Эфиопии, вдоль которой мы следуем, он поставил разящего ангела с пламенеющим мечом смертельных лихорадок, который не дает нам проникнуть в глубь территории к истокам этой страны, где берут начало реки золота, текущие к морю, которые мы так часто видим». [161] Немногие европейцы, отважившиеся отправиться на собственный страх и риск в глубь материка, быстро становились жертвами малярии, тропической лихорадки и убийственного климата. В 1876 году только десять процентов обширного африканского континента было оккупировано белыми. В Америке все складывалось намного благоприятнее для вторжения европейцев. Геофизические условия по большей части были вполне приемлемыми. Континенты были слабо населены, и туземцы с точки зрения технологии находились на примитивном уровне. Более того, они оказались чрезвычайно восприимчивыми к европейским инфекционным заболеваниям, и страшные эпидемии еще больше ослабили их и без того скудные возможности сопротивления. Ну и, наконец, немаловажным являлось и то, что жестокие меньшинства, такие как, например, ацтеки в Мексике, безжалостно эксплуатировали огромные массы других туземцев, которым ничего не оставалось, как только приветствовать любую помощь и каждого, кто ее оказывал, считать освободителем. Исключительная комбинация благоприятных факторов сделала возможным покорение обширных американских территорий. Однако успех европейцев не следует преувеличивать. Претензии на территориальную независимость не стоит принимать как эквивалент действительного покорения, и до
158
Альбукерк с самого начала понимал невозможность больших территориальных приобретений. Он также видел, что может завоевать господство в Индийском океане, заняв ряд стратегически важных пунктов, которые станут базами военно–морского флота и могут быть защищены с моря вооруженными кораблями. Во время его губернаторства (1509–1515) Гоа, Малакка и Ормуз были заняты соответственно в 1510, 1511 и 1515 годах и стали оплотом португальского владычества в Азии.
159
Дон Франциско Санде, губернатор Филиппин, предложил захватить Китай армией численностью пять тысяч человек. Он написал королю, что китайцы настолько трусливы, что ни один из них даже не ездит верхом. С другой стороны, он считал, что сможет получить поддержку японцев и филиппинцев, которые намного храбрее китайцев. Этот глупейший проект поддержали священнослужители и некоторые военные группировки Манилы, но советники короны в Мадриде оказались более разумными. В 1586 году король написал своему воинственному губернатору, что «в отношении предлагаемого захвата Китая нам представляется, что об этом не стоит и думать. Наоборот, с Китаем, следует поддерживать самые дружественные отношения». Среди голландцев, несомненно, горячей головой был Коэн, который в 1618 году написал директорам голландской компании: «По утверждению португальцев и испанцев, несколько христиан могут справиться с сотнями и тысячами туземцев. Неужели мы слабее, чем они?»
160
Чтобы закрепить свое положение, португальцы завоевывали симпатии местных правителей регулярными подарками, использовали межплеменные распри, а также применяли и другие методы – обращение в христианство, смешанные браки, договоры о дружбе. Только в исключительных случаях они прибегали к силе оружия. В конце XVI века, когда орды дикарей, вытесненные из внутренних областей континента, устремились к Индийскому океану, португальцы понесли серьезные потери и сумели удержаться на побережье только благодаря помощи, полученной от магометан Малинди.
161
В 1486 году португальский король Жуан II заявил, что создал и поддерживает силой Западноафриканскую империю и потому должен именоваться «властителем Эфиопии». Но подобные заявления предназначались лишь для того, чтобы держать на расстоянии других возможных претендентов. Португальское правление, если это можно так назвать, ограничивалось несколькими укрепленными пунктами на побережье и непосредственно прилегающими к ним островами. О Мадагаскаре отец Карре в 1674 году писал Кольберу, что остров – это «кладбище людей и кораблей, посланных сюда из Европы».
Карты лучше, чем любое словесное описание, показывают, что до конца XVIII века европейские владения во всем мире состояли в основном из военно-морских баз и укрепленных пунктов на берегу. Не существует обычая, составляя карты, показывать разными цветами районы преобладания разных народов. А именно таким образом можно было бы дать точное представление о природе и степени европейского господства и роли атлантических европейских народов, как мировых морских держав, в первые столетия новой эры. Через несколько лет после прибытия первых европейских кораблей в Индийский океан для неевропейских судов стало обязательным получение специального разрешения, иначе они рисковали быть расстрелянными пушками европейских кораблей. [162] Океаны безраздельно принадлежали Европе.
162
Это правило было впервые введено португальцами, которые стремились уничтожить монополию мусульман на торговлю специями в Индийском океане. С течением времени такие пропуска стали продаваться и являлись неплохим источником дохода для западных компаний и правительств. Обычай был принят индийскими торговцами и местными правителями без особых возражений не потому, что он всем понравился, а потому, что словесные протесты были бесполезны. Войны между европейцами сделали это правило весьма обременительным для индусов, поскольку, по существу, им следовало получать разрешение у каждой воюющей стороны.
XVIII век ознаменовал начало нового этапа. Как отмечалось в первой главе, в середине XVII века европейские литейщики научились производить эффективную полевую артиллерию. В начале «инновация» в основном применялась дома, где европейцы с достойным лучшего применения энтузиазмом уничтожали друг друга на многочисленных полях брани. Но и при этом военный технологический разрыв между Европой и остальным миром продолжал увеличиваться, а баланс сил все более склонялся в сторону Европы. Как и в случае с военно-морской артиллерией и парусниками, европейцы быстро усовершенствовали свое новое изобретение – раньше, чем остальной мир успел сообразить, что происходит. Теперь разрыв между Европой и остальным миром увеличился еще больше, и он уже не ограничивался господством на море.
Атлантические страны Европы инициировали морскую экспансию. Восточная Европа приступила к экспансии сухопутной. В XVIII веке европейцы справились с турецкой угрозой. Затем инициатива перешла к России, которая предприняла успешное контрнаступление в двух направлениях: в восточном – против орд кочевников, и в южном – против турок. Металлургическое производство, созданное там в XVII веке голландцами и развитое Петром Великим, способствовало прорыву блокады Европы на Востоке. [163] Падение власти кочевников, причем почти без сопротивления, после того как они, обладая неслыханной военной мощью, неоднократно поворачивали колесо истории по своему усмотрению, произошло не из-за какого-либо упадка кочевников, а благодаря эволюции военного искусства за пределы их понимания. Татары в XVII и XVIII веках не утратили ни одного из качеств, которые делали такими грозными армии Аттилы и Баяна, Чингисхана и Тамерлана. Но использование в военных действиях артиллерии и ручного огнестрельного оружия оказалось фатальным для армии, всецело полагавшейся на кавалерию и не имевшей материальных ресурсов для перехода на новое оборудование. Что касается турок, барон де Тотт, бывший непосредственным очевидцем событий в качестве военного эксперта, свидетельствует следующее: «Артиллерия русских убивала турок сотнями, и они ничего не могли сделать, лишь в бессильной злобе обвиняли русских в трусости. Они подавляют нас, кричали турки, превосходством своего огня, который действительно не давал возможности даже приблизиться к их позициям, но пусть они оставят свои батареи и выйдут на честный бой, как мужчины, лицом к лицу, и тогда мы увидим, смогут ли неверные противостоять убийственным клинкам правоверных. Их начальники, получив информацию о том, что гаубицы разят наповал турецкую кавалерию, спросили меня, что это такое, поскольку о таком виде артиллерии в Константинополе не знали. Уничтожение или по крайней мере обращение в бегство турецкой армии в Кагуле уже заставило его высочество поверить, что быстрый огонь русской артиллерии был главной причиной всех трудностей турецких войск».
163
В Туле, где голландцы в XVII веке создали ядро производства, Петр Великий в 1712 году построил большой металлургический завод, который с течением времени стал основным поставщиком оружия для российской армии. В 1816 году на этом производстве работало 3562 человека. В середине XIX века в стране было четыре таких производства, и все они принадлежали короне. На самом большом и старом – в Туле – работало уже более 4 тысяч человек. Но русские производители все равно не могли удовлетворить полностью нужды своей армии в пушках, и России приходилось ввозить их из–за границы.
На заморских территориях новые технологические решения европейцев не ощущались до конца XVIII века. Причина тому проста – очень трудно снабжать с домашних баз большую армию, находящуюся далеко. В 1689 году солдаты Вест-Индской компании потерпели сокрушительное поражение в Индии. В 1700 году директора компании рассматривали идею завоевания новых территорий и создания колоний в этой стране как «неосуществимую из-за дальности расстояния, болезней, которым подвержены люди в жарких странах, а также силы и политики большинства индийских народов». Завоевание страны во второй половине XVIII века стало возможным только из-за состояния анархии, в которое Индия оказалась ввергнутой после смерти Аурангзеба в 1707 году и поражения маратхов от афганцев.