Артист
Шрифт:
— Лукич?
— Свирский. Заявил, что его это не касается. Нас сейчас из комнат вышибут, на обратный билет денег нет, а он здесь сидит, коньяками пьянствует, икру в номер заказал. Дождусь следователя, и всё ему выложу, и про лишние дни съёмок, которые не по смете, и про актрис, которых Свирский соблазнял, и про его вторую жену в Гомеле, и как он с Лукичом деньги лишние делить собирался. Всю подноготную!
— Удачи, — Травин поднялся, решая, сначала в номер подняться, или всё-таки оператора найти, — держи хвост пистолетом. Кстати, маузеры, я так понял, тоже у Муромского?
Гриша только рукой махнул, уставился в окно и сжал кулаки. Ему было
Оператора Сергей нашёл именно там, где и сказал Гриша Розанов. Тимофей сидел за столиком вместе с артистом Муромским, перед ними стояла почти пустая бутылка вина. Савельев ковырялся в тарелке с ростбифом, артист откинулся на спинку стула и тяжело дышал. Травин сел рядом.
— Ну что, — спросил он, — вас тоже с деньгами прокатили?
— Не режь по больному, дорогой товарищ по несчастью, — Муромский с сожалением посмотрел на бутылку, — соль на рану не сыпь, зияет свежей кровью разодранная плоть. Вот ведь как, вроде и приличный с виду человек Свирский, а на тебе, оказался злодеем последним, гнидой подколодной. Но ничего, мы с Тимофеем Леонидовичем своё возьмём, да. Приструним негодяя советским рублём.
— Так вроде деньги у счетовода, Свирский вроде как не при делах?
— Тут ты прав, чертяка, ох как прав. Но Парасюк где, фьють, и испарился аки демон от святой воды, а Арнольд здесь сидит, и перед руководством Севзапкино отвечает. Счастье его, что с нашей примой Матвей Лукич расплатились, а то ведь и до наркома дойти могло, Варвара Степановна при живом-то муже женщина бойкая. Но, — артист решительно положил ладонь на стол, — я никаких сплетен не терплю.
— Слышал, вы весь реквизит забрали? — Сергей подозвал официанта, заказал большой графин водки.
Артист оживился.
— Говорил я тебе, Серёжа, хоть кино возьми, хоть театр — та ещё клоака, каждый норовит обмануть, подставить, подсидеть. Но и мы не лыком шиты, знаем, как себя уберечь, я вот вещички-то попридержу в качестве обеспечения, осветители наши лампы припрятали, Тимофей камеру и плёнки забрал, никуда от нас Свирский не денется. Режиссёр — он лицо глупое и непрактичное, ему бы артисток щупать за мягкие места да приказы раздавать, а как до дела доходит, без реквизита он никуда. И за катушки его начальство ох как взгреет, всё отдаст, лишь бы обелиться.
— Так маузеры у тебя?
— Лежат, голубчики. Только отчего-то два всего.
— Хоть и два, возьму по червонцу.
— Ах ты ж благодетель, — Муромский выдавил слезу, — такой товар аж за червонец. Хочешь несчастьем сыграть, аспид эдакий?
— Боевое оружие, — Сергей перехватил у халдея графин, расплатился трёшкой, разлил по бокалам водку, — нужно в милицию сдавать. Любой покупатель тебя же и продаст с потрохами, а там статья 182-я, шесть месяцев или штраф сто червонцев. Я лицо официальное, могу для своей почтовой конторы приобрести. Так что решай, ведь тебя, считай, от кичи спасаю. Сегодня в номер принесёшь, получишь деньги.
Муромский вздохнул, махом осушил бокал и кивнул.
— Да будет так, — сказал он, и наполнил его ещё раз, до краёв. — Парики есть отличные, всего по шесть рублей, они в лавке по пятнадцать. Мундир генеральский, с орденом. Отдам за полтинник.
Сергей покачал головой.
— Может, плёнки с фильмом купишь? — Савельев ткнул вилкой в сторону Травина, — на почте кинокартины не нужны?
— Нет, но ты вчера Малиновскую
— Это несерьёзно, — неуверенно сказал оператор.
— Ну как знаешь, — Травин поднялся, — ладно, сейчас дам семь рублей, потом — пять, предложение действует до вечера.
— Погоди, погоди, — Савельев схватил Сергея за руку, — вот они.
Он достал пачку свежих отпечатков. Травин забрал карточки, мельком взглянул, внимательно посмотрел на оператора. Тот помялся, вздохнул, и вытащил ещё одну пачку, побольше.
— Две катушки минус кадр, — молодой человек улыбнулся, достал двадцать семь рублей, две банкноты по три рубля и бумажный рубль отдал Савельеву, а двумя червонными бумажками помахал перед носом Муромского.
И ушёл.
За то недолгое время, что Травин работал агентом уголовного розыска, он понял — на свидетелей никакой надежды нет. В двадцать шестом году, когда он только начинал служить в группе Осипова, занимавшейся бандитизмом, в сберкассе, которую обнесли братья Спиридоновы, убили кассира и двух посторонних женщин. В зале кроме них находилось восемь посетителей, кассир и собака, которая принадлежала одной из убитых. От девяти свидетелей никакого толку не было, они путали рост, цвет волос и то, во что были одеты грабители. Один из братьев, кстати, был лысый, и это ни один человек не указал. Только собака узнала Спиридоновых и кинулась на них на опознании. Собаку потом забрал к себе в питомник Медведев, и из неё вышла отличная ищейка. Поэтому Сергей больше доверял объективным свидетельствам, фотографии для этого вполне годились.
Савельев оказался отличным фотографом, все отпечатки вышли чёткими, главные действующие лица занимали центральную часть композиции, и выглядели отлично. Малиновскую Травин разглядывать не стал, только обратил внимание на то, что она села на задний диван вместе с Зоей, а Парасюк уселся спереди. Комсомольский активист Генрих Липке, который носил под брюками, нож, тоже получился отлично. Молодой человек от камеры не прятался, смело смотрел в объектив. У Сергея промелькнула мысль, что он дует на воду, и Малиновская благополучно сейчас едет в Москву, но что-то свербило, не давало успокоиться. За артистку Травин не особо волновался, та сама закрутила знакомство с блатными, его больше тревожила Зоя — девушка могла попасть в переделку не по своей вине.
На нескольких фотографиях на задний план попал пацан, которого Сергей видел в понедельник на вокзале, везде, кроме одной, он был один. На одной карточке рядом с ним в кадре оказался парень, похожий на Генриха, только моложе, в клетчатом пиджаке и кепке. Под пиджаком угадывался револьвер, смотрел парень на Малиновскую.
— А вот это интересно.
Сергей отложил один снимок, где машина была снята крупным планом, автомобиль напоминал ему тот Студебеккер, на котором ездил Радкевич, убитый в двадцать пятом. Машина, помнится, принадлежала по документам Петру Лукашину, он же её и получил, выйдя из тюрьмы — транспорт конфисковывать почему-то не стали. Лукашина и его брата Зулю нашли мёртвыми осенью двадцать шестого года, как раз за день до этого убили родителей Светы Решетниковой, с которой Травин в то время встречался. Студебеккер так и не нашли. Автомобилей в СССР было немного, двадцать шесть тысяч штук на всю страну, Студебеккеров — ещё меньше, и Сергею очень хотелось посмотреть на машину вживую. Для этого нужно было найти Генриха.