Артур Конан Дойл

Карр Джон Диксон

Книга Фредерика Майерза «Человеческая личность и ее дальнейшая жизнь после телесной смерти», опубликованная после смерти самого автора в 1901 году, произвела на него сильнейшее впечатление. Как Майерз и Лодж, он попробовал сам ставить эксперименты. Он устраивал сеансы столовращения, вступал в контакт с медиумами. И в результате…

Итак! Бесспорно, существует некий феномен. В этом он убежден. Существуют «силы», или называйте это как угодно, выходящие за пределы нормального; и силы эти существуют, какие бы усилия во избежание трюка и обмана вы не предприняли. Но где подтверждение тому, что вести приходят именно оттуда, с той стороны гробового свода?

Они

могут иметь вовсе не бесплотное происхождение. Они могут иметь вполне научное, пусть и сверхъестественное, объяснение, которое мир пока еще не способен понять. К тому же (и это его более всего удручало) при самом пристальном анализе феномен этот оказывается до смешного малым, ничтожным. Вертящийся стол, летающий бубен — можно ли предположить, что спиритические силы заняты этими детскими забавами? И если их проявление не несет духовного предназначения, то тогда какой в них смысл?

Не имея ответа на эти вопросы, он не мог делать дальнейших выводов. Но в тот январский вечер 1906 года, когда Иннес вдруг заговорил о его призвании, он достиг в своих размышлениях именно этой точки.

«Ни то, ни другое. Религия».

Откуда такая нелепость? Видимо, решил он, — от усталости. Наутро, под градом и дождем, они с Иннесом пошли посмотреть, как голосующие стекаются к избирательным участкам. Радикалы вновь одержали верх в Приграничных городах. Собственное поражение (всего 3133 голоса против его 2444) скорее удручило, чем удивило его. Но он уже с нетерпением ждал лета, когда в июльском номере «Стрэнда» должны были появиться первые части его нового романа «Сэр Найджел».

Для него «Сэр Найджел» означал больше, чем просто «новый роман». Это была та самая книга, та самая мечта, та самая надежда развеять абсурдное представление о нем как о создателе Шерлока Холмса в первую голову и занять подобающее ему место среди истинных писателей. «Сэр Найджел» — книга-спутник «Белого отряда» — вернула его к копьям и рыцарским знаменам.

Уже в начале 1904 года приступил он к изучению исторического фонда, исписывая мелким, четким почерком пухлые записные книжки. Летом 1905 года он начал писать. Стремительно закончив роман к концу 1905 года — как раз накануне поездки на выборы в Приграничные города, когда Эдинбургский университет присвоил ему звание доктора права, — он написал матушке:

«„Сэр Найджел“, Dei gratia [30] , закончен! 132 тыс. слов. Это моя абсолютная вершина!» И можно легко представить его состояние, когда он в волнении поздно вечером опускал в ящик открытку.

Роман, появившийся отдельной книжкой в декабре 1906 года, был чем-то вроде продолжения, обращенного вспять, — хронологически действие в нем происходит раньше, чем действие в «Белом отряде». Мы видим Найджела Лоринга еще мальчиком, он из древнего рода, но нищ, как Лазарь; он горит желанием совершить великие подвиги, но не имеет даже доспехов; он преисполнен гордого упрямства и живет в доме (без земель, которые у него украдены) вдвоем с бабушкой, величественной старой, дамой Эрментруд.

30

Слава богу (лат.).

Понятно, почему книга была так близка автору, понятно, почему юный Найджел Лоринг обучался геральдике, впитывал в себя рыцарский дух, преисполнился веры и надежды, сидя у очага и внимая наставлениям Эрментруд. Ведь Найджел Лоринг — это он сам, а госпожа Эрментруд — его матушка.

Нам, уже достаточно знакомым

с матушкой, это может показаться смешным: мы видели ее крутой нрав, чтобы не сказать раздражительность, — ее ирландские черты. Но убрать все ирландское — и на нас взглянет суровая старая дама, соединяющая в себе практичность с идеализмом, с благоговейным трепетом относящаяся к генеалогии и вполне серьезно писавшая сыну: «Рука Конана тверда, а копье — метко», — в точности так могла бы сказать госпожа Эрментруд.

Подвиги Найджела Лоринга, который отправляется искать славы и, чтобы заслужить руку своей дамы, дает обет совершить три великих подвига, пронизаны все той же тонкой нитью романтических символов. Прошло семнадцать лет с тех пор, как Конан Дойл описал времена Эдуарда Третьего. Теперь, с возросшим мастерством и неослабевшим духом, описывал он морской бой в Ла-Манше, осаду замка Батчер, атаку в битве при Пуатье — сцены, ничуть не теряющие от сравнения с «Белым отрядом».

И все же, когда «Сэр Найджел» увидел свет, автор испытал горькое разочарование.

Здесь, однако, нам следует разобраться в причинах его разочарования. Многих комментаторов сбило с толку утверждение, сделанное автором много лет спустя в его «Автобиографии»: «Он („Сэр Найджел“) не был по-настоящему замечен ни критикой, ни читателями». На этом построены разнообразные детски наивные теории, как, например, теория о том, что вкусы читающей публики изменились и исторические романы оказались не нужны.

Беда этих умозаключений в том, что они не верны по сути. В одной из его папок, с наклейкой «Отзывы о сэре Найджеле», можно найти шестьдесят пять вырезок из хвалебной прессы. А данные о продаже тиража книги говорят, что она была бестселлером рождественского сезона.

«Весь вчерашний вечер, — писал Редьярд Киплинг из Бариша в Суссексе, — читал запоем сэра Найджела. Я прочел его от корки до корки и все же не утолил жажды». Объяснение недоразумения, вызванного позднейшим замечанием Конан Дойла, не в том, что он сказал, а в том, что он под этим имел в виду.

Он мечтал и надеялся, что эта книга вместе с «Белым отрядом» будет считаться его шедевром, по которому следует судить об авторе. Он страстно ждал появления подобных отзывов: «Эта книга — ожившая история; она воспроизводит средневековье во всем его готическом великолепии». И некоторые журналы, как, скажем, «Спектейтор» или «Атенеум», именно так о книге и говорили. Но в большинстве случаев ей оказывался прием тот же, что некогда «Белому отряду»: «Что за грандиозный клубок приключений!» И хотя его ворчание и брюзжание могут показаться неблагодарностью, но, увы, все это он уже когда-то слышал.

А критика «Сэра Найджела» была направлена как раз на то, чего он стремился достичь. Он слишком заботится, говорили одни, об исторической достоверности. Он упивается цветом, атмосферой и историческим фоном. Иногда он сам врывается в разгар сражения, чтобы объяснить, чего ради это сражение ведется.

Однако прелесть исторической прозы именно в раскраске, атмосфере и фоне. Удалите эти детали из «Генри Эсмонда» или «Собора Парижской богоматери» — и вы умертвите самый дух, их создавший. Истинная же причина критики кроется в ином. «Белый отряд», в свое время воспринятый лишь как увлекательное чтение, сейчас, наверное, мог бы быть признан величайшим историческим романом. Но это уже этап пройденный, и автору нельзя переписать книгу еще раз, даже если это получится много лучше, чем в первый. Слава, которую снискала, пусть и не по существу, первая книга, несла в себе гибель его новому творению прежде, чем он за него взялся.