Асанардаль
Шрифт:
«Чего она от меня ждёт?», – подумала Мила.
– Я вот вспомнила слова Генри Тейлора: «Случайными добрыми делами слабые люди хотят вернуть себе собственное уважение», – сказала Люси.
– Я помню продолжение этой цитаты. «Тщеславные – возвысить себя в глазах общества», – парировала Мила.
Тем временем, на экране главная героиня стояла и смотрела, как убивают малолетнюю дочь её подруги.
– Нет, Хэ-Вон не положительный персонаж, – сказала Мила.
– Это точно. Если бы она нашла в себе силы…
– Что бы она могла сделать? Подраться
– По-твоему – лучше соблюдать принцип невмешательства? – воскликнула Люси.
В её голосе звенел гнев.
«Что я сделал не так?», – испуганно подумала Мила.
– Можно и вмешаться, – обречённо вздохнула Мила.
– А можно попытаться извлечь выгоду из ситуации, – вкрадчиво произнесла Люси.
– Как? – удивилась Мила, – можно или наблюдать, или очертя голову кидаться в бой. Третьего не дано.
«Что–то я разошлась. Надо прикусить язык. Люси раздражена. Наверное, ПМС», – подумала Мила.
Люси перевела взгляд на экран, и остаток фильма хранила молчание.
«Что она имела в виду, говоря о том, что можно извлечь выгоду? Шантаж? Шантажируемому проще избавиться от шантажиста, нежели идти у него на поводу. Конечно, можно собрать факты и припрятать их в надёжном месте. Странные у Люси мысли, и сама она сегодня странная. В сущности, откуда я знаю, какая она на самом деле?», – размышляла Мила.
Фильм кончился. В комнате повисло неловкое молчание. Люси сидела, поджав под себя ногу, и пустым взглядом смотрела на чёрный экран.
Мила растерялась. Что делать? Встать и уйти? Невежливо. Навязываться с разговорами? Невежливо.
Прошло пятнадцать минут.
Люси вздохнула и заговорила о погоде. Мила с готовностью поддержала разговор. Казалось, от неловкости не осталось и следа, но Милу не покидало ощущение, что Люси тяготит её общество.
«Сама же меня пригласила», – подумала Мила.
В ней нарастало недовольство.
Будто прочитав мысли гостьи, Люси предложила пойти искупаться. Мила согласилась.
Не без труда преодолев скалистый пляж, Мила опустилась в воду, проплыла несколько метров плохоньким брассом и утомилась. Волны мощно подталкивали её вперёд в открытое море. Мила вынуждена была вернуться. Стоя по пояс в воде, она приставила ладонь козырьком к глазам и посмотрела на море. Море блестело нестерпимо ярко. Солнце так и палило. Ветер крепчал, волны становились выше. Море выглядело непривычно пустынным, только на горизонте горела ядовито-белым светом крошечная яхта. Воздух колыхался, как от пламени. Миниатюрная голова Люси виднелась далеко в море. Люси успела заплыть далеко, и теперь уплывала всё дальше и дальше. Мила замахала ей рукой, закричала. Люси повернула обратно.
Мила подошла к своим вещам. Прямо на её платье лежал придавленный камнем лист бумаги. Мила подняла лист. Не так часто она получала послания на бумаге. Мила вспомнила письмо из
На этот раз письмо, точнее, записка, была на французском.
«Мила Морияди! Вы храните, нет, вы намеренно искажаете истину и более того, извлекаете из неё пользу. Презренная! Шесть лет назад вы стали свидетельницей страшной трагедии, сломавшей жизни трём людям. Вы в силах помочь им, но не делаете этого. Берегитесь же. Привыкли смотреть на чужое горе свысока? Вскоре вы испытаете такие же страдания, как и мы. Куда бы вы ни бежали, в Санкт-Петербург, в Ла-Пас или в Этрету, да–да, в Этрету, возмездие настигнет вас».
– Мила, что с вами? – с тревогой в голосе спросила Люси, – что с вами?
Мила не реагировала. Ей казалось, что это шумит море. Люси стояла вплотную к ней, облепленная тёмными волосами, полная в своём чёрно-зелёном купальнике, но и она растворилась в солнечных лучах. На миг Милу показалось, что она стоит вплотную к белым скалам, ярко отражающим жгучее солнце.
Люси повторила свой вопрос. Мила не реагировала. Прикосновение холодных пальцев Люси к плечу вывело Милу из оцепенения. С беспомощным выражением лица Мила протянула Люси записку.
– Ничего не понимаю. На каком это языке? Где ты это взяла? – спросила Люси, – я ничего здесь не понимаю, кроме слова «Этрета».
Из глаз Милы закапали слёзы. Мила услышала чужой голос – это она переводила текст. Она ожидала от Люси поддержки, но Люси молчала, и слёзы высохли.
У ног пенился прибой.
– Так это правда? – спросила Люси, – ты…
– Презренная, – прошептала Мила, – пользу… Пользу… Но разве я сама не пострадала? – выкрикнула она.
– Ты пострадала? – прищурилась Люси.
– Да, я! Я…
Горло Мила сжали спазмы. У неё началась тихая истерика. Люси увела её в дом, с помощью служанки уложила в кровать. Хозяйка «Ночной фиалки» была до того заботлива, что самолично напоила Милу чаем. Невкусный чай обладал поразительным эффектом. Миле вдруг стало спокойно и хорошо, в груди разлилось тепло, веки налились тяжестью. Голова стала лёгкой. Мила сладко задремала.
В таком состоянии её застала вернувшаяся Сана.
– Ни с кем не познакомилась? – сладко зевая, спросила Мила.
– Нет, – ответила Сана.
– А я купалась, – произнесла Мила и уснула.
Сана зевнула. Она тоже захотела спать. Сана легла в постель, но сон не шёл. Перед закрытыми глазами витал образ Зачари. Сана удивлялась себе. Впервые она думала о мужчине как о мужчине. Да что там – представитель противоположного пола впервые занял её мысли.
Все её мысли вытиснились образом Зачари, шатким, необъяснимым и заманчивым.
Сана вспомнила его лицо, обрамлённое иссиня–чёрными волосами. В полутёмном баре лицо Зачари казалось совсем бледным, глаза – бархатно-чёрными и глубокими. Породистое лицо. Нос как у Солера с картины Пикассо. Зачари не очень высокий. Это хорошо. Сана не любила долговязых. У него хорошо развиты мышцы, но он не качок.