Ашборнский пастор

Дюма-отец Александр

Тогда, поскольку действительно говорить было не о чем, я ничего и не сказал, а лишь взял деньги и выдал незнакомцу требуемый документ.

– И вы это сделали?! – воскликнул я, сцепив пальцы и не удержавшись от вздоха.

– Ей-Богу, это так. Выслушайте меня, мой дорогой господин Бемрод. Ректор меня предупреждает, что вы остаетесь без дела, вы, несмотря на ваше увольнение, обещаете заплатить мне обусловленную часть долга, однако дни идут, а я ваших денег не вижу. После этого я получаю ваше письмо, узнаю ваш почерк и вскрываю его: в нем вы признаетесь в ваших стесненных обстоятельствах и просите меня об отсрочке. Потребность в деньгах

не позволяет мне предоставить ее вам. Я знаю вас как человека славного и потому не решался огорчить вас; неожиданно мне предлагают двадцать пять фунтов стерлингов за долговое обязательство, которое я считал уже безнадежным или же по которому, в лучшем случае, я получу пока только два фунта стерлингов. «Эх, черт побери, – сказал я себе, – пусть лучше кто-нибудь другой преследует по суду господина Бемрода, а я поступаю, как Понтий Пилат, [330] – умываю руки!»

330

Пилат, Понтий (I в. н. э.) – древнеримский прокуратор (правитель) Иудеи в 26–33 гг. н. э.; под давлением иудейских первосвященников и черни Иерусалима вынужден был против своей воли осудить Христа на казнь. Объявив приговор, Пилат, согласно обычаю, «взял воды и умыл руки перед народом, и сказал: невиновен я в крови праведника сего, смотрите вы» (Матфей, 27: 24).

– Так вы полагаете, – спросил я не без дрожи, – что человек, выкупивший это долговое обязательство, намерен преследовать меня по суду?

– Черт побери, не стану от вас таить: мне вовсе не показалось, что на счет вашей особы у него хорошие намерения.

– Но, сударь, – вскричал я, – уж во всяком случае надо было взять у него имя и адрес для того, чтобы накануне рокового дня я, если только смог бы, вручил бы ему две гинеи!

– Именно это я и хотел сделать, но ни своего имени, ни своего адреса он не пожелал мне дать, заявив, что его инкогнито – первейшее условие нашей сделки; таким образом, поскольку дело было для меня выгодным, я отнюдь не настаивал на частности, которая могла помешать его завершению.

Расспрашивать дольше г-на Рама о том, чего он сам не знал, не имело смысла; вменять ему в вину поступок, вполне естественный, в конце концов, для любого торговца, ни к чему бы не привело. Так что я распрощался с купцом, моля Господа простить ему зло, причиненное мне.

Затем я наскоро заглянул к моему хозяину-меднику в надежде на то, что этот человек, в котором я всегда находил большое здравомыслие, даст мне добрый совет в столь тяжелых обстоятельствах.

На этот раз, к счастью, я застал его дома, и притом одного. Он выслушал мой рассказ, время от времени горестно покачивая головой.

– Ну, черт подери! – вырвалось у него, когда я закончил. – Плохи ваши дела, господин Бемрод!

– Вы так считаете?

– Уверен в этом. Кто, как не враг, может быть заинтересован в обладании вашим долговым обязательством? И зачем враг стал бы его выкупать, если бы не задумал причинить вам какое-то зло?

– И правда, дорогой мой хозяин, я именно так и подумал.

– Вот видите!

– Но что же делать?

– Есть ли у вас пятьдесят фунтов стерлингов, которые потребуются послезавтра утром?

– Увы, нет! Откуда у меня, только недавно уволенного со службы, возьмутся пятьдесят фунтов стерлингов?

– А у вашего тестя нет таких

денег?

– У него тем более.

– Может быть, вы вспомните кого-нибудь из друзей, кто мог бы одолжить вам эту сумму?

– У меня есть только один друг! – воскликнул я. Славный человек взглянул на меня широко открытыми глазами, улыбнулся и подождал, что я скажу дальше.

– Это господин Петрус Барлоу, человек весьма ученый, профессор философии в Кембриджском университете… Я вам говорил уже о нем.

– Да, припоминаю… И вы можете рассчитывать на помощь этого господина Барлоу? – спросил меня медник, чуть сдвинув брови.

– О, разумеется! Только…

– Только – что?

– Петрус, вероятно, так же беден, как я.

– В таком случае, плохо дело, плохо дело, господин Бемрод! – пробормотал мой хозяин, продолжая покачивать головой.

– Так что, вы в этом уверены?

– Больше чем когда-либо.

– Что ж, дайте мне, ради Бога, какой-нибудь добрый совет.

– Советую вам выждать.

– Но если придет беда, а она придет…

– Тогда, дорогой господин Бемрод, вы отнесетесь к ней по-философски и одолеете ее по-мужски.

– И это все утешение, какое вы можете мне дать?

– Бывают в жизни бедствия, для которых не найдешь заранее заготовленных утешений. Такие бедствия надо встречать с твердостью духа, поскольку их все равно не избежишь, бороться с ними и побеждать их силой упорства, воли и смирения; человек, если только захочет, бывает самым могучим борцом. Бог даровал ему силу побеждать все, кроме смерти.

– Но, в конце концов, если говорить о моей беде, что, по-вашему, я должен делать?

– Хладнокровно изучить обстоятельства и извлечь из них выгоду, насколько это возможно; очень редко бывают положения столь безнадежные, чтобы для проницательного глаза не нашелся бы путь к спасению.

– А если из моего положения выхода нет? Если, в какую бы сторону на земле я ни посмотрел, все пути для меня закрыты?

– В таком случае, господин Бемрод, взгляните на Небо; если в ваших поднятых к нему глазах Бог увидит человеческое достоинство и христианскую веру, поверьте, хоть и не мне вам это говорить, – поверьте, Бог вас не оставит!

Я испустил вздох, означавший: «Значит, если Бог не увидит такой веры и такого достоинства в моих глазах, он меня оставит?»

Медник понял меня правильно.

– В таком случае, – сказал он мне, – подумайте, нет ли у вас, кроме господина Барлоу, еще одного друга и обратитесь за помощью к нему.

– У меня такого нет, – отозвался я. Добряк только вздохнул:

– Тем хуже, господин Бемрод, тем хуже!

– Ну что же, – сказал я, – прекрасно вижу, что мне приходится рассчитывать только на себя самого!.. Прощайте, дорогой мой хозяин!

– Во всяком случае, – продолжал медник, – дайте мне одно обещание, господин Бемрод.

– Что именно?

– Пообещайте держать меня в курсе событий.

– Для чего мне это, если вы не можете дать мне даже совет?

– Бывает, оказать услугу куда легче, нежели дать совет… Однако, простите, господин Бемрод, сегодня я в магазине один, как вы сами видите, а вот и покупатель ко мне жалует. Так вы мне обещаете, не правда ли?

– Что?

– Что вы мне напишете.

– Эх, Боже мой, да, напишу, – ответил я ему, – хотя не вижу проку в том, чтобы писать человеку, оставляющему меня наедине с моей бедой, чтобы обслужить покупателя, который, быть может, оставит в магазине не больше полушиллинга.