Ашборнский пастор
Шрифт:
XXXIII. Между Сциллой и Харибдой [331]
Как мы и предвидели, долго ждать не пришлось.
На следующий же день явился незнакомец с моим обязательством в руке и потребовал уплатить сумму в пятьдесят фунтов стерлингов.
Господин Стифф не был ни разу упомянут, но мы ни на минуту не усомнились, что удар исходит от него.
Впрочем, вскоре я утвердился в своей уверенности.
В ответ на мои слова, что я отнюдь не располагаю подобной суммой и могу отдать только те две гинеи, которые накануне повез г-ну Раму и от которых
331
Харибда – в древнегреческой мифологии смертоносное морское чудовище в виде страшного водоворота, трижды вдень поглощавшего и извергавшего черные воды узкого пролива между Италией и Сицилией, на другом берегу которого обитало шестиглавое чудовище Сцилла (или Скилла). Выражение «между Сциллой и Харибдой» обозначает страшную опасность, избежать которую можно лишь искусно и осторожно лавируя.
Я успел ему ответить, что мой заимодавец, кем бы он ни был, может делать все, что ему заблагорассудится, но, мне кажется, что, действуя подобным образом, он поступает не по-христиански.
Как только незнакомец удалился, я взял мою подзорную трубу и поднялся на чердак.
Пасторский дом был в деревне самым высоким; из чердачного окна можно было обозревать все окрестности, так что из него я мог проследить за незнакомцем и по направлению его пути сообразить, откуда мне нанесли удар.
Догадка моя подтвердилась: незнакомец направился в сторону замка; примерно в полмиле от деревни Ашборн на опушке рощицы его ожидал всадник. Это была та самая рощица, через которую я прошел, возвращаясь из замка, и где Дженни, имея в виду управляющего графа Олтона и его супругу, воскликнула: «О, не правда ли, друг мой, ты никогда не станешь называть меня госпожой?»
Я направил подзорную трубу на всадника, стоявшего лицом к незнакомцу.
Это был не кто иной, как г-н Стифф.
Мужчины остановились там же, где они встретились, и стали рассматривать бумаги, доставленные незнакомцем; затем тот, собрав бумаги и, конечно же, получив указания, расстался с управляющим, поехавшим к замку, обогнул деревню и на дороге к Ноттингему сел в ожидавшую его небольшую коляску, и она тут же быстро покатилась в сторону города.
На следующий день судебный исполнитель письменно уведомил меня, что в течение двадцати четырех часов я должен выплатить пятьдесят фунтов стерлингов, то есть всю сумму долга вместе с процентами.
Мы с Дженни ломали голову, как лучше поступить: то ли вести судебный процесс, то ли уклониться от выплаты долга, то ли, в конце концов, противопоставить ненависти крючкотворство.
Дженни предпочитала, чтобы дело шло само собой, а мы никоим образом ничему не противились: уже сам судебный процесс был бы скандалом, да и выиграв его, я все равно потерял бы все, не имея средств на оплату судебных издержек.
Так что мы ничего не ответили на это первое требование.
Три дня спустя я получил предписание явиться к судье и то ли признать свой долг, то ли его отрицать.
Я считал, что следует объявить иск неправомерным, что позволит опротестовать приговор, но Дженни думала иначе.
– Пойди к судье, – сказала она, – и расскажи, как все происходило на
В этом деле я решил целиком и полностью положиться на Дженни, чей ясный ум и честная душа мне были известны.
Так что в день и час, указанные в судебной повестке, я предстал перед судьей.
Я думал, что увижу в его лице противника.
Но я ошибался.
Судья пригласил меня войти в его кабинет, закрыл за мной дверь, и мы остались с ним наедине.
Судья по имени Дженкинс оказался превосходным человеком (я и раньше слышал о нем хорошие отзывы).
Он учтиво меня поприветствовал и предложил сесть.
– Господин Бемрод, – начал он, – правосудие для всех одинаково, но я лично полагаю, что формы его должны быть различными; я слышал о вас и знаю, что вы человек уважаемый, знаю, что в последнее время несчастья преследуют вас, знаю, наконец, что у вас есть враги, – вот почему я принимаю вас без посторонних, вот почему я хочу побеседовать с вами частным образом, вот почему в вашем случае я хочу быть прежде всего человеком, а затем уже судьей.
– Заверяю вас в моей глубокой признательности, – отозвался я, – но ваша добрая воля никак меня не спасет, и я заранее приговорен.
– Так вы действительно должны требуемую сумму?
– Да, так как мой отец взял на себя долговое обязательство другого человека, а я взял на себя этот долг отца.
– Известна ли вам, господин Бемрод, хоть какая-нибудь возможность опротестовать это долговое обязательство?
– Не вижу ни одной, сударь, а если бы таковая и нашлась, я бы ею не воспользовался: взяв на себя ответственность за отца, я должен платить.
– А если у вас нет средств?
– Мне придется претерпеть последствия моего долга.
– Но знаете ли вы, как они ужасны?
– Да, я это знаю.
– Я буду вынужден дать распоряжение о распродаже вашей мебели.
– Моя мебель – вовсе не моя, сударь, она принадлежит моим прихожанам: добрые люди предоставили мне ее, полагая, что я останусь с ними навсегда. Я покидаю их с большим сожалением, так как люблю их, и они меня тоже любят. Отныне эта мебель не более чем взятое во временное пользование имущество, и я надеюсь, что вы по справедливости объявите о ее неприкосновенности, чтобы я смог возвратить мебель тем, кто мне ее дал.
– Отныне вам разрешается сделать это, господин Бемрод. Но, учтите, это возвращение будет совершено, быть может, за счет вашей свободы.
– Как это?
– Стоимость вашей мебели могла бы покрыть ваш долг кредитору.
– Я не могу позволить распродавать мебель, которую мне предоставили другие.
– Вам известно, господин Бемрод, что в случае неуплаты английские законы позволяют прибегнуть к заключению под стражу.
– Я знаю это.
– И готовы с этим мириться?
– Целиком и полностью.
– Даже готовы пойти в тюрьму?
Я улыбнулся, хотя при слове «тюрьма» не смог сдержать некоторой внутренней дрожи.
– Бог присутствует в тюрьме точно так же, как в любом другом месте, – ответил я.
– А как же ваша жена?
Я почувствовал, как слезы проступили у меня на глазах.
– Жена моя сохранила за собой место за столом и у очага своей матери.
– Итак, сударь, вы отказываетесь от всякой защиты?
– Любая защита означала бы отрицание долгового обязательства, а я взял на себя ответственность за него.