Ашт. Призыв к Жатве
Шрифт:
Пират ожидал, что из трех кукол пришелец выберет вчерашнюю, и радовался, хоть с примесью опасения, что успел вволю поиграть с девкой.
Отбросив за спину облако бело-голубых волос, пришелец уверенно шагнул к той, что сидела посередине.
Уверенно протянул руку, сказав лишь одно слово:
– Пошли.
Рыжую трясет, видимо, от страха, а вот Эрика - от бешенства. Пират чувствовал себя обманутым, причем дважды: ведь пришелец не уточнил, какая именно из девок ему понадобилась.
Вовремя вспомнив о полученной оплате, Эрик сдержался. Он не стал бы главным, если бы всегда шел на поводу
Рыжая попыталась встать, но в последний момент стройные ноги неуклюже подкосились, и неведомая сила буквально отшвырнула от длинной и жилистой, но видно, что сильной руки пришельца.
Пришельца это не смутило, даже позабавило. От внимания Эрика не укрылась усмешка в уголке бледных, даже чуть голубоватых, губ.
Что же такого в этой бабенке, ради которой этот, видимо, и вправду Аст-Асар, отдает ему, Эрику, целое состояние? Может, стоило поторговаться?! Но увидев живой герутарий, Эрик, повидавший многое, и рта не раскрыл. А видимо, зря.
*
Девчонка выглядит больше удивленной, чем напуганной.
Словно превозмогая невидимую преграду, она дотянулась до руки пришельца, и, промедлив всего мгновение, вцепилась в длинные пальцы.
В следующий миг уже была на ногах, снизу вверх глядя на своего покупателя.
– Я не слышу опасности, - тихо сказала, впиваясь отчаянными желтыми глазами в прохладный голубой лед глаз пришельца.
– Со мной ты под защитой, - ответил Аоллар.
Рыжая обернулась, посмотрела в широко распахнутые глаза блондиночки. По щекам девчонки текли потоки слез, но она молчит, даже не всхлипывает. Прошлая ночь многому научила.
К досаде и ужасу Треи, сопровождающая даже не подняла головы с колен, словно происходящее ее не касалось.
Хрупкая, пополам сложенная фигурка, смуглые плечи, которые то и дело передергивает мелкой тревожной дрожью, немое отчаяние, волнами исходящее от этих вздрагиваний - все в сопровождающей говорит о том, что женщина сломалась.
Подожди!
– хочет крикнуть Трея тому, кто забирает из страшного места.
– Мы же не можем оставить их здесь!
Почему?
– спросит он. Конечно, удивится... Может, даже разозлится. А ей... какая разница - теперь, когда нет Алекса? Удивительно, как легко думается об этом. И мыслью о смерти мужа не обрушивается потолок, не взрывается к чертям собачьим гребаное пиратское гнездо... Но оставить девчонок здесь?! Она не может!
Аоллар не смотрит на Трею. Старший Аст-Асар боится, что все окажется сном. Или то, что он нашел Пламень, заставит забыть о бдительности. Пока они здесь - оба ходят по острию ножа. Кажется, она хочет спросить о чем-то, но не решается. Бедная девочка, ей кажется, что из огня да в полымя.
Пламень молчит.
Да, нефера, подумал он. Мне не понять ни ее чувств, ни мотивов. И действий предугадать не смогу.
– Вас проводят к выходу, - процедил им Эрик.
– А у меня срочные, но совершенно неотложные дела здесь.
Последним, что запомнит Трея о пиратской базе, будут звуки глухих ударов и полные боли и отчаянья, женские крики.
Кто кричал? Та беленькая девчушка, или сопровождающая? Трея так никогда и не узнать.
***
Раки
Йор,
Волны, поднимаемые резким кашлем ветра, неохотно облизывают серые плиты берегов канала.
Это дурость, делать искусственный канал на луне, где так много настоящих рек и озер, думает Раки. Она задумчиво бредет по набережной Главной Улицы Йора.
Не смотря на то, что до ближайшей речки пару километров, а до пары сплетающихся в косу ручьев - и того меньше, набережная на Мэйн Стрит пользуется несомненным спросом, эдакая аллея для променада горожан Йора.
Раки морщится, когда смотрит на прохожих: женщины в длинных серых юбках, кружевных чепцах, мужчины с золотыми, в тон сезона, тростями, почти все в шляпах, - все они, даже детишки в колясках, далекие, недосягаемые, а сегодня - и вовсе какие-то игрушечные.
Мир вокруг незаметно превратился в пластмассовые декорации, и это одновременно и пугает и смешит Раки.
Неужели, я такая же, как они, пластмассовая?
Я - тоже кукла? Теплый, мягкий кусок мяса в сером шерстяном платье? Почему я так упорно бегу от своей участи? Что плохого в Жорже, кроме того, что постоянно пьян? Если рассудить практично, как взрослые, он куда лучше многочисленных "гостей". Что Кэтти, что других постоялых дворов.
Он один, это раз.
Он молод, это два.
Я - то есть то, что люди видят вместо меня - этот кусок мяса в мешке бледной тонкой кожи, который притворяется, что ходит, разговаривает, печет пирокги и жарит картошку, - вот это "я" ему нравится. Потому что похоже на русалку из детских книжек, спасибо никогда не виденному мной отцу...
Что мешает открыть ему ночью? Сказать, что Жорж мне отвратителен, как Брэг, или я боюсь его до потери сознания, как Ваприна, - нет.
То, чего он хочет... близости с этой "мной" - этим занимаются все люди. Женщины из богатых семей, имеющие хорошую должность, деньги, могут быть только с мужем, и никто их за это не осудит. Такие, как я, с рождения заклейменные "отродьем шлюхи", лишены такой привилегии.
Мне следует благодарить этого непознаваемого Лорда, в которого верит пастор Смолл! Но если этот Лорд непознаваем, как же благодарить? Ведь мне никак не выйти за границы познания. Я - всего лишь начинка некой оболочки, ее люди зовут "Раки". Этой "Раки" послан Жоржи, которому она нравится, и миссис Полстейн, которая ничуть не против нашей связи и не предаст ее огласке.
В конце концов, в доме Полстейн так добры ко мне!
Раки остановилась, с размаху налетев на невидимую стену.
Следующая мысль, холодная, как пик Арктшассы, и такая же безжалостная, впилась в самый центр макушки, наполняя сознание болью. Раки ощутила, как голову сковывает льдом, ладони и ступни режет ледяными лезвиями.
Неужели... неужели меня так легко купить?!
Едой, вещами, работой, хорошим, ладно, сносным отношением? Неужели я проживу эту жизнь, как Кэтти - "попробовала раз, понравилось, а там пошло", - как разоткровенничалась она перед Анной за чашкой глинтвейна?