Асмодей
Шрифт:
— Даже знать не хочу о том, что за очередное безумие тебя одолело! — раздался спокойный голос за спиной.
— Ты зовешь меня безумцем лишь оттого, что я решился сделать то, на что у тебя никогда бы не хватило отваги, — с усмешкой возразил Асмодей.
— Я зову тебя безумцем потому, что нормальному подобное даже в голову не придет.
— Что ж, тогда сочту это за комплимент, — обернувшись на собеседника, произнес демон.
Перед ним стоял молодой высокий юноша с серебряными, словно лунный свет, волосами. Его бледная кожа будто светилась изнутри полупрозрачным сиянием, делая его больше похожим на бестелесного призрака, чем на живого человека, и лишь глаза, синие, как два сапфира, светились жизнью. Примечательным было то, что, несмотря
— Итак, что за головная боль тебя одолела на этот раз? — невозмутимо спросил он.
— Сущая безделица… — отмахнула демон.
— И все же…
— Мне нужна книга Люцифера!
— Ну, так пойди и возьми ее. Насколько я знаю, любой рыцарь имеет право доступа к книгам учета. Не вижу никакого смысла в воровстве.
— Если я ее возьму, возникнут ненужные вопросы.
— О, поверь, если меня застанут там, этих вопросов будет еще больше.
— Тогда постарайся не попадаться, — холодно заметил демон, не повернув на своего собеседника головы. — Сними копию, точно так же, как в Чистилище.
Сказать по правде, не только Нуриэль уже не мог представить своего существования без вынужденного рабства, сам Асмодей тоже чувствовал некоторую пустоту, когда одна из его ипостасей покидала тело, а потому старался отпускать их от себя лишь с поручениями, которые не мог доверить никому другому.
— Ступай, — после некоторых раздумий произнес он, стараясь вложить в голос как можно больше участия. Будучи неплохим политиком, демон нашел ключ к гармонии, позволивший ему существовать в мире со всеми половинками своей души. Суть этого метода заключалась в грамотном практическом применении метода кнута и пряника, позволявшего добиваться поставленных целей путем незначительных уступок.
Дальнейших споров и препирательств не было, обратившись в светящуюся сферу, посланник растворился в воздухе, оставив после себя едва уловимое дуновение ветра. Немного понежившись в горячей воде, Асмодей все же решился вылезти из купели, брезгливо откинув залитый кровью халат в сторону.
Дела не ждали, а потому, облачившись в чистую одежду, демон зажал кровоточащую рану рукой и устало опустился на стул, пододвинув к себе ветхий фолиант. Особой любви к чтению, в отличие от Азазеля, он не питал, да и в точных науках силен не был, а потому от одной мысли о том, что придется потратить несколько недель, а то и месяцев на изучение и расчеты, ему становилось не по себе.
Один вид этого фолианта вызывал в нем какое-то неприятие. Имевший дело с черной магией, демон всегда с осторожностью относился к оккультным предметам, а здесь, каждая страница была пропитана древними заклинаниями света и тьмы — губительная смесь. Оплетённая в переплет из человеческой кожи, книга писалась кровью умерших. По сути, эта была даже не книга учета душ, а история смерти. На пожелтевших от времени листах имелась информация о каждом духе, переступившем врата Чистилища; о том, где несчастный погиб; о том, в какой мир отправился после суда. Все было записано с великой точностью в хронологическом порядке с момента сотворения мира. Сказать по правде, Асмодей даже не знал, с какой стороны лучше подступиться к этому расследованию.
По логике вещей, нужно было смотреть с начала… но не с момента же сотворения мира? На такой подвиг он был не готов даже для того, чтобы уничтожить Мамона и остальную троицу фаворитов. Подумав некоторое время, демон перелистнул несколько последних страниц. Из всего этого многообразия взгляд остановился на Франции тысяча шестьсот пятьдесят девятого
Как оказалось, в том году около пятисот двадцати тысяч человек королевства предстали перед судом Всевышнего из них: чуть более двухсот пяти отправились в Рай, еще девяносто тысяч гнили в Чистилище, остальные пошли прямиком в Ад. Весьма внушительная цифра.
Определенно, люди предпочитали жить во грехе, лишь перед ликом смерти задумываясь о собственной душе. Интересно, а сколько из них достигло конечной точки? Ответ крылся на страницах учетной книги Люцифера. Сколько часов прошло с тех пор, как Асмодей отправил Нуриэля в замок Владыки? Час? Два? В ожидании, казалось, что целая вечность, да и боль в боку хорошего настроения ему не прибавляла. Даже вся радость от триумфа испарилась. Вот и метался он, подобно раненому льву, заточенному в клетке, в ожидании добрых новостей, пока слабость вновь не окутала его своей паутиной, утаскивая в объятия сна. Дважды за сутки вторгаться во владения первородной пустоты он не решился, а потому, так и остался танцевать по лезвию ножа между мирами, погрузившись в какое-то лихорадочное оцепенение, принесшее лишь временное облегчение.
***
Казалось бы, с возвращением Асмодея, жизнь должна была возобновить течение по привычному руслу, но вместо этого его владения поглотила пугающая неопределенность. Ни демоны, ни души не знали о том, что творится по ту сторону господских дверей, мучаясь от любопытства, но не решаясь потревожить покой хозяина. Лишь на третий день своего добровольного заточения он, раненый и озлобленный, потребовал накрыть в его опочивальне стол к ужину.
Это желание ввергло всех обитателей его пещерной резиденции в суету: кухарка принялась за готовку, по коридорам разнеслась тихая музыка, служанки принялись заполнять серебряный поднос любимыми угощениями хозяина. Вот только переступить порог его опочивальни не решался никто. Всеми душами овладел какой-то суеверный страх перед древним злом, затаившимся за массивными дверьми. Разгневавшись за такую нерешительность слуг, Алекто даже всыпала всем по доброму десятку плетей, однако решимости у страдалиц не прибавилось.
— Довольно, — прорычала она. — Пойдешь ты, — женщина указала на белокурую грешницу, по имени Адель, прибывшую во владения Асмодея вместе с Авророй, — и еще ты! — повелительным жестом указав и на саму Аврору. — И только попробуйте чем-то прогневить хозяина — шкуру спущу.
Лихорадочно ухватив подносы, бедняжки побрели по коридору, сопровождаемые звоном дрожащей посуды. С каждым шагом решительности становилось все меньше, ноги будто увязали в болоте собственных страхов, а сердце колотилось так, будто вот-вот готово было выпрыгнуть из груди. Даже с трудом верилось, что за пределами этого потустороннего мира несчастные были лишь эфемерным сгустком материи, в то время как здесь, все казалось таким реальным. От волнения Аврора даже начала с вожделением поглядывать на хрустальный штоф, где плескалась янтарная жидкость. Что это было? Коньяк? Бурбон? Виски? Или какая-то демоническая настойка? Сейчас для нее это не имело ровным счетом никакого значения. Хотелось просто утопить свой страх в этих медовых водах и будь, что будет.
Остановившись у самой двери в покои Повелителя, идущая впереди блондинка с мольбой посмотрела на свою спутницу, которая сейчас была бледнее белоснежной простыни. Нет, они не были подругами, напротив, находясь на более высокой ступени обучения, Адель относилась к Авроре с некоторым пренебрежением, но перед страхом неизвестности готова была упасть перед ней на колени, чтобы только первой не входить в клетку к голодному и израненному зверю.
Тройной стук, разнесшийся по пещере, как барабанный бой, возвестил об их присутствии, но ответа не последовало. Напротив, воцарившаяся вокруг тишина стала еще гуще, даже заунывное пение арфы остановилось в молчаливом ожидании. Переглянувшись, девушки осмелились постучать еще один раз.