Асмодей

Dragoste

– Не надо, не ходи туда, девочка! – крикнула ей во след какая-то старуха.

– Не хорошее место, ой нехорошее, тем более в такую ночь, – вторила ей вторая кумушка, сидевшая перед своим домом. Воистину, в маленьких городах были сильны суеверия, хотя касательно этого замка легенды можно было назвать правдой. Пожалуй, только высокий статус лорда, владеющего замком, оберегал твердыню и ее хозяина от костра инквизиции, хотя сама Аврора приписывала эту незыблемую защиту тесной дружбе с рогатым и черным ритуалам, творимым с его именем на устах.

Нетрудно было представить, что в столь знаменательную ночь в древних стенах происходит

великий шабаш, потому ни одна живая душа не осмелилась подойти к его проклятым вратам. Но выбора у Авроры все равно не было, ведь на письме было выведено до боли знакомое имя Лионеля Демаре. Он был ее палачом, ее сокамерником, разделившим с ней последние минуты жизни, он был адресатом, которому должно передать послание. Прижав к груди зажатый в корсаже конверт, она переступила порог. Подняв взгляд туда, где находился главный зал.

То алые, то зеленые всполохи периодически озаряли темную кладку стены. Поистине ведьмовской смех и столь привычные для слуха пленницы Ада стоны невинных доносились до ее ушей, заставив сотни мурашек пробежать по спине, но Аврора все же смогла преодолеть свое отвращение, скользнув в узкие коридоры.

Планировку замка девушка запомнила еще с тех времен, когда ей не посчастливилось впервые повстречать ведьмака, а потому ей не составило особого труда добраться до главного зала. Удивительным было лишь то, что хозяин дома, уверовав в собственную безнаказанность, даже не потрудился выставить охрану у дверей. Что ж, ей оное только на руку.

Прижавшись к приоткрытой дверце, Аврора одним глазком заглянула внутрь. К ее удивлению, никаких оргий или ритуалов с корчившимися в муках жертвами в этих стенах не творилось. Это скорее было похоже на Дьявольскую пляску столетнего бала в замке Люцифера. И хоть сама она не имела возможности лицезреть это действо вживую, но много о нем слышала не только от прислуги, но и от демониц, которые ждали это событие с величайшим нетерпением.

Со стороны эти танцы были больше похожи на какие-то языческие ритуальные пляски дикарей. Женщины, обнаженные до пояса, собравшись в круг двигались в такт барабанному бою, издавая призывные похотливые крики и стоны. После жизни в обители князя блуда едва ли Аврора могла удивиться чему-то подобному. Повадки господ передаются и слугам, в общем, ничего странного.

В центре огромного зала, был кровью начертан какой-то енохианский символ, значения коего она не разумела, но судя по тому, что он был средоточием темной энергии, девушка пришла к выводу, что ведьмы проводят ритуал призыва Самайна, слывшего предтечей Хэллоуина. Что ж, видимо прислужницы Сатаны не ведали о том, что и Самайн, и их покровитель вместе с прочими демонами заперты там, откуда не должны были никогда выбраться. И если бы добрая четверть бесов не осталась на Земле, Аврора, не смотря на все посулы Асмодея и поистине адскую страсть к нему, никогда бы не отважилась на это богомерзкое поручение.

Скользнув взором дальше, девушка увидела главного вдохновителя этого шабаша, восседающего на резном деревянном кресле. Сразу было понятно, кто правит этим балом, и перед кем так красуются ведьмы.

Незваная гостья даже брезгливо поморщилась. Подумать только, время меняло многое. Оно превратило Шарлотту в древнюю развалину, а Виктора в седовласого старца, но Лионель Демаре, казалось, победил смерть.

По-прежнему высокий, статный, весьма красивый молодой человек с определенными и сухими чертами, он будто бы находился вне

времени. Ни один волос на его голове не тронула седина, ни одна новая морщинка не появилась на лице. Спустя сорок лет он был таким же, как и прежде, и лишь голубые глаза со стальным отливом выдавали его истинный возраст.

Своей привычке к роскоши мужчина не изменял и, несмотря на то, что в контексте данного празднества было уместнее надеть нечто вроде облачения Асмодея, Лионель избрал достаточно вычурный наряд, явно опережающий провинциальную моду. Щегольской коричневый жилет с золотым шитьем укрывал длинный песочный кафтан – жюстокор, сшитый по фигуре, без воротника, с короткими расклешенными рукавами, из под которых виднелось шелковое кружево белоснежной сорочки. Короткие штаны в тон жилета, застегивающиеся под коленом прекрасно оттеняли шелковый чулок – новое веяние мужской моды, прижившееся в Европе. Завершали образ такие же вычурные туфли с золотыми пряжками, казавшиеся явно неуместными в контрасте с деревенской беднотой. Золотистую ленту, стягивающую в хвост копну темных волос, венчала янтарная заколка, а на безымянном пальце красовался огромный перстень с фамильным гербом. Определенно этот мужчина не принадлежал к этому обществу и явно тяготился им. В таком-то кафтане нужно вышагивать по ступенькам Версаля, а не праздновать с низшим ведьмовским сословием окончание лета.

Всё в его фигуре, начиная от усталого, скучающего взгляда до тихого мерного шага, представляло самую резкую противоположность творившемуся вокруг действию. Ему, видимо, все бывшие на шабаше ведьмы не только были хорошо знакомы, но уж надоели так, что и смотреть на них и слушать их заунывное пение ему было очень скучно. Из всех же прискучивших ему лиц, лицо хорошенькой белокурой ведьмы, сидящей на низкой кушетке у него в ногах, казалось, больше всех ему опостыло. С гримасой, портившей его красивое лицо, он отвернулся в сторону, с большим интересом считая звезды в открытой амбразуре окна и поглаживая черного ворона, сидевшего на подлокотнике кресла.

Явно не довольная такой отстраненностью своего господина, ведьма вложила свою хрупкую бледную ручку в его ладонь, тем самым вырывая его из тумана размышлений. Грустным, полным торжественного участия взглядом, Лионель оглядел зал, будто пытаясь понять настал ли его черед присоединиться к действу, да так и застыл в кресле подобно ледяному изваянию, увидев в небольшой щели дверного проема таинственную тень.

– Негоже гостям стоять на пороге, когда пиршество в самом разгаре, – возвышаясь над толпой, произнес он.

– Могу гарантировать, что ты не вернешься обратно, – с ехидным смешком проговорила белокурая ведьма, – ибо секреты этого действа ревностно оберегаются нами, но убегать уже поздно. – По залу пронесся разгульный смех, казалось, присутствующих позабавило появление обреченной в их глазах незнакомки, лишь Лионель молчаливо опустился на свое кресло, пытаясь поймать каждое движение девушки.

Про себя помянув черта, Асмодея, и всю нечисть, чьи интересы Аврора представляла на этом богопротивном празднестве, она, собравшись с духом, с шумом растворила тяжелую створчатую дверь, будто хозяйка вступая в зал. В общем, уж если решилась говорить от лица древнейшего зла, не пристало ей пресмыкаться перед ведьмовским балаганом, да прятаться в тени. Это в Преисподней она вновь станет бесправной рабыней, а здесь Аврора Д’Эневер фаворитка Асмодея, величайшего из рыцарей Люцифера.