Асмодей
Шрифт:
Зависть, гордыня, неповиновение и недоверие – пороки, ведущие по ложному пути в конце которого всегда будет разочарование и смерть. Не многие смертные могли предвидеть такое печальное завершение своих исканий, и уж тем более не мог их узреть демон, чью природу они воплощали. Не могли оного изменить ни тысячелетний опыт, ни мудрость, ни знания. Великая ирония: воплощения грехов не могут противостоять их притягательности. До крови закусив посиневшую губу, Абаддон вышел из грота.
Не желая вдаваться в причины ухода ненавистного союзника, Асмодей возблагодарил все высшие силы за то, что перед надвигающейся катастрофой
Куда больше демона занимал вопрос организации обороны. Все козыри были на руках у противника, расстановка сил и вовсе ввергала рыцаря Ада в уныние. Взглянув на карту из человеческой кожи, растянутую на плоском камне, Асмодей в очередной раз пришел к выводу, что решающий бой придется дать раньше, чем он планировал. Те скудные запасы энергии, которые его слугам удалось выкрасть из пещеры подходили к концу, а это грозило обернуться новым бунтом; меры, запрещающие покидать лагерь лишь усугубляли это положение. Нужно было действовать, и действовать незамедлительно.
– Повелитель, – еле слышно проговорил Аластор, показавшись в дверях. – Владыка Азазель ждет Вашей аудиенции.
Первым порывом Асмодея было желание предать бывшего друга самой мучительной смерти. Разочарование от предательства до сих пор жгло его гордыню каленым железом, но с другой стороны, столь ли уж велик был этот грех? Рассказав Люциферу о намерениях князя блуда, Азазель не нарушил правил Преисподней, показал свою верность Темнейшему, не изменил собственной природе, пожалуй, в некотором роде даже пытался оградить своего товарища от непростительного поступка. В общем, даже грех предательства можно было рассмотреть через призму истины и придти к весьма неожиданному для себя решению, да и новые войска сейчас были весьма кстати.
– Проси его, – усаживаясь в дальнем углу, произнес Асмодей.
Слава Дьяволу, Азазель ждать себя не заставил, правда на этот раз в его походке не было привычной уверенности. Не часто приходилось ему ходить на поклон к тому, кого предал. Да и как вести себя с новым предводителем адского воинства он не разумел. Оказывать ему почести, будто Люциферу, казалось ему кощунственным, а точнее непозволительной фамильярностью, которую не разрешало самолюбие, но и дерзить он не решался. Остановившись в нескольких шагах от Асмодея, демон едва уловимо склонил голову, но так и не произнес ни слова, инстинктивно сжав кисть на рукояти небольшого кинжала.
– Зачем ты сюда явился? – проговорил Асмодей, стараясь и речью своей, и статью походить на истинного вождя, хотя эта роль давалась ему с явным трудом.
– Чтобы помочь, – спокойно отозвался Азазель.
– С чего мне верить тебе?
– Свои личные счеты ты сможешь попытаться свести, когда все это закончится. Я не давал тебе присяги, не клялся в вечной дружбе, а потому и просить прощения мне не за что. Однако я поклялся с мечом в руках идти вслед за Люцифером, и коль
– Красивая речь и возможно я бы ей поверил, если бы эта помощь не была предложена так поздно. Кажется мне, что ты решил потянуть со ставками, выжидая того момента, когда появится победитель. Что же изменило твои планы?
– Я здесь не на исповеди, – тряхнув рыжими кудрями, усмехнулся Азазель. – Не в твоих интересах отказываться от моих войск.
Асмодей хранил молчание, выкладывая на чашу весов каждый свой довод. Сомневаться в истинности слов Азазеля не приходилось. Будучи рыцарем, к тому же рыцарем не попавшим в опалу, он представлял немалый интерес для каждой из сторон, участвующей в конфликте, но в то же время, не понимая до конца его мотивации, демон не желал впускать его в свои ряды.
– И все же, я желаю знать почему ты решил сделать ставку на победу тех, чьи шансы с каждым мгновением все больше превращаются в несбыточную мечту. Поверь, этот интерес обусловлен не только моим желанием. Все они, – Асмодей кивнул в сторону выхода, имея в виду беженцев, собравшихся на священных землях, – захотят узнать об этом, и мне придется держать ответ.
– Идти за безумцем, ослепленным властью еще большее безумие. Власть тени не приемлет, Вельзевул не выполнит обещание, не разделит ее с остальными. Напротив, одержав эту победу, лишив оппозицию лидеров, он без особого труда уничтожит нас по одиночке, пока остальные не превратятся в покорных рабов. Грядущие казни наших могущественных собратьев лишь доказывают это. Он желает вернуть хаос лишь для того, чтобы господствовать над ним.
Ответ был исчерпывающим. Страх, взращенный разумом, но не вышедший из под контроля, был лучшим мотиватором. Безусловно, Азазель не отважился бы на этот поступок, если бы не видел в конце собственного пути позорную и неминуемую смерть. Это был лишь вопрос десятилетий, но что такое десять лет для того, кто видел сотворение мира?! Потому он, видимо решил попытать счастье в бою и, если суждено, пасть смертью воина. Асмодей уже открыл рот, чтобы высказать свою догадку, когда в проходе показался взъерошенный и явно переживший рукопашную схватку Аластор.
– Что еще? – со злостью взревел Асмодей, одарив вошедшего злобным взглядом.
– Мессир, Владыка Абаддон с небольшой группой верных ему воинов покинул Оазис.
– Что? А как же огонь? Я приказал запечатать магией все лазейки.
– Ты забываешь о том, что все мы, пусть и не столь искусны в волшебстве, как Астарот, но подобные преграды преодолеть можем, – фыркнул Азазель, переводя взгляд с Аластора на Асмодея и обратно. – Эти меры могут остановить крыс, а не титанов.
– Зачем он уехал? Что тебе известно?
– Владыка, он выступил перед всеми, публично осудив Ваше нежелание вмешиваться в судьбу приговоренных демонов, и получил поддержку толпы.Я попытался его остановить, но… – При этих словах советник виновато склонил голову, готовясь к тому, что на него обрушится волна нескончаемого гнева.
– Он отправился в Черный замок, – закончил за него Асмодей, прекрасно понимая, что при всем желании у Аластора не хватило бы могущества преградить путь рыцарю Преисподней.
– Глупо, – равнодушно произнес Азазель. – Он только разделит их участь. Воевать с врагом на его территории – величайший просчет.