Ассасин Его Святейшества
Шрифт:
Глава 3
В Рим я прибыл спустя ровно пять недель после моего выхода из Падерборна. Путешествие прошло в целом благополучно. Выдавая себя за зажиточного паломника, я снял удобную комнату в недавно построенной гостинице всего в пяти минутах ходьбы от собора Святого Петра. Соседи здесь только и судачили, что о нападении на Папу Льва, хотя насчет того, кто за этим стоял, они терялись в догадках. Разглагольствовать их тянуло единственно о чуде восстановленных глаз и языка Папы. Мало-мальски полезным сведением
Время для посещения Вечного города было на редкость удачным. Погода стояла превосходная: ночью опускалась умеренная, благостная для сна прохлада, а поутру становилось настолько тепло, что оказалось возможным оставить мой шерстяной франкский плащ в комнате и облачиться в легкую котту из льна. Переодевшись, я прогулочным шагом направился от площади Святого Петра вниз, в хитросплетение римских улиц. Моей целью было подробно осмотреть то место, где на Льва было совершено нападение. По дороге я миновал глыбищу замка Сант-Анджело, пересек каменный мост над грязными водами Тибра и двинулся через узкие трущобные улочки и проулки, где в обшарпанных многоэтажных домах ютилась римская беднота. Скученность там царила такая, что мелкие балкончики выпирали чуть ли не впритык друг к другу, словно и они боролись меж собой за место под солнцем, кое-как проникающим в замызганные, смердящие нечистотами улочки. Город, собственно, остался таким, каким я его и запомнил, – грязным, обветшалым, донельзя запущенным. Величавые памятники былой славы либо развалились сами, либо ушлый плебс растаскал их на строительство. Многие церкви и монастыри были попросту переделаны из гораздо более древних языческих храмов, а более новая доходная застройка сориентирована на продажу и сдачу паломникам. Торговля с приезжими расцветала здесь буйным цветом. Куда ни глянь, всюду тянулись бессчетные лавки со всякими безделушками, дешевые харчевни, таверны и лотки менял. Знаменитая Виа Лата, в противовес своему названию, была не такой уж и широкой – не больше трех туазов вширь. Прямая как стрела, она была вымощена отполированными до блеска щербатыми булыжниками, уложенными еще в древние времена. Дойдя до базилики Святых Стефания и Сильвестра, перед которой произошло нападение, я обнаружил, что она является частью гораздо более крупной, слитной группы зданий. Скопление обветшалых классических строений успело со временем превратиться в жилой квартал, именуемый местными жителями словом «палаццо».
По словам Альбина, нападение на Папу случилось средь бела дня, при стечении народа, а затем Лев исчез. Базилика была самым ближним местом, куда нападавшие могли оттащить свою жертву, поэтому я пересек улицу, толкнул дверь и беспрепятственно зашел внутрь.
Внутри пространство оказалось даже более обширным, чем можно было подумать, глядя снаружи. Я оказался в изначальном атриуме с мраморным полом, центр которого был открыт небу. Темно-красные столпы гранитных колонн подпирали окружающую черепичную крышу. Справа и слева находились закрытые двери, а непосредственно передо мной находился вход в саму церковь. На ближайшей ко мне дверной притолоке виднелись надписи красными и золотыми буквами. Я подошел и прочел список имен – это оказался своеобразный именной перечень святых и мучеников, всего более двадцати. Поверху золотом значились Стефаний и Сильвестр. Многие имена в списке были мне незнакомы, а самое нижнее – Maximus, – судя по всему, было добавлено недавно.
Я как раз вглядывался в список, когда из глубины церкви выплыл человек в поношенной монашеской рясе. Лицо его, некогда пухлое и округлое, обвисало мешочками похожих
Латынь священника была неспешной и нарочито разборчивой. Вероятно, во мне он углядел паломника-иноземца, которые все как один по-латыни говорят неважнецки.
– Боюсь, что денег со мною совсем немного, так, мелкая горстка монет, – ответствовал я незлобиво. Латынью я овладел еще в отрочестве, а при дворе короля Карла она была вполне в ходу, так что изъяснялся я без труда. – Меня предупредили соблюдать в городе осторожность: как бы кто не подрезал или не отнял кошель.
– Фиал у нас тут – далеко не единственное, – с туманной улыбкой заманивал меня священник. Его крючковатый палец указал на имена, что значились на дверном косяке. – Это у нас святые великомученики, реликвии которых взяты из усыпальниц и помещены на хранение в нашей молельне. Они также открыты взору.
Вообще-то осмотреть церковь изнутри тоже не мешало, поэтому я положил на протянутую ладонь священника пару местных медяков. Судя по тому, как мимолетно усмехнулись его толстые губы, сумма подаяния вызвала у него насмешку, но тем не менее он провел меня внутрь. После яркого атриума глаза мои с минуту привыкали к серому сумраку интерьера. Мой провожатый – судя по всему, это был церковный сторож – явно экономил на свечах: зажжено было всего несколько. Я проследовал за ним в дальний конец нефа, где ступени вели наверх, в молельню. Там на уровне глаз в стене тянулся ряд ниш, каждая локтей пять в ширину и три в высоту, забранная железной решеткой. Служитель церкви остановился у четвертой ниши. Зазоры меж толстыми прутьями позволяли заглянуть внутрь, где по бокам чадили два масляных глиняных светильника и пахло душной застарелой пылью, а посередине виднелся хрустальный сосуд с чистой прозрачной жидкостью.
Перед сосудом лежали какие-то узкие полоски кожи.
– Уздечка лошади преподобного, – учтиво сказал церковник.
Затем, под моим неотрывным взглядом, он счел необходимым сделать пояснение:
– В благодарность за свое исцеление император Константин напросился святому в конюхи и пешком пошел впереди, ведя лошадь Сильвестра вот за эту самую узду. – Сторож многозначительно помолчал. – За небольшую надбавку могу позволить за нее подержаться.
– А можно за эту надбавку еще и пройтись по остальному зданию? – поинтересовался я.
Мой собеседник, очевидно, сделал вывод, что нечего ублажать дальнейшим вниманием эдакого скрягу.
– Обитель оная – частное владение, – сказал он назидательно.
– А я проделал большой путь, чтобы усладиться здешними видами, – искоса посмотрел я на него.
Но церковник-сторож бесцеремонно оборвал меня:
– Базиликой ведает примыкающий сюда монастырь – я, между прочим, из него, – и моя братия не принимает обычных богомольцев. Кто хочет видеть остальное здание, должен иметь при себе приглашение от семейства.
– Что за семейство?
– Это палаццо, – с утомленным вздохом пояснил церковник, – уже которое поколение принадлежит тому самому знаменитому семейству, что дало нам двух Пап: Стефания – третьего с этим именем – и его брата Павла. Последний же в благости своей и от своих щедрот отдал это крыло под церковь Святых Стефания и Сильвестра.
Было ясно, что этот пройдоха не даст мне свободно разгуливать по зданию.
– Тогда, быть может, ты пособишь мне еще в одном деле? – спросил я. – Не можешь ли ты указать, где я могу найти номенклатора Павла, служившего у Папы Адриана?
Старый церковник оглядел меня зорко и недоверчиво.
– Насколько мне известно, он живет там же, где и всегда. – Его настороженные колючие зрачки прошлись по мне еще раз. – Однако если ты собираешься к нему за каким-нибудь благодеянием, то скажу сразу: по восшествии нашего нынешнего Папы Льва Павел ушел в отставку.
– Благодарю тебя. Тогда я знаю, где его искать, – сказал я и повернул на выход в сторону улицы. У себя на спине я по-прежнему чувствовал буравчики глаз старого прощелыги. Он сейчас, должно быть, недоумевал, как этот явный чужак может водить знакомство со столь высокопоставленным членом, пускай и бывшим, папского ведомства.