Шрифт:
Часть 1
Глава 1
– Я убью ее.
– Кого? – я с тревогой подняла на него глаза, хотя прекрасно знала, кого он хочет убить.
Стало невыносимо больно. Я ведь уже привыкла, смирилась, приняла все, как есть. Но нет, ревность по-прежнему жгла меня изнутри, просто я научилась скрывать ее под маской равнодушия. Вот только, если ревность остывала, в конце концов, то боль – нет.
Голос Игоря звучал напряженно, хрипло, но вид не внушал опасности. Он улыбался, а у меня все внутри разрывалось от невысказанных темных и неприглядных чувств. Ивовые ветви ползли по рукам, переплетались друг с другом, словно тонкие змеи.
– Она
– Убей, – просто ответила я.
После этого снова закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на своих мыслях, но Игорь наигрывал на гитаре мотив, который за последние дни так крепко въелся в мое подсознание, что, казалось, навсегда уже останется со мной. Звуки гитарных струн волновали меня, поднимали горячие волны с самого дна души.
Черновое название песни было “Она”. Вечная тема любви к неверной пустышке, которую он решил убить. Что ж, возможно, это правильно, ведь героиня его песни не я. Как всегда, не я. Требовать безграничной верности и при этом продолжать восхищаться теми, кто разбил когда-то сердце вдребезги – это какое-то природное недоразумение?
– Лора, все, хватит песен, иди ко мне…
Воздух в комнате был душным и пах миндалем. Я сидела перед мольбертом, не решаясь взять в руки кисть. Белый лист бумаги завораживал своей чистотой и бесконечностью, звал прикоснуться к нему, но в голове вместо мыслей плавала липкая сладкая вата. Я так и не уехала домой. А надо было готовиться к зачету, дописывать курсовую. Все потому что здесь мой плен – добровольный, жестокий и сладкий. Чувства снова и снова рождались во мне бурными волнами, растекаясь по венам густой, горячей лавой. Я не могу утверждать, что любовь – это счастье. Счастье гораздо обширнее любого из человеческих чувств. Но любовь придает жизни острый, соленый привкус. В этом весь кайф.
Я провела весь день вместе с Игорем. Наброски его новой песни были разбросаны по всему дому. Я привыкла к тому, как он работает: нервно, напряженно, эмоционально. Он писал, пробовал слова на вкус, произносил целые строчки вслух, пел их. А потом злился, разочаровывался, клал гитару, стучал пальцами по столу, зачеркивал резкими движениями карандаша рукописный текст. Я не разговаривала с ним, старалась не шуметь, незаметно передвигалась по комнатам, словно тень, прокручивала в голове новый мотив снова и снова. Время от времени я подбирала скомканную бумагу и бросала ее в мусорное ведро, но вскоре на полу появлялись новые исписанные и беспощадно забракованные листы. Я готова была стать для него, кем угодно: прислужницей, тенью, рабыней, любовницей. Только бы он тоже когда-нибудь захотел петь для меня…
– Лора, иди же ко мне.
Я вздрогнула от его голоса. Мысли расползлись серой кляксой на листе бумаги. Хотелось убрать мольберт и забраться к нему под одеяло, но я не могла. Надо было выплеснуть свою горечь на холст, чтобы стало легче. Игорь укоризненно смотрел на меня, отложив гитару в сторону. Темноволосый, кареглазый, с правильными чертами лица, острыми скулами и черными ресницами – он был чертовски привлекателен, этот, подающий надежды, рок-музыкант. Он и сам знал, что нравится женщинам, умел пользоваться этим. Я замечала, как все смотрят на него, когда мы вместе. Было в нем неуловимое, загадочное и злое обаяние, которое притягивает и сводит с ума.
– Я порисую, если ты не против, – я спрятала грустный взгляд за мольбертом. Игорь недовольно потряс головой, черные волосы упали на глаза.
– Когда-нибудь ты придешь сюда, и не увидишь ни своих картин, ни мольберта, ни цветных тряпок, которыми ты обвесила все вокруг. Тогда тебе нечем будет заняться, и ты будешь больше времени проводить в моих объятиях, – он откинулся
– Когда я рисую, то становлюсь лучше. Кистью закрашиваю свое темное и неприглядное, – торопливо начала было я, но Игорь не дал договорить.
– Странная! До чего ты странная, Лора. Я все никак не могу к тебе привыкнуть. Иногда не могу без тебя дышать, но чаще даже не замечаю твоего присутствия. Кто ты? Я не знаю тебя. И понять не могу до конца: то ли я люблю тебя, то ли ты меня просто шокируешь и цепляешь этим день за днем. Ведьма ты что ли?
Я сделала вид, что не слушаю его. Ивовые ветви, что тянулись вверх от моих рук, вдруг рассыпались в один миг, когда я взяла в руки кисть.
***
Когда мы с Игорем познакомились, улицы были наполнены ветром и влажным туманом. Город тонул в огромном сером облаке. Сверху то моросил дождь, то шел снег, который таял, прикасаясь к лицу и рукам. Руки мерзли, а я опять где-то потеряла перчатки. Мы с Крис шли по темным улицам на закрытую рок-тусовку в клуб “Чердак”. Проходки ей подарил бывший парень, который до сих пор иногда заходил к ней на чай. И не только на чай, судя по томным вздохам и динамичному скрипу старого дивана за стенкой.
Крис была моей подругой, одной из тех немногих, кто принимал меня со всеми странностями. Я пустила ее пожить к себе, когда на втором курсе ее, иногороднюю девчонку, выселили из университетского общежития после очередной пьянки. Я сразу же поняла, что это моя родственная душа – таким тоскливым был её взгляд, когда она пришла на лекции с двумя большими чемоданами.
Крис оказалась отличной соседкой: она делала все то, что ненавидела делать я: готовила, прибиралась, выносила мусор и мило беседовала с соседями. За тот уют, который она внесла в мою некогда неухоженную квартиру, я закрывала глаза на ее пристрастие к алкоголю и частую смену парней. Когда Крис пила, я старалась не попадаться ей на глаза, запиралась в своей комнате и рисовала, надев на себя наушники с любимой “Нирваной”. В остальное время мы были не разлей вода. Иногда я рисовала ее: у нее был потрясающий профиль, точеные черты лица, нос горбинкой, черные гладкие волосы с длинной челкой. Я мечтала, чтобы она читала мне стихи Ахматовой, стоя у окна и затягиваясь сигаретой, но она, как назло, совсем не любила стихов.
Итак, в тот дождливый вечер мы шли к клубу. Мои волосы лежали по плечам мокрыми сосульками, серый плащ намок и почернел. Казалось, дождь моросил только надо мной, потому что Крис выглядела великолепно, в отличие от меня.
– Если повезёт, то Алекс угостит нас бесплатным пойлом. Хочу напиться до одури! Неделю не пила.
– А я бы не отказалась от сэндвича, – ответила я, и мы обе рассмеялись.
У клуба мы сбавили темп, Крис, поправив волосы, уверенно обошла толпу у входа и протолкнула меня к двери. Предъявив охране свои проходки, мы разделись и спустились в подвальное помещение, попав в царство темноты и одурманивающего тумана. Музыка оглушала: на сцене корчились в судорогах музыкального экстаза несколько мужчин с акустическими гитарами.
Крис встретила знакомых, и мы подсели к ним. От вина я отказалась, но с удовольствием съела огромный гамбургер. Потом Крис потащила меня танцевать, пробираясь между людьми, двигающимися в такт музыке. Немного потанцевав с ней, я почувствовала, что устала от сильного шума и стала оглядываться в поисках места, где могу спокойно постоять в одиночестве. И тут я увидела его – он стоял у перил, ограждающих тесный танцпол и смотрел на собравшихся здесь, как на безликое стадо овец. Я остановилась, как вкопанная, а Крис исчезла в толпе, увлекаемая общей эйфорией танца. Я стояла и не могла глаз отвести от этого зверя, для которого я была всего лишь одной из овец. Его черные волосы падали на лицо, губы были плотно сжаты, а острые скулы могли свести с ума любую девушку в радиусе двадцати метров.