Астарта. Предназначение. Книга 3
Шрифт:
Передо мной раскинулась картина невыразимого ужаса.
Мои друзья из последних сил сражались с Голандой — существом, которое олицетворяло непобедимость. Она полностью восстановила силы, и каждый ее удар был подобен приговору.
Монти отлетел в сторону, пронзенный стрелой. Его тело ударилось о камень с глухим звуком, и он остался лежать неподвижно.
Шелли, израненная и окровавленная, едва держалась на ногах. Ее дыхание было тяжелым, движения — замедленными, как у человека, который из последних сил борется за жизнь.
Цирон
Яков лежал вдали, его тело было неподвижно, и вокруг него медленно растекалась темная лужа.
Лили стояла в центре поля боя, сжимая грудь окровавленной рукой. Ее глаза встретились с моими, и в них читалась невыразимая смесь боли и гордости. Она улыбнулась — слабой, едва заметной улыбкой, которая была как прощание.
В следующий миг ее ноги подкосились, и она тяжело рухнула на землю, словно угасший свет, оставив после себя лишь тишину.
В тот момент внутри меня словно взорвалась буря.
Все эмоции, которые я сдерживала, словно плотина, прорвались наружу: гнев, боль, отчаяние и ярость. Они смешались в неукротимый поток, захлестнувший меня с головой. Слезы застилали глаза, размывая передо мной картину. Но я смахнула их резким движением — сейчас не было места слабости.
И тогда я ощутила это.
Глубоко внутри меня разгорался огонь, которого я прежде даже не знала. Это был огонь, рожденный не только из боли и утраты. Это была сила, пробудившаяся в самой глубине моей души. Она росла, наполняя меня светом, который, казалось, разрывал меня изнутри, требуя выхода.
Моя душа вспыхнула, словно факел, разгоняя тьму вокруг и освещая все ослепительным светом.
Это был не просто свет. Это было обещание. Обещание, что я не позволю этому ужасу продолжаться. Обещание, что я встану, несмотря ни на что, и сделаю все, чтобы защитить то, что мне дорого.
— Хватит! — мой голос прорезал хаос, будто раскат грома.
За моей спиной раздался глухой хлопок, и воздух разорвали огромные черные крылья. Они были массивными, словно сотканными из самой ночи, и пульсировали необузданной энергией, заполняя пространство вокруг. Я почувствовала их силу, их живую связь со мной, словно они всегда были частью меня, скрытой в глубинах моей души, но только сейчас смогли явить себя миру.
С мощным взмахом крыльев я оттолкнулась от земли и взмыла в воздух. Ощущение свободы захлестнуло меня, как приливная волна. Это было освобождение — я сбросила оковы, которые, как я осознала, годами держали меня на земле, не позволяя понять, кем я являюсь.
Я парила над землей, чувствуя, как в каждом взмахе крыльев бушует моя сила, отражается весь мой гнев, вся моя решимость. Я была непобедимой, единой с этим миром и чем-то гораздо большим — свободной, как сама судьба, которая, казалось, привела меня сюда, к этому моменту.
В моих
Это был Палус — легендарный меч. Судья всего сущего, воплощение правосудия, дарованное богами лишь тем, кто достоин нести его бремя.
Свет Палуса был не просто сиянием — это было воплощение истины, самой справедливости и силы богов. Я чувствовала, как его энергия проникает в каждую клетку моего тела, заполняя меня настолько, что казалось, я вот-вот взорвусь. Это был не просто меч — это была сама воля мира, сосредоточенная в моих руках.
Все произошло в одно мгновение. Я не помню, как оказалась перед Голандой — все слилось в вихре света, движения и энергии. Ее глаза, полные ярости и ужаса, встретились с моими. В них застыл страх перед неизбежным. Она видела меч в моих руках и понимала его сущность.
Палус вспыхнул еще ярче, осветив небо и землю ослепительным светом. Его сияние, казалось, стало живым, искрящимся голубыми переливами — это была сама божественная воля, воплощенная в оружии.
Сила меча была непреклонной и неумолимой. Я чувствовала, как его свет переполняет меня, становясь продолжением моего существа. Голанда дрогнула, отлетев назад.
Мой голос прозвучал твердо, как удар колокола, разрезая тишину:
— Это конец.
Голанда опустила руки. Она знала, что ее конец неизбежен. В ее глазах больше не было ярости или дерзости — только смирение перед судьбой, перед мечом, который навис над ней, словно судья, выносящий последний приговор.
Я не колебалась. Ни на мгновение.
Палус вонзился в ее грудь с ясной, непреклонной силой. В этот момент время, казалось, застыло. Ее тело содрогнулось, выгнувшись дугой, и из ее уст вырвался пронзительный крик, который эхом разнесся по пустынным окрестностям, заставляя дрожать землю и воздух.
Но этот крик был чем-то большим, чем просто вопль боли. Это был крик души, осознавшей свое окончательное поражение, свою неспособность противостоять истине, воплощенной в моих руках.
Я склонилась ближе, тихо прошептав ей на ухо:
— Я предупреждала, что покончу с тобой.
Мои слова прозвучали спокойно, но в них была скрыта холодная, неизбежная решимость. Это был конец. Больше не осталось места для сомнений или борьбы.
Голанда посмотрела на меня в последний раз. Ее глаза, наполненные страхом и отчаянием, медленно потухли. Свет в них угас, оставив лишь бесконечную пустоту, безмолвную и холодную, как сама смерть.
Ее тело рухнуло на землю с глухим стуком. Неподвижное. Безжизненное.
Я парила над ней, держа меч в руках, который все еще светился, словно празднуя эту победу. Но в этот момент я не чувствовала радости или триумфа. Только тяжесть.