Астма. Высокая турбулентность
Шрифт:
— Сколько их здесь?
— Около двенадцати. Через месяц, увы, будет меньше, — мужчина болезненно сморщился и показал на дельфинов у берега. — Такие долго не живут. Но обязательно появляются новые. Когда дельфинам плохо, они держатся близ берега, чтобы тратить меньше сил. То туристы находят, то патруль привозит, то сами приплывают к нам по старой памяти. Мы стараемся помочь им, чем можем, но не у всех заживают раны.
Я опустился на колено, протянул руку к воде и похлопал ладонью по ее поверхности. Мне в руку тут же ткнулся бархатный нос.
Доверчивые и наивные, как
— Что с этим делают местные надзорные органы?
Смотритель поставил на пирс принесенное ведро с рыбой и стал закидывать ее в центр заводи. Вода забурлила, оживилась, являя несколько голодных морд.
Тем временем, лежащие у берега отшельники продолжали в том же духе, будто тонули в дремучей депрессии, из которой не могли вытянуть даже вкусняшки, — зрелище, от которого хочется часто моргать.
— Да ничего они не делают, мистер Риччи. Разве уследишь за всем этим — толпы туристов, среди которых попадаются настоящие живодеры, еще эти бесконечные экскурсии, браконьеры.
— Какая политика размножения и обучения?
— В смысле, какая? — не понял мужчина.
— У вас есть методика, по которой вы выращиваете и выпускаете молодняк?
— Не особенно. Мы стремимся сохранить вид, поэтому держим молодняк и кормим, пока не окрепнут. Подростков мы разделяем и оставляем в отдельном вольере — они самые веселые и ласковые, отлично подходят для шоу. Там их обучают дрессировщики. Это основной заработок питомника. Но это не длится слишком долго. Мы стараемся не передержать молодых. Когда выпускаем, юные дельфины находят стаю и учатся нужным навыкам у них.
— А по факту стая держит свой маршрут близ питомника и напрямую зависит от него.
— Я по образованию биолог, мистер Риччи, и сам прекрасно понимаю о чем вы. Но не я, увы, отдаю здесь основные распоряжения.
— Кто у вас главный?
— Я занимаюсь управлением. Питомник наполовину государственный, однако госорганы не вмешиваются, лишь подкидывают дотации раз в квартал. Есть еще владелец из Мумбаи, который получает прибыль с туристических активностей и типа финансирует маркетинг и продвижение.
— Пойдемте в ваш офис, Рахул. Хочу сделать вам предложение.
Рахул эмоционально переговаривался с тем самым владельцем из Мумбаи. Разговор звучал преимущественно на хинди с вкраплениями английских слов, иногда матерных, так что я совсем ничего не понимал, кроме того, что директор питомника относился к владельцу не очень-то уважительно. Закрытая стеклянная дверь за моей спиной обнаруживала весь столпившийся за ней административный персонал.
Дело в том, что когда я подробно описал смотрителю свое предложение: выкуп доли индийского владельца, финансирование N-ой суммы в развитие питомника, пересмотр политики вывода и обучения дельфинов, изменение маркетинговой и туристической программы и, в довершение, привлечение внимания общественности и запуск ряда благотворительных проектов, — у него отвисла челюсть, а секретарша, стоящая все это время рядом с нами, уронила ручку и поспешно выбежала из кабинета. Уже через
— Мистер Риччи, — Рахул оторвал ухо от трубки, — Он не может назвать сумму. Хочет услышать ваше предложение.
— Три годовых чистых прибыли по прошлогодней финансовой отчетности питомника. Для полублаготворительного предприятия это более чем.
Я уже успел ознакомиться с документами, которые принесла по моей просьбе секретарша и заранее прикинул сумму. Смотритель снова пустился в активное обсуждение.
— Он хочет четыре.
Конечно, этот алчный индус хочет четыре. Я не рассчитывал на скорую окупаемость, я вообще о ней не очень-то задумывался, кроме того, что питомник должен уметь сам себя обеспечить. Так что я кивнул.
Рахул улыбнулся, сказал что-то на своем, а затем ликующе кинул трубку на стол.
— Он продает! — закричал он на английском.
Потом еще громче что-то заорал то ли на хинди, то ли на мальдивском. Стекло за моей спиной затрещало от радостных криков. Смотритель поднялся с кресла и горячо пожал мне руку, хотя я еще ничего не сделал, лишь пообещал.
— Мистер Риччи, вы не представляете, как много это для меня значит, для всех нас! Эта жадная свинья забирала весь доход с туризма, каждую копейку. Мы жили на дотации государства.
— Это изменится, — я встал, — Рахул, я даю вам слово. Мы полностью пересмотрим подход к управлению с вашим участием. А еще я лично прослежу, чтобы дельфинов обучали заботиться о своей безопасности на воле.
— Спасибо! Спасибо! — человек все еще тряс мою руку, а я все думал, как бы аккуратно его прервать.
— Я здесь проездом. Вы сможете связаться с моим юристом и к завтрашнему утру совместно с ним подготовить договор?
— Да, конечно.
Я продиктовал номер, попрощался и вышел из кабинета, не ожидая, что на меня, как на дальнего родственника, налетит с обнимашками весь персонал питомника. Пытаясь протиснуться из офиса на улицу, я не сразу заметил, что девушки уже закончили занятие и озираются по сторонам, видимо, в поисках меня.
— Риччи! Сюда! — крикнула Ванесса.
Люди продолжали скакать вокруг меня, радостно переговариваясь на своем языке. Кто-то с криками побежал на пирс к туристической площадке, от чего занятие было прервано — все местные инструкторы повылезали из воды. Я подошел ближе к девушкам и терпеливо дождался, пока каждый желающий пожмет мне руку. Конечно, это было приятно, но я в действительности еще ничего не сделал. Ни-че-го.
— Дино, ты открыл этим аборигенам секрет огня? — засмеялась Ванесса, а Лена подхватила и тоже захихикала.
— Ну да. Смешно, — я глянул на часы. — Мы опаздываем.
— Интересно, почему? — съязвила актриса. — Давай колись, что ты там делал целый час? — выпытывала она, пока мы быстро шагали к катеру. — Откуда столько оваций? Ты пожертвовал питомнику миллион баксов? Ну не молчи, человек-загадка. Бесишь!
— Нет, — ответил, когда она в конец извлекла меня своей настырностью. — Я избавил дельфинов от свиньи.
— Чего? — глупый вопрос Нессы потонул в звуке моторной лодки, которая шла в сторону бухты отеля.