Ася

Иголкина Леля

— Больно же! — дергаюсь в отчаянных попытках грозную клопиху с голого загривка снять.

— Я и так тебе доверяю, — звучит, как будто я ее единственный на что-то шанс, — хотела порадовать и удивить. Сглупила?

— Порадовать и удивить? Сглупила? — цепляюсь за последние слова, вполоборота становлюсь и убираю руки со стола. — Ты меня действительно, что ли, за хозяина принимаешь? Что с голосом и текстом? Ася, я не нуждаюсь в подобной радости…

— Мужчины ведь любят, когда…

Нет! Она вообще, похоже, ни хрена не догоняет!

—

Любят секс, а не порево, которым ты решила ублажить, устроив черт знает что. Мы и в дУше передергиваем — это на минуточку, — пытаюсь повернуться к ней лицом, да только Ася крепко держит и ерзает щекой по моей спине, а это значит, что мне придется сохранять лицо и положение, — и по утрам у нас, как правило, увереннее стояк, чем, скажем, ночью или днем, но это ведь не следует воспринимать, как необсуждаемое руководство к действию. Цыпа, мальчики умеют ждать, терпеть, входить, в конце концов, в исключительное положение, когда вас посещает, например, кровавое воскресенье и вы со слезами на глазах вопите вслух о том, что «месячный отчет» превратил всегда миролюбивую на все согласную красотку в даму — «тебе не дам, поскольку обильно медоносит мой аленький цветок, вызывай на крылышках полицию, дружок»…

— Костя, — она стесняется, высоким лбом буравит позвоночник, вжимает пальцы мне в бока, пищит и даже заклинает, — перестань, перестань, перестань…

— Аська, я знаю, как обращаться с женщиной. Ничему новому на подобных сайтах я точно, черт возьми, не научусь. Ты спать не хочешь? — подавшись вперед, я все-таки прокручиваюсь и поворачиваюсь к ней лицом. — Идем в комнату. Там на балконе молоко допьем.

Мы странная с ней пара. Четырнадцать полных лет — возрастная разница. Я брюнет, она блондинка. Я долбаный «хозяин и богач», а Ася… Услужливая бесприданница!

Шторм. Затянутое облаками небо. Выглядывающая из мутной дымки полная Луна. Прохладный ветер. Засентябрило? Наверное. Тем более что уже пора.

— Что это сверкает? — жена приглядывается к россыпи холодных мелких огоньков над водной сейчас совсем не-гладью.

— Светлячки! — пригубив край чашки, отпиваю молоко. — Замерзла?

— Есть немного, — вздрагивает и сильно ежится.

— Иди сюда, — отступив от перил широкого балкона, освобождаю место перед собой. — Погрею Цыпу, если она, конечно же, не против.

— Нет! — хихикнув, просачивается между бортиком и мной, оглядываясь, ищет крепкой и уверенной поддержки. — Обними, пожалуйста, — она натягивает на плечи шотландкой выкрашенный теплый плед, возится и без конца посматривает на меня. — Костя?

— Да, конечно, — я отмираю и, отставив на перила чашку, двумя руками прижимаю полуголую к себе. — Хорошо? — сминаю шерстяную ткань, задевая пальцы ее тонких рук, двигаюсь, прощупывая плечи, уложив ладонь ей на талию, придавливаю, цепляя ребра и пупок.

— Ай! — вскрикивает, а затем внезапно начинает хохотать. — Щекотно! Не трогай, пожалуйста.

— Пупочек?

— Не трогай, я сказала, — добавив «ужас» в голос, как будто

бы настаивает.

— Ты заходишься в истерике, когда я попадаю пальцами в эту маленькую ямку?

— Не трогай! — теперь порыкивает, немного угрожая.

Не знал об этом месте! Буду знать…

— А если здесь? — подбираюсь к треугольнику любви, кругами разгоняю негу. — Что скажет юная Матильда?

— Не называй её так.

— Её? — добавить бы «однако!». — А как предпочитаешь? Её, её, её… — подкатив глаза, пространно продолжаю. — Всё же женский род! Итак?

— Никак, — бухтит под нос.

— Ася, я заплатил госпошлину…

— За что? — внезапно оживляется.

— За тебя, Цыпленок. Я отвалил государству мзду за свою жену.

— Я тебе должна?

Наверное, по гроб всей жизни. Нельзя же быть такой. Как объяснить, что это шутка? Я просто пошутил. Брякнул. Не подумал. Видимо, сглупил.

— Давай серьезно, женщина, — укладываю подбородок на ее плечо.

— Я слушаю, — она действительно ощутимо настораживается.

— У нас был незащищенный секс. Мне очень жаль, что я не сдержался и, если честно, то вообще забыл про важную резинку. Твоя порнуха пробила на такую дичь. Пф-ф-ф. Я кончил внутрь, Ася. Могут быть последствия. Твой цикл восстановился? Чем порадуешь, женщина?

— Почти.

— Это как понимать?

— Пятьдесят на пятьдесят. Я не кормлю грудью, но регулярности все равно не наблюдаю.

— Отлично! — а я с неудовольствием шиплю.

— Но я же извинилась…

Я все, конечно, принял, тем более что извинения принесены были, если я не ошибаюсь, дважды: на кровати и в душевой кабине, когда друг другу мыли спины.

— Послушай, пожалуйста, — теперь прикрыв глаза, шепчу.

— … — она помалкивает и почти не дышит.

— Не бойся, не бойся. Просто, — глотаю, двигая кадык, давлюсь слюной и кашляю, но подбородок от нее не убираю, — дети — это дорогой подарок. И если вдруг мы забеременеем, то обязательно родим. Иное никогда не будет обсуждаться. Я категоричен в этом вопросе, Ася. Считай это придурью или хозяйской замашкой, но никаких абортов и подобных тайн. Все, что связано с личным, интимным, нашим, общим, обсуждаем и не скрываем.

— Семейный совет? — скосив глаза, смеется.

— Но без сына. По таким случаям Тимофей не будет иметь право голоса. Это только между нами, женщина. То же касается вопросов здоровья и того, от чего зависит стабильность в этом доме. Я предпочитаю правду, возможно, горькую и некрасивую, зато чистую. Ни хрена не выйдет, если у нас появятся друг от друга тайны. Поверь, пожалуйста, я знаю, о чем говорю. Не стоит угождать кому-то в ущерб себе. Угу?

— Я не угождаю, — укладывает свои руки поверх моих ладоней, пристроенных с комфортом на ее лобке. — Я бережно отношусь к нашим отношениям. Ты знаешь, вероятно, мне повезло, и я впервые счастлива в этой жизни: у меня все случайно появилось и нет проблем. Муж, сын и это место. Спасибо, Костенька, за это.