Атакую ведущего!
Шрифт:
Утром идем отдыхать. От усталости ноги заплетаются. Вдруг навстречу нам штурман соседнего полка. Остановили его, спрашиваем: «Ну, товарищ майор, много ли сегодня вылетов сделали?» Он удивленно посмотрел на нас и отвечает: «Да вы что, девчата? Какие вылеты? Мы всю ночь спали. С вечера, правда, вылетов десять сделали и прекратили. В такую погоду хороший хозяин собаку из дома не выгонит». Тут мы все поняли. Разыграли нас летчики. Ох как же мы на них разозлились! На этого бедного майора накинулись скопом, а он смеется: «Милые девушки, это, должно быть, вас ребята
Слушая эту историю, мы с Николаем смеялись от души.
После совещания на аэродром поехали вместе. Подошли к самолету Зуевой. Николай обошел машину кругом, взглянул на стальные ленты-расчалки, которыми крест-накрест были стянуты верхние и нижние крылья, и шутливо спросил Катю:
– Аппарат еще крепкий?
– Да служит пока, – улыбнулась Катя. – Это он с виду такой хилый.
– А ну, проверим!
Стрелков ухватился за крыло, сильно тряхнул его. Легкий, сработанный из дерева и обтянутый тканью самолет заходил ходуном.
– Тише, Коля, развалится! – я испугался не на шутку.
Катя рассмеялась:
– Да он и не такую встряску выдержит. В какие только переделки с ним не попадали! Неделю назад лечу на задание. Ночь темная, хоть глаз коли. Подхожу к передовой. Вдруг прямо передо мной яркая вспышка! Самолет словно пушинку кинуло вверх и положило на крыло. Поняла: рядом разорвался зенитный снаряд. Меня сильно оглушило, а показалось: заглох мотор. Ох и испугалась! Думаю, ну все, отвоевалась, Екатерина. Но взяла себя в руки, поборола страх. По пожарам и вспышкам разрывов сориентировалась, где небо, где земля, и выправила машину. Прислушалась. Мотор гудит ровно, из патрубков видны голубоватые языки пламени. Значит, тянет мой У-2! Ну, прощайте, ребята, – и Катя протянула руку Стрелкову.
Николай взял ее маленькую ладонь, задержал в своей руке. Катя покраснела и опустила голову.
– Садитесь, Катя, Я дерну за винт.
Взявшись за лопасть, Николай повернул ее несколько раз. Нащупав в моторе пружинящую компрессию, скомандовал: «Контакт!»
– От винта! – крикнула Зуева. Николай отбежал в сторону. Мотор сразу взревел. От мощной тяги винта самолет подался вперед. Я выдернул из-под колес колодки, приложил руку к козырьку фуражки. Покивав нам напоследок из кабины, Зуева пошла на взлет.
Мы долго смотрели вслед удалявшейся, похожей на большую стрекозу машине.
– Ну, Сережа, и ты давай пять. Мне тоже пора, – голос у Николая чуточку дрогнул, хотя он и улыбался бесшабашно. – Будь здоров, старина. Может, еще встретимся…
И мы крепко с ним обнялись на прощанье.
Получив новые самолеты, наш полк летел на фронт.
На Волге еще дули холодные, пронизывающие ветры, а здесь, на южном участке фронта, ярко светило солнце.
После посадки, зарулив машину на стоянку, я выключил мотор и открыл кабину. Меня сразу же обдало блаженным теплом. Я выбрался на крыло и, расстегивая лямки парашюта, осмотрелся. Мой взгляд сразу наткнулся на белую кипень цветущих садов. Они подступали вплотную
– Антонов! – обратился я к своему механику, меня встречавшему. – Это чьи там аэропланы?
– Ей-богу, командир, не знаю. Будто бы полк ПВО… В это время у соседей взлетела зеленая ракета. У двух истребителей закрутились винты, и «яки» пошли на взлет.
– Куда это они, проветриться решили? – спросил техник.
Я сопровождал самолеты взглядом, пока не понял, в чем дело.
– Нет, Антонов, не проветриться. С запада «приятель» идет (так мы называли немецкий самолет-разведчик). Высоковато забрался, осторожничает… Только опоздали вы, братцы мои, с вылетом. Пока свои пять километров наберете, «приятеля» и след простынет. Как думаешь, Антонов?
– Уйдет, – коротко согласился со мной техник. Немец прошел строго над нашим аэродромом точно на восток.
К нам подошли другие летчики. Один из них, Муравьев, усмехнулся:
– Видали, как фашисты оперативно работают? Не успели мы на новом месте из кабины вылезти, а они нас – на пленочку! Прилетят домой, увеличат снимок – не только самолеты, Антонова с открытым ртом увидят. Закрой, Женя, варежку, не то ворона влетит!
Все рассмеялись. Мой Антонов зло сверкнул глазами, но промолчал. С Муравьевым, остряком и балагуром, он опасался связываться. По опыту знал: себе будет дороже.
Между тем разведчик, пройдя над нами, растаял в небе. Растворилась в густой синеве и пара «яков». На аэродроме снова воцарилось спокойствие. Продолжалась обычная работа: заправка машин горючим, воздухом… Вдруг на стоянке кто-то радостно крикнул:
– Смотри, смотри, ребята! Поймали!..
Все подняли головы вверх, отыскивая самолет. Вместе со всеми я стал наблюдать, как большой двухмоторный «юнкерс», не жалея завывавших от натуги моторов, спешил на запад и как сзади и справа от него мчались, постепенно догоняя фашиста, наши истребители. Рядом с этим стервятником они были похожи на двух юрких стрижей.
Затаив дыхание, все ждали, что будет дальше.
Вот наши «яки» позади немца перешли справа налево.
– Ну что же они не стреляют?!
– Это кому невтерпеж? – не поворачивая головы, спросил Муравьев. – Забыл, что звук запаздывает?
Истребители уже слева пошли на «юнкерса» в повторную атаку, а с высоты только теперь донесся звук первых очередей, напоминавший конский храп.
И вдруг фашист задымил!
– Ура-а! Молодцы, ребята! – ликовали на стоянке. – Так его, гада!
– Ведущий пары теперь спокойно может сверлить дырку под орден, – заметил Муравьев.
– Гляди, гляди! – закричал кто-то. – Парашютисты посыпали. Раз, два, три… четыре! А вон и пятый повис!
Покинутый экипажем бомбардировщик еще некоторое время продолжал лететь по прямой, а затем окутался белым облаком дыма и взорвался в воздухе.
Вскоре на аэродром возвратились «яки» наших соседей. Над стартом они сделали изящную «горку» и, разойдясь веером в стороны, стали заходить на посадку.