Атакую ведущего!
Шрифт:
Однако в этот день боевых вылетов не было. Все шумно устраивались на новом месте. Летчики поселились в уцелевших хатах, а техники, мотористы и оружейники – в полуразрушенной колхозной мастерской.
Вечером я отправился вместе с адъютантом эскадрильи взглянуть, как разместились люди. У техников уже топилась печь, сделанная из железной бочки. Было тепло, пахло свежей пшеничной соломой, брошенной на деревянные нары.
Выйдя от техников, я решил заглянуть в ближайшую к аэродрому хату, где остановился командир звена Николай Агафонов, мой земляк. Прибыл он в наш полк под Ростовом. Его направили в нашу
Повторяю – я не узнал своего друга. Да и немудрено. За это время Николай разительно изменился: возмужал, раздался в плечах, из-под фуражки выбивались черные с густой проседью волосы, а на левой щеке багровел глубокий шрам, сильно обезобразивший его некогда привлекательное лицо.
Николай стоял, улыбался, глядя на меня. Потом спросил:
– Что, Серго, не узнаешь?
– Николай?! – воскликнул я, пораженный. – Откуда ты здесь?
Мы крепко обнялись и, отойдя в сторонку, буквально засыпали друг друга вопросами. Вспоминали родное училище, друзей, живых и мертвых; Николай рассказал о том воздушном бое, который едва не стал последним для него…
Увидев меня в окно, Агафонов приветливо махнул рукой: «Заходи!» Я толкнул низкую дверь хаты.
На пороге меня встретила хозяйка, женщина средних лет, в вязанной из грубой шерсти кофте, в накинутой поверх нее кацавейке и в темной сатиновой юбке.
– Здоровы будьте, заходьте, – нараспев сказала она, улыбаясь ласково. – Побачьте, як тут влаштувався ваш парубок.
Я оглядел хату – печь, лавки, стены, на которых в застекленных рамочках было собрано множество фотографий хозяйкиной родни, ближней и дальней.
Агафонов сидел за столом. Своими широченными плечами он занимал почти весь передний угол. Рядом с ним устроился мальчонка лет семи – худенький, одни косточки, давно не стриженный, в рваной женской кофте. Николай, обняв мальчика, прижал его к себе.
Вижу, хлопчик зачарованно поглядывает на гимнастерку Агафонова, где привинчен орден, на кобуру с пистолетом, но дотронуться до всего этого великолепия не решается – еще не освоился.
– А ну, командир, – сказал Николай своим сильным голосом, – угадай, как нашего хлопца зовут?
Он улыбнулся ласково и погладил кудлатую голову мальчика.
– Иван? – начал я угадывать.
– Ни! – глаза мальчугана весело заблестели.
– Грицко?
– Ни!
– Василь?
– Ни!
– Николай?
– Ни!
Хозяйка, хлопотавшая у печи, рассмеялась и обернулась к нам.
– Ну, тогда, наверно, Тарас?
– Та ни!..
Много я перебрал имен, а в ответ все «Ни!» да «Ни!». Подсев к столу, я достал из планшета новенький синий карандаш:
– Вот, если скажешь, как тебя зовут, получишь в подарок этот карандаш. Идет?
Но мальчонка, видно, был с характером.
– Ни! – твердо ответил он и сжал губы.
Тогда я вытащил из планшета чистый листок бумаги и начал рисовать хату – стены, крышу, окошко… Соломенную крышу нахлобучил на хату глубоко, а рядом с трубой нарисовал большое гнездо и возле него – длинноногого аиста.
– Лелечка, – тихо сказал
Потом я нарисовал колодец с высоким журавлем, похожий на тот, что стоял у них во дворе, а в небе над хатой распластал крылья краснозвездный самолет.
Мальчик не мог сдержать счастливой улыбки.
И тут я сделал вид, будто собираюсь спрятать рисунок в планшет. Маленький упрямец не выдержал, потянулся руками к листку и закричал:
– Я – Мыколка! Мыколка!..
– Вот те раз! Я ж говорил «Николай», а ты сказал «Ни!».
– Николай це вин, – мальчик показал пальцем на Агафонова. – А я – Мыколка.
– Мы весело рассмеялись.
Очень подружились Николай и Мыколка. Мальчик всюду бегал за лейтенантом, ждал его возвращения, когда тот улетал на боевое задание.
Жизнь в деревне в ту пору была голодной. По утрам даже петушиного крика не услышишь. Оккупанты разграбили все, что было можно, половину хат сожгли. Не раз я видел, как Агафонов заворачивал в столовой котлету или кусок сахара в бумагу и нес этот скромный гостинец своему маленькому тезке.
Как-то Николай смастерил Мыколке самолетик. Три дня тот не выпускал из рук игрушку. Бегал с нею по полю, самозабвенно жужжал, изображая полет истребителя. Ночью он прятал самолетик под подушку.
Вечером, когда мы обычно возвращались с аэродрома в деревню, навстречу нам выбегал Мыколка. Он направлялся к Агафонову, брал его планшет и гордо шагал впереди. А как только они заходили в хату, забирался к Николаю на колени. Сколько было в такие минуты веселья и смеха!
Они и спали-то вместе. Перед сном мальчик долго играл с Агафоновым, гарцевал у него на животе и, сморенный наконец усталостью, засыпал, прижавшись к плечу летчика, крепко обхватив его за шею ручонками. Малыш еще крепко спал, когда мы на рассвете садились в свои машины.
В тот день мы получили задание прикрыть группу СБ [1] , летевшую на бомбежку вражеских позиций в район Краматорска.
Видимость была отличной, как говорили летчики, «миллион на миллион». Внизу простирались засыпанные снегом села, леса, дороги… Над линией фронта мы заметили самолеты. Они шли навстречу на одной с нами высоте. Подойдя ближе, мы узнали немецкие бомбардировщики, «юнкерсы». Они, коптя чистое небо моторами, шли бомбить наши войска. Сверху над ними ходила пара тощих, похожих на кладбищенские кресты «мессершмиттов».
1
СБ – скоростной бомбардировщик. (Примеч. автора.)
Я предупредил своих летчиков по радио:
– Внимание, группа! Впереди – «юнкерсы»! – И, решив разогнать их, помешать прицельно сбросить бомбы на нашу пехоту, тут же передал моему заместителю: – Поваров, пройди своей четверкой с СБ, а мы с Агафоновым атакуем. Потом вас догоним!
И мы пошли в атаку. «Юнкерсы», увидев нас, уклонились от боя и, беспорядочно побросав бомбы, стали уходить на запад. Я быстро догнал левого ведущего и дал по нему очередь из пушки и пулеметов. Самолет задымил. В шлемофоне раздался умоляющий голос Агафонова: