Атаман всея гулевой Руси
Шрифт:
– Стало быть, у немцев она есть?
– Ничего ты не понял, Максимка: для меня была воля – не жить на Москве. Была, да вся вышла, запнулся о Стеньку и пропал.
Федот обеспамятел и стал бредить. К рассвету он затих. Через недолгое время над головами узников послышались тяжёлые шаги. Это проснулся палач Борька Харин и заходил своими косолапыми ножищами по полу пыточной избы. Вскоре дверь в тюрьму приоткрылась, и в неё просунулась опухшая харя палача.
– Что, сволочи, все живы?
– Федот отошёл, – загомонили
– Подволоките его сюда! – велел палач.
Максим взял истощавшее тело Федота и подал Борьке.
– Боренька! Милостивец! – заплакались тюремные люди. – Не закрывай совсем дверь! Оставь нам продух!
– Вонять надо поменьше! – рявкнул палач и захлопнул творило.
Тело Федота он сунул в рогожный куль, закинул его на плечо и скорым шагом поспешил к яме, в которой скопом хоронили всех убитых и умерших. Обыватели шарахались от палача с его страшной ношей, мимо воинских людей Борька прошмыгивал боком, солдаты и стрельцы частенько тузили палача ради общей забавы. Яма была заполнена покойниками почти наполовину. Борька швырнул с плеча куль вниз, плюнул на него вслед и вернулся к тюрьме.
Возле пыточной избы его поджидали Савва и Макрида, к которой Настя живо перепроводила монаха по его щекотливому делу. Знахарка недавно свела с рожи палача гнилые лишаи и была у него в большом уважении.
– Я к тебе, Бориска, пошептаться по важному делу.
– А это кто с тобой? – спросил палач, окидывая Савву тусклым оловянным взглядом.
– По его делу и разговор будет. Отпирай свою избу, а то люди оборачиваются.
Знахарка первой ступила в пыточную, огляделась по сторонам и промолвила:
– Худо ты бытуешь, Бориска. Пора тебе свою избу иметь на посаде.
– У меня даже малых зажитков нет, – недовольно пробурчал палач. – Жалованье всего два рубля с полтиной на год. С воров тоже больших прибытков нет, все они пьянь да голь. Изба больших денег стоит, да и на что она мне?
– Как на что? – всплеснула руками знахарка. – Пора тебе ожениться, Бориска. Не приведёшь же ты невесту в пыточную избу жить под дыбой на крыше тюремной ямы.
– Ожениться мне было бы в самый раз, – вздохнул палач. – Да кто за меня пойдёт? Все люди меня чураются, как зачумлённого.
– А вот и неправда! – живо воскликнула Макрида. – Есть одна, кому ты по нраву. Сразу скажу, что она чуть-чуть была замужем, но всем хороша: телом в твой обхват, щёки как яблоки налитые, глазки маленькие, а щебечет – ну чисто птаха залётная!
– Я бы не против, – сказал Борька. – Но ты же говоришь, изба нужна.
– А вот по сему делу послушай этого человека и всё сделай, как он велит, – сказала Макрида.
Савве было в новинку вести торг за человеческую жизнь, он всегда просил облегчить людскую участь у Бога, здесь нужно было её вымаливать у палача. Борька утомился ждать, пока он вымолвит слово, и раздражённо крякнул. «Как мне величать этого выродка?» –
– Что за дело ко мне? – устав ждать, вопросил Борька.
– У тебя парень в узилище томится, Максим, твёрдышевский приказчик.
– За него просишь? – спросил Борька и глянул на знахарку. Макрида ободряюще закивала.
– Отдай мне парня, я тебе за него пожалую пять рублей.
Палач закусил нижнюю губу и задумался: деньги были большие, но и продавать узника ему было впервой, и он колебался.
– Как я тебе его отдам? За него с меня губной староста спросит. Что я скажу?
Савва устремил беспомощный взор на Макриду.
– Экий ты, Бориска, недотёпа! – желчно вымолвила знахарка. – У тебя в тюрьме люди мрут?
– Бывает.
– И куда ты их деваешь?
– Как куда? Заверну в рогожу да в яму кину.
– Вот и сотвори с Максимкой то же самое, – сказала Макрида. – Как завечереет, отволоки его к яме и там оставь. Забудь страх, сейчас начальным людям не до тюрьмы.
Борька покряхтел и решительно протянул ручищу к Савве:
– Давай деньги!
– Получишь у ямы, когда я увижу Максима живым.
– Ладно! – палач навис над Саввой. – Вздумаешь вилять, так я из тебя мигом душу выну!
Весь день Савва протомился ожиданием, а когда стало смеркаться, поспешил к яме. Скоро явился Борька с кулем на плече.
– Давай деньги! – потребовал он.
– Ты поначалу развяжи куль, а я гляну, жив ли парень.
– Ещё как жив! – Борька положил куль на землю и снял завязку. – Не хотел своего спасения, пришлось его усмирить. Давай деньги!
Савва помог Максиму выпростаться из куля, затем вынул завязанные в тряпицу деньги и отдал палачу.
– Пойдём поскорее от смрадного места, Максимушка. Потаповна пирогов напекла и, поди, нас с крыльца выглядывает.
Набатные и другие колокола на башнях крепости ударили сполох. Ратные люди с оружием в руках выбегали из воинских изб и спешили на прясла. На Борьку Харина, который, зажав в кулаке деньги, торопился к знахарке, никто не смотрел.
– Ты что заявился? – недовольно спросила, открыв дверь, Макрида. – Я тебя в гости не звала.
Борька разжал кулак и показал ей деньги.
– Пять рублей у меня есть, – ухмыльнулся палач. – Стало быть, время показать мне невесту.
В этот миг в башнях загрохотали пушки, и началась частая пищальная пальба.
– Какая тебе сейчас невеста! – разозлилась Макрида. – Не чуешь, дурень, что вокруг деется? Беги к себе в тюрьму и запрячь рубли до лучшего времени!
Борька постоял, полупал зенками на закрытую дверь и побрёл в тюрьму, где его ожидала пыточная работа.
Милославский и Барятинский по сполоху сбежались возле Казанских ворот, к которым уже вплотную мужики насыпали вал, и с этой стороны крепости угрожала наибольшая опасность.