Атаман. Гексалогия
Шрифт:
– За что, княже, в немилость я впал? Взор ключника перебегал с князя на меня, и вдруг он заметил пузырек на столе. Глаза его округлились от страха, и он закричал:
– Не мой яд, не мой!
Князь уселся на топчан и ласково спросил:
– А откуда ты знаешь, Матвей, что в склянке яд? Может, снадобье там от желудка?
Ключник молчал, поняв, что проговорился.
– Не я это, не мое! Это он, – указал он пальцем на меня.
– Ах ты, собака лживая! Когда свинья отравилась вином, мне на стол поданным, он с воинами в Муроме был! Расскажи, кому продался, кто смерти моей хочет?
Ключник упал Князю в ноги, стал целовать сапоги, заливаясь слезами.
–
Князь брезгливо отодвинулся.
– Кто?!
– Глинский.
– Какой?
– Василий Львович. Князь замолчал и задумался.
М-да, слышал я разговоры, – так, слухи можно сказать, – что у Елены Глинской, супружницы государя, дети были как раз от Овчииы-Телеппсва. Не устояла государыня. Опять же повторюсь – слухи, озвучивать их князю я не собирался: в конце концов, это его дело, с кем спать. В первом браке, с Соломонией Сабуровой, детей не было, и государыня монахиней была сослана в монастырь. Вероятно, сам Василий был бесплоден, но вторая жена оказалась хитрее и практичней и родила наследников. Все-таки князь в молодости был красив и хорош собой: впрочем, он и сейчас не стар, только вошел в пору мужской зрелости.
Князь очнулся от дум.
– Пей из своей склянки, мерзавец!
– Не губи, князюшка! Помилосердствуй!
– О как заговорил! А когда ты яд в вино мне наливал, о милосердии думал? Пей, умри достойно, а не то кату в руки отдам.
Ключник залился слезами, облобызал сапоги князя. Жалкое было зрелище, когда из самодовольного княжеского приближенного ключник превратился в слизняка, цепляющегося за свою жалкую жизнь. Князь посмотрел на меня. Думаю, я правильно понял его взгляд. Я схватил пузырек, сгреб за волосы ключника, запрокинул ему голову назад и, когда Матвей разинул рот в крике, вылил ему пузырек в его поганую пасть. Ключник издал булькающий звук, поперхнулся, закашлялся. Воздуха ему не хватало, он посипел и вскоре лишился чувств.
– Добей!
Я вытащил нож и всадил ключнику в сердце.
– Собаке – собачья смерть] – бросил князь. – Думаю, у тебя хватит ума забыть об услышанном?
Я кивнул.
– С Глинским я сам разберусь. Скажи Митрофану – пусть завернут в холстину и выкинут эту падаль из моего дома. Ключи отдай ему же.
Князь вышел, а я замкнул дверь и пошел выполнять поручение. Все, закончено задание князя, и удалось это сделать быстро.
Митрофан все понял с полуслова и ничему не удивился – мне показалось, что это не первое такое поручение от князя.
Я присел на пенек на заднем дворе. Похоже, я здорово влип. Одно дело – хранить государев секрет, другое – соприкоснуться с личными тайнами двора. Ладно, ключник мертв – туда ему и дорога, сам смертоубийство замышлял. Но я из-за своего дурацкого рвения стал невольным свидетелем важного разговора. Теперь совсем не исключено, что в скором времени и мне придется умереть – от ножа в спину или другого несчастного случая. В таких тайнах свидетелей живыми не оставляют. Хоть я и не давал повода князю усомниться в умении держать язык за зубами, но кто для князя Юрий Котлов? Один из многих дружинников, пусть даже умный и удачливый, смелый и исполнительный. Так ведь и новых найти можно, только свистни – сами объявятся. И чем больше я думал, тем сильнее меня охватывало желание поскорее унести из княжеского дома ноги. Как там у классика? «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь».
Все! Я определился. Жалко покидать обжитое место – так ведь и дом не мой, семьей не обзавелся; а что к дружинникам прикипел – так это боевые товарищи, и
Сейчас уйти нельзя – сразу искать бросятся. Возьму с утра деньги – как без них первое время прожить? – сделаю вид, что на торг пошел, да и был таков. Сабля и нож всегда при мне, кольчугу придется оставить – в броне на торг не ходят. Лошадь брать тоже нельзя – она для походов, будет подозрительно. Придется бросить одежду и кое-что по мелочи, но Бог с ними, надо спасаться. А пока спокойно заниматься делами и не дать князю или его соглядатаям понять, что я догадался, кто будет следующей жертвой. Чертов сои! Одни проблемы и неприятности из-за него на мою голову. Молчал бы себе в тряпочку – глядишь, у дружины появился бы новый высокий покровитель и хозяин.
Из дома вынесли завернутое в холстину тело ключника, бросили его в телегу и выехали со двора. Я успел заметить вскользь брошенный на меня взгляд Митрофана. Странный взгляд – не то жалостливый, не то осуждающий. Видно, уже распорядился князь… А может, мне это показалось? Лучше перестраховаться, я ведь жив до сих пор только потому, что иногда думал. Не самое худшее качество. Верно сказано: «Во дни благополучия пользуйся благом, а во дни несчастья размышляй».
И уходить надо подальше, по не в Псков или Новгород. Государь проредил тамошних бояр. Кого в Москву забрал в служивые люди, под надзор, кого жизни лишил. Незнакомые люди на виду, быстро посаднику доложат. Москвичей что тогда на Руси не любили, что сейчас.
Куда же уходить? В Муром – князь первым делом туда людей пошлет. В Тулу? Слишком я там известен, и город, и Москва близко. В Архангельск? Решение в голове созрело как-то само – в Хлынов, столицу Вятского края. Далекая окраина, к тому же издавна настроенная против Москвы – то, что мне надо.
Малочисленный городок, но если не выпячиваться, какое-то время пересидеть можно, хотя бы годик. А за это время или фавориты у государя поменяются, или инцидент забудется.
В принципе все княжества вокруг Москвы присоединялись или силой как Новгород, Псков, Хлынов, или хитростью и обманом, как Рязань. Так что основания не любить Москву у провинции были. К тому же кроме Хлынова я, как вариант, рассматривал Нижний Новгород или Великий Устюг.
Ночью в постели я ворочался, не мог уснуть, хотя и хотелось. Вспоминался странный взгляд старшего дружинника. Не накинули бы удавку на шею ночью, пока все храпят.
Забылся я уже к утру, не совладав с собой. После завтрака оделся, взял все свое серебро, зычно гаркнул в толпу ратников:
– Кто со мной на торг?
Желающих сегодня не было, и я, облегченно вздохнув, вышел за ворота. А думал ведь, что за мной увяжутся соглядатай, чтобы не сбежал. В душе шевельнулось сомнение – может, князь и не приказывал Митрофану устранить меня? Может, я стал слишком подозрителен? Нет, уже все решено, к чему рисковать!
Отойдя пару кварталов, я повернул вправо, к торгу. Мне надо было приобрести коня – не пешком же уходить. Выбрал быстро, сразу же подобрал седло и выехал из Москвы. Далеко уехать не удалось – все дороги развезло, и у Коломны пришлось грузиться на попутное судно вместе с конем. Снег тает, дороги залиты водой, непроезжие ни для саней, ни для телег. Только верховой пробиться может, уморив коня. Вот и славно.
Обнаружив пропажу, в первую очередь меня кинутся искать в Москве, разумно предположив, что дороги почти непроходимы. Ищите, ребята, флаг вам в руки.