Атаман. Гексалогия
Шрифт:
– Да вроде.
– Сам всё проверь, подковы у лошадей посмотри, чтобы мне краснеть за вас не пришлось. Опозоришь перед государем – высеку.
И морозным декабрьским днём ополченческие ратники выехали из города. Колонна вытянулась на полкилометра. И то – триста всадников! Ехали без обоза, налегке, личные вещи и продукты везли в чресседельных сумках.
Во главе колонны ехали именитые бояре, богатые землёю, у которых и дружины были по полета человек. Я же со своей пятёркой ехал почти в конце, за мною
Ранг боярина, его родовитость почитались свято. Чем больше колен насчитывалось в роду, тем ближе в боярской думе к наместнику или воеводе сидел боярин. Там, где раньше сидел отец, теперь сидел сын, и Боже упаси было кого-то передвинуть. Начинался скандал, возникали обиды. Так и в колонне все занимали места по чину.
Далеко за полдень объявили привал. Коням ослабили подпруги, сами погрызли сухарей. И – снова в путь.
Нам в хвосте колонны было легче, передние конями пробивали дорогу. Хотя снега было не так много – чуть пониже колена, кони уставали.
Начало смеркаться. По моим прикидкам, прошли мы сегодня немного – вёрст двадцать пять-тридцать. Дружинники споро стали ломать ветки кустов, соорудили себе небольшие шалаши, побросали в них конские войлочные потники. Получилось быстро, и вышло хоть какое-то укрытие от ветра. Правда, после таких ночёвок пахло от всех терпким конским потом.
За неделю движения мы дошли до места, обрастая по дороге всё новыми и новыми отрядами местных бояр. Числом никак не менее тысячи, а то и более теперь была колонна.
Показался Псков.
Мы встали недалеко от города, разбили лагерь, бояре – из тех, кто побогаче и породовитее, разбили небольшие шатры. Везде загорелись костры, каждая дружина варила себе кулеш – нечто вроде каши с мясом, туда же для сытости бросали сало. Хлеба не было, а и был бы – замёрз бы по дороге, потому грызли сухари, и хруст стоял над лагерем – как будто множество людей шли по снежному насту. Занятно!
Ко мне подошёл новый знакомец – боярин Тучков.
– Ну как ты тут устроился?
– Холопы делали себе шалаши из веток – сделали и мне.
– Ты откуда в наших краях появился, что-то я тебя раньше не видел.
– Да вологодский я. Отец – боярин, Игнат Михайлов из деревни Ярцево. Пожар был в усадьбе, мои все в том пожаре погибли. Меня воспитывал дядька в Рязани. Как постарше стал, на отчую землю вернулся.
– Вот оно как! А я думаю – откель новый боярин взялся? Ты раньше-то в набеги с дружиной хаживал?
– Нет, с дружиной не доводилось. Пластуном я был в княжеской сотне.
– Ух ты, – удивился Никита. – Чего же без щита на войну идёшь?
– Не привыкши я ко щиту, тяжесть. Пластунам он только помеха.
– А сабли чего две? Из плохой стали, что ли? Если боишься, что сломается, лучше до боя
Вот прицепился.
– Нормальные сабли, одна из Дамаска, другая – испанская.
– Дай поглядеть.
Я протянул ему одну, потом другую саблю. Никита вытащил сабли из ножен, осмотрел, сделал несколько взмахов.
– И сколько же стоят?
Я назвал цену, и Никита присвистнул.
– Изрядно. Ты вот что, коли непонятно что будет – спрашивай. Я тут недалеко. – Он указал рукою направление. – Мы и в бою будем по соседству. Завсегда так было – вологодские вместе, так же и ярославские и тверские стоят. Ну, бывай здоров. Лошадям снег не давай – топи его в вёдрах и давай воду, подогретую слегка.
– Знаю, спасибо.
Никита ушёл.
Мы завалились спать – за переход все утомились. Над лагерем стоял дружный мужской храп, и только дозорные глядели во все глаза, хотя рядом с городом враг не осмелился бы появиться.
Выспался я прекрасно. Конский потник грел снизу, со снега, полушубок – сверху, на ногах – тёплые сапоги, подбитые мехом. Мои ратники были одеты также.
Стояли мы лагерем у Пскова два дня, затем двинулись на юг, на полуденную сторону. Не к Смоленску ли двинул войска воевода? Нет, не доходя Смоленска, мы свернули на запад, на закатную сторону. И здесь нам было суждено принять первый бой.
По лесной дороге навстречу русским выезжали литвины. Встреча была для обеих сторон неожиданной. К тому же встречный бой без подготовки – самый страшный, самый кровопролитный. Русские рати шли по дороге и, только-только завидев врага, стали растекаться по сторонам, чтобы выстроиться в линию для атаки.
Литвины тоже оказались в трудном положении – часть их войск ещё была на лесной дороге и даже не могла развернуться для боя.
Сшиблись! Многие не успели в спешке достать копья из петель, лишь выхватили сабли. Скорость у конницы с обеих сторон была низкой, на поле – много снега. Отсутствовало главное преимущество конницы – скорость, таранный удар. Бой превратился в свалку, не было левого и правого крыла, дрался только центр, где находились родовитые бояре, часто уже староватые для таких битв. Мы же, стоявшие в хвосте колонны, лишь слышали шум битвы и издали наблюдали нечто непонятное.
Я решился, привстал на стременах.
– Мои, за мной!
Свернул коня с укатанной дороги вправо, на снежную целину. Обернулся – мой призыв мои боевые холопы услышали и поняли правильно, направились за мной. И тем более странно было видеть, как за мной свернул Никита Тучков со своими ратниками. Он хлестнул коня, догнал меня.
– Ты что, струсил?
– В обход иду, хочу ударить справа.
– Тогда мы с тобой.
Мы обогнули по дуге кипящую сечу. Я поставил своих в ряд, остановил рвавшегося вперёд Никиту: