Атаульф
Шрифт:
Дедушка после того долго дядю Агигульфа скальдом величал. И «закрома потомства» поминал.
Теодобад — наш военный вождь. Теодобад — сын Алариха, внук Ариариха, сына Рекилы.
Наш дедушка помнит еще Ариариха. Дедушка говорит, что Ариарих был великим вождем. Росту в Ариарихе было — два Теодабада, и в плечах он был — два Теодабада; руки имел как Теодобад ноги, а ноги — как Теодобад туловище. Когда Ариарих шагал, дрожали
Когда дедушка был молод, — Ариарих уже был старым, усохшим и дряхлым. Всеми делами в дружине заправлял уже Аларих, а Ариарих только сидел на солнышке и ругался.
Дедушка говорит, что бранился Ариарих по-старинному, не так, как нынешние. От нынешней брани только молоко киснет, а от брани Ариариха птицы небесные падали замертво.
Ко времени старости своей Ариарих сильно сдал и измельчал. Оттого стал помещаться в бурге, а прежде в бурге не помещался и потому все время в походах был.
Но враги в те времена могучими были, под стать Ариариху и потому не мог он всех их истребить и лишить народ свой великой радости войны.
Почти все время проводил Ариарих в землях вандальских. Нравились ему тамошние враги. Был у него среди вандальских вождей один любимый враг, с которым они постоянно единоборствовали. Дедушка забыл имя того вождя. Знает только, что не «Велемуд». Это уж точно.
Однажды этот вождь был ранен и попал в плен к Ариариху. Ариарих лечил его, как родного брата, и трясся за жизнь его, ибо боялся потерять столь лютого и кровожадного врага. И исцелив врага своего, облобызал и отпустил, смеясь от радости, что вскоре вновь сможет сойтись с ним на поле брани.
Вот каковы были нравы воинские в прежние годы. Так говорит дедушка Рагнарис.
Во времена ариариховой молодости у нашего народа было два вождя: военный и мирный. Мирный вождь вершил всеми делами в бурге и тяжбы разбирал. А военный — воевал. И жизнь текла в благолепии.
Однако случилось так, что пошел однажды по весне мирный вождь в лес. И услышал за деревьями стук и вроде бы крики боли. Поспешил он туда, откуда шум доносился, заранее от жалости изнемогая. И, выйдя на прогалину, увидел, что бьются там два оленя, спор свой силой пытаясь разрешить.
Того не выдержало сердце мирного вождя — ведь всегда стремился он миром споры решить. Предложил он оленям разобрать вопрос мирно и назначить, если кто виновен, цену, и уплатить вергельд за убытки. И стал он зверей разнимать, к мудрости их взывая.
Однако не вняли ему обезумевшие олени и забили мирного вождя.
Так принял кончину мирный вождь. И не стало больше у нас судьи. Оттого и началось порой благочиние нарушаться.
Ариарих же, узнав о произошедшем, выл и по земле катался, от позора изнемогая: твари бессловесные, траву поедающие, воина готского забили и затоптали, будто лопух или какой иной сорняк.
И убил бы, наверное, себя Ариарих, если бы не лютые враги его: дивным нападением они Ариариха своевременно от унылых мыслей отвлекли. И в бург вошел Ариарих, ибо от позора, который пережил
Стал Ариарих судьей вместо того мирного вождя, а закон при Ариарихе был всего один, зато без всяких сложностей и внятный любому — прав сильнейший.
Споры решались так. Приходили к Ариариху спорщики. Ариарих в суть их разногласий не вникал, просто садился за стол и разводил в стороны руки. Оба спорщика пытались руки вождя к столу пригнуть. Сделать это не удавалось никому, покуда вождь в силе был, но по силе нажима определял Ариарих, кто прав, а кто нет. И объявлял о том во всеуслышание. Если же кто не соглашался, то на поединок вызывал.
И видя, как легко решает Ариарих любые споры, постановили мирного вождя отныне не выбирать. Во избежание нового позора.
Кроме того, дружина полюбила ставки делать на спорщиков — кого Ариарих правым признает, а кого нет.
Ариарих еще один обычай завел: кормился он в домах по всему бургу. И радостно встречали его, ибо боялись.
А уж как щедр был Ариарих! Если на охоте добычу брал, то раздавал мясо по домам. Себе почти ничего не оставлял.
Девушкам дарил Ариарих пояса и пряжки, молодым воинам — оружие. Наложниц себе не брал — берег женщин. Да и не было в бурге такой, которая богатырскую его мощь смогла бы снести.
Но как умалился Ариарих размерами и в бурге поместился и осел, то вскорости сыскалась и жена. Дал ему жену тот самый могучий вождь-вандал, который наилучшим и наилютейшим врагом его был. Дочерью была ему та девица, что женою Ариариха стала.
А племянником того вандала был Эрзарих, отец нынешнего вождя вандальского Лиутара. Этот Лиутар в вандальском бурге сидит, на полдень от нас.
Во время войны между готами и вандалами устроил вандальский вождь так, что дочь его оказалась на пути Ариариха. Защищала ее всего дюжина воинов. Всех их порубил Ариарих, и пали они кровавой кучей у ног прекрасной вандалки. И схватил ее Ариарих за косы, поднял в свое седло и повез в бург, песни жестокие распевая.
В бурге же с почетом в жены себе ее взял, ибо понял еще раньше хитрый замысел своего врага и возблагодарил его от всего сердца.
Однако боялся тот лютый вандал, как бы не оскорбился лучший его враг Ариарих, как бы не заподозрил, будто миром унизить его вандалы хотят. И потому в качестве брачного дара тут же сжег несколько готских сел, отчего вновь заполыхала свирепая война.
Прежде у Ариариха не было в бурге дома, а спал он в тех домах, где кормился. Не хотел иметь ничего своего Ариарих. Желал все, чем ни завладеет, — людям отдавать.
Однако с той поры, как взял в жены вандалку, вынужден был собственный дом поставить. И пока строил — мощью и телом скудел Ариарих. И столь против прежнего умалился, что смог уместиться в доме, который выстроил для жены своей.
Однако вера воинов в Ариариха не ослабла, ибо каждый вечер поднимался вождь на полуденную стену тына и оттуда изрыгал проклятия и угрозы в сторону вандальских земель. И это дивно укрепляло мужество в сердцах воинов и грело их лютость. И росла их вера в Ариариха.