Атлант расправил плечи. Часть II. Или — или (др. перевод)

Рэнд Айн

— Вы когда-нибудь слышали о женщине по имени Айви Старнс?

— О, да…

— Я все думаю, что зрелище наших пассажиров доставило бы ей удовольствие. Вот чего она искала. Но мы не можем так жить, вы и я, не так ли? С этим невозможно жить.

— Что заставляет вас думать, что цель Айви Старнс — жизнь?

Где-то на краешке сознания, подобно зарницам, мелькавшим над прерией, — не то лучами, не то облачками — она уловила некий образ, пока что невнятный, но настоятельно требовавший опознания.

Дагни не ответила,

и ритм шагов, ограниченный расстоянием между шпалами, подобно звеньям цепочки, продолжал разворачиваться у нее под ногами, отсчитываемый стуком каблуков.

Раньше у Дагни не было времени думать о Келлоге иначе, как о товарище, посланном свыше, сейчас же она смотрела на него с вниманием иного рода. Его лицо несло то же ясное, твердое выражение, которое так нравилось ей в прежние времена. Но теперь оно стало более добрым и безмятежным. Он носил старый кожаный пиджак, и даже в темноте она могла рассмотреть испещрявшие его пятна.

— Чем вы занимались, когда оставили «Таггерт Трансконтинентал»? — спросила Дагни.

— О, очень многим.

— Где работаете сейчас?

— Выполняю особые поручения.

— Какого рода?

— Любого.

— Вы никак не связаны с железной дорогой?

— Нет.

Резкий, краткий ответ прозвучал убедительнее самой длинной фразы. Она понимала, чем он вызван.

— Келлог, если бы я сказала вам, что в моей компании больше нет ни одного стуящего человека, и предложила бы вам работу… любую работу на любых условиях, за любые деньги, которые вы сами назначили бы, вы вернулись бы к нам?

— Нет.

— Вас возмутило сокращение наших перевозок. Не думаю, что вам известно, что нам принесла потеря работавших на нас людей. Не могу передать, какую агонию я пережила три дня назад, когда пыталась отыскать хоть одного достойного человека, способного построить пять миль временного железнодорожного полотна. Мне нужно проложить пятьдесят миль пути через Скалистые горы. Я не вижу способа это сделать. Но сделать это необходимо. Я прочесала всю страну в поисках людей. Никого не осталось. И вот, неожиданно встретив вас сейчас, когда я отдала бы половину всего за одного такого работник, а как вы… Вы понимаете, почему я не могу отпустить вас просто так? Выбирайте все, что хотите. Хотите стать генеральным менеджером региона? Или помощником вице-президента?

— Нет.

— Вы по-прежнему зарабатываете себе на жизнь, верно?

— Да.

— Не похоже, что вы зарабатываете много.

— Я зарабатываю достаточно для себя и больше ни для кого.

— Почему вы не хотите работать на «Таггерт Трансконтинентал»?

— Потому что вы не дадите мне ту работу, которую я хочу получить.

— Я?! — опешила Дагни. — Господи, Келлог! Разве вы еще не поняли? Я дам вам любую работу, которую вы

захотите!

— Хорошо. Путевой обходчик.

— Что?

— Стрелочник. Мойщик паровозов, — он улыбнулся, увидев выражение ее лица. — Нет? Я же говорил, что вы не согласитесь.

— Вы хотите сказать, что согласны быть простым рабочим?

— В любое время, как только вы прикажете.

— И больше никем?

— Верно, больше никем.

— Разве вы не понимаете, что для таких работ у нас людей предостаточно, но для более серьезных заданий никого нет?

— Я это понимаю, мисс Таггерт. А вы?

— Мне нужен ваш…

— …разум, мисс Таггерт? Мой разум больше не продается.

Дагни посмотрела на Келлога, и лицо ее словно затвердевало.

— Вы ведь один из них, не так ли? — наконец произнесла она.

— Один из кого?

Дагни не ответила, пожала плечами и пошла дальше.

— Мисс Таггерт, — спросил Келлог. — Как долго вы собираетесь работать на железной дороге?

— Я не отдам мир тому человеку, которого вы цитируете.

— Ваш ответ той пассажирке прозвучал более здраво.

Они отсчитывали шаги еще много молчаливых минут, прежде чем Дагни спросила:

— Почему вы остались со мной этой ночью? Вы хотели помочь мне?

Он ответил легко, почти весело:

— Потому что ни одному из пассажиров поезда не нужно так срочно попасть к месту назначения, как мне. Если поезд двинется дальше, я выиграю больше всех. А когда мне куда-нибудь нужно, я не сижу и не жду чьей-то помощи, как та ваша пассажирка.

— Не ждете? А что, если поезда вообще перестанут ходить?

— Тогда я найду иной способ передвижения.

— Куда вы едете?

— На Запад.

— По «особому поручению»?

— Нет. В месячный отпуск, с друзьями.

— Отпуск? Это для вас так важно?

— Важней всего на свете.

Они прошли еще две мили и у разветвления путей увидели серый ящик — телефон экстренной связи.

Разбитая грозами кабинка косо свисала со столба. Дагни рванула дверцу. Телефон оказался на месте; такой знакомый, привычный, он поблескивал под лучом фонарика Келлога. Но когда Дагни поднесла трубку к уху и постучала пальцем по рычагу, она поняла, что телефон неисправен.

Она без слов протянула трубку Келлогу. Потом держала фонарик, пока он доставал инструмент и снимал аппарат со стенки, чтобы осмотреть контакты.

— Проводка в порядке, — сообщил Келлог. — Соединение есть. Это сам аппарат испорчен. Есть шанс, что следующий окажется исправным, — и уточнил: — Он в пяти милях отсюда.

— Пойдемте, — ответила Дагни.

Далеко позади еще различался свет паровоза; теперь он напоминал не планету, а маленькую, мерцающую сквозь дымку звездочку.

Впереди рельсы уходили в голубоватое пространство, которому не было конца.