Атлант расправил плечи. Книга 2
Шрифт:
— Что ты имеешь в виду? — мягко спросил он.
— Ничего… — Она подняла голову и твердо произнесла: — Хэнк, я знала, что ты женат. Я знала, что делаю. Я сама выбрала это. Ты ничего не должен мне, ничем не обязан. — Он медленно покачал головой. — Хэнк, мне ничего не нужно от тебя, кроме того, что ты сам хочешь мне дать. Помнишь, однажды ты назвал меня дельцом? Я хочу, чтобы ты приходил ко мне лишь ради своего удовольствия. Оставайся женатым сколько хочешь, я не имею права обижаться на тебя за это. Мой бизнес заключается в том, чтобы радость, которую ты мне даешь, была оплачена радостью,
Реардэн услышал смутное эхо слов, сказанных ему Лилиан; он видел разницу между двумя женщинами и разницу в том, что они искали в нем и в жизни.
— Дэгни, что ты думаешь о моем браке?
— Я. не имею права думать о нем.
— Но ты все же думала о нем?
— Да… до того, как вошла в дом Эллиса Вайета. С тех пор — нет.
— Ты никогда не спрашивала меня об этом.
— И не спрошу.
Минуту он молчал, потом посмотрел ей в глаза, подчеркивая свой откат от тайны, которой Дэгни всегда окружала его семейную жизнь:
— Я хочу, чтобы ты знала: я не прикасался к ней с тех пор… как мы ездили к Эллису Вайету.
— Я рада.
— Ты думала, я мог?
— Я не позволяла себе думать об этом.
— Дэгни… ты хочешь сказать, что и это приняла бы?
— Да. Если бы ты захотел, я приняла бы это. Я хочу тебя, Хэнк.
Он взял ее руку и прижал к своим губам. Дэгни почувствовала сопротивление, которое неожиданно отпустило его, и он, изнемогая, впился губами в ее плечо. Затем с какой-то жестокостью притянул к себе ее тело в бледно-голубой сорочке, словно ненавидел ее слова и все-таки хотел их услышать.
Реардэн склонился над ней, и Дэгни услышала вопрос, который возникал снова и снова, каждую ночь прошедшего года, — вопрос, всегда вырывавшийся непроизвольно, неожиданно и выдававший его постоянную тайную муку:
— Кто был твоим первым мужчиной?
Дэгни отстранилась, пытаясь вырваться из его рук, но он удержал ее.
— Нет, Хэнк, — строго произнесла она. Напряженное движение его губ сформировало улыбку.
— Я знаю, что ты никогда не ответишь на этот вопрос, но не перестану спрашивать, потому что никогда с этим не смирюсь.
— Спроси себя почему.
Реардэн медленно, проводя рукой по ее груди и вниз, до колен, словно подчеркивая свое право собственности и в то же время ненавидя его, ответил:
— Потому что… то, что ты позволяешь мне… Я не думал, что ты даже для меня… Но узнать, что ты позволяла это другому мужчине, хотела его…
— Ты понимаешь, что говоришь? Либо ты никогда не верил, что я хочу тебя, либо мне нельзя хотеть тебя, как я хотела его.
Он сказал севшим голосом:
—Да.
Дэгни резко вырвалась из его объятий и встала. Она смотрела на Реардэна сверху вниз, слегка
— Ты знаешь, в чем твоя единственная настоящая вина? Ты не научился наслаждаться, хотя у тебя к этому величайшие способности. Ты слишком легко отказываешься от собственного удовольствия. Ты готов слишком многое терпеть.
— Он тоже так сказал.
— Кто?
— Франциско Д'Анкония.
Он удивился, что имя потрясло ее и она не сразу отозвалась:
— Он сказал тебе это?
Мы разговаривали совершенно о другом.
Через секунду Дэгни спокойно произнесла:
— Я видела, как вы разговаривали. Кто кого оскорбил на этот раз?
— Мы не ругались. Дэгни, что ты о нем думаешь?
— Думаю, он устроил это намеренно — заваруху, в которую завтра мы будем замешаны.
— Это я знаю. Что ты думаешь о нем как о личности?
— Не знаю. Я должна думать, что он самый порочный человек, которого я знаю.
— Должна? Но ты так не думаешь?
— Нет. Я не могу заставить себя поверить в это.
Реардэн улыбнулся:
— Это и странно. Я знаю, что он лгун, бездельник, повеса, прожигатель жизни, самый порочный, безответственный человек, которого только можно себе представить. И все же, глядя на него, я чувствую, что, если доверил бы кому-то свою жизнь, то только ему.
Дэгни открыла рот от удивления:
— Хэнк, ты хочешь сказать, что он тебе нравится?
— Я хочу сказать, что не знал, как можно любить мужчину, не знал, как я хотел этого, пока не встретил его.
— Боже праведный, Хэнк, ты влюбился в него!
— Думаю, да, — улыбнулся он. — Почему это тебя пугает?
— Потому что… мне кажется, он собирается причинить тебе боль… И чем больше ты его любишь, тем тяжелее тебе будет вынести эту боль… и потребуется много времени, чтобы справиться с ней, если вообще… Я чувствую, что надо предупредить тебя, предостеречь от него, но не могу, потому что ни в чем не уверена, даже не знаю, кто он — величайший или самый низкий человек на земле.
— Я тоже ни в чем не уверен относительно него. Кроме того, что он мне нравится.
— Но подумай о том, что он сделал. Он навредил не Джиму и Бойлу, а мне, тебе, Кену Денеггеру и всем нашим, потому что шайка Джима обернет все это против нас, и тогда произойдет очередная катастрофа, как пожар у Вайета.
— Да… пожар у Вайета. Но знаешь, это меня не очень волнует. Ну и что, если случится еще одно несчастье? Все катится к черту, вопрос лишь в том, что происходит это чуть быстрее или чуть медленнее, и нам остается только поддерживать корабль на плаву, пока мы можем, а затем утонуть вместе с ним.
— И этим он оправдывался? Он вынудил тебя это чувствовать?
— Нет, нет! Он вовсе не оправдывался в разговоре со мной. Странно, что он заставил меня почувствовать.
— И что?
— Надежду.
Дэгни кивнула в беспомощном удивлении, зная, что е ней происходит то же самое.
— Не знаю почему, — продолжал Реардэн, — но я смотрю на людей, и мне кажется, что все они состоят из боли. Он — нет. Ты — нет. Ужасную безнадежность, которая нас окружает повсюду, я перестаю ощущать только в его присутствии. И здесь. Больше нигде.