Атлантическая эскадра 1968–2005
Шрифт:
Перед походом на Балтику на корабль прибыл начальник Политуправления ВМФ адмирал Сорокин. Дело в том, что когда мы прибыли в марте в Севастополь, Сорокин тоже побывал на корабле, вызвал меня и довольно долго беседовал. И хотя тон был доброжелательным, я чувствовал, что он сомневается в успехе. Теперь же он был не только доброжелательным, но и чувствовалось, что он твердо верит в нас. И мы ни его, ни сами себя не подвели. Переход на Балтику прошел без проблем. Я 23-й раз проходил Балтийские проливы, «Киев» – первый. Когда мы проходили Большой Бельт, два огромных датских парома, курсирующие между материком и островом Зеландия, отклонились от маршрута и с обоих бортов сопровождали нас. Подойдя к Балтийску, мы стали на якорь в пяти милях от берега. Наши размеры и осадка не позволяли войти в гавань Балтийска, а осадка – стать на якорь ближе к берегу. Это был, конечно, неудобно, но, как оказалось, терпимо.
Одним из первых мероприятий в Балтийске было совещание по материально-техническому обеспечению кораблей, участвующих в учениях от Северного, Балтийского и Черноморского флотов. Присутствовало
Особенно запомнилось прибытие на борт военторга. В связи со штормовой погодой все товары и персонал были доставлены на вертолетах. Торговля прошла весело и бойко. Но когда нужно было сворачивать торговлю и отправлять остатки товаров и персонал, начались проблемы. Персонал состоял исключительно из девушек и молодых женщин. И вот их-то собрать и посадить в вертолеты оказалось делом весьма трудным. Последних отправили уже в сумерки. Начальнику военторга у нас так понравилось, что он остался на корабле на три дня. Не для работы, конечно.
Решением начальника Главного штаба ВМФ «Киев» отправили в Рижский залив. Дело в том, что это внутренние воды страны, куда диверсанту проникнуть значительно труднее. Стали на якорь в центре залива и простояли там неделю, а затем вернулись на свое место перед входом в Балтийскую базу. Начались окончательные проверки готовности корабля к учениям высшими начальниками. Особенно нам запомнился генерал армии Вареников, в то время начальник Оперативного управления Генерального штаба. Высокий, стройный, умный, компетентный во всех вопросах, которые поднимались во время проверки. Все, кто его видел и разговаривал, были им буквально очарованы. На корабле он пробыл около четырех часов, и я, естественно, был непрерывно рядом ним. Это общение в какой-то степени скорректировало мое военное мировоззрение. Во время проверки он нас не ругал, хотя определенные замечания делал. Но и особенно не хвалил, правда, отметив отдельные вопросы с удовлетворением. Истинное его мнение о корабле, мы узнали на следующий день, когда на «Киев» прибыл Главнокомандующий ВМФ СССР адмирал флота Советского Союза Сергей Георгиевич Горшков. Настроение у него было замечательное, с нами общался почти ласково, из чего мы заключили, что Вареников нами остался доволен. Выслушав мой доклад, проверив, что ему было необходимо, Главком собрался убывать, но я его остановил своей просьбой. Дело в том, что в процессе предстоящих учений на корабль должны были прибыть Высшие Военные чины стран Варшавского договора, и мы готовили для них обед. Однако на мой вопрос, подавать ли спиртное, мне никто не мог ответить. И я решил воспользоваться присутствием Горшкова, чтобы решить этот вопрос. Диалог был следующим:
Я: «Товарищ Главнокомандующий, разрешите пригласить Вас в кают-компанию».
Горшков: «Ты что, нас на обед приглашаешь?»
Я: «Нет, у меня просьба, взгляните на сервировку».
Горшков к сопровождавшему его контр-адмиралу Гречко:
«Гречко, слышал? Я понимаю, что у нас на флоте все условно, маневры, стрельбы. Но обед-то всегда фактическим. А эти товарищи и обед условным сделали».
Но все же с усмешкой Горшков прошел в кают-компанию, где было сервировано два стола. Увидев длинный ряд емкостей для напитков и сделав вид, что не знает их назначения, предложил мне их назначение озвучить. Продолжая лукавить, Горшков переспросил, для чего этот самый большой бокал и, получив ответ, что для минеральной воды и лимонада, заключил: «Вот его оставьте, а остальные со стола уберите». Наконец-то этот важный для меня вопрос был решен. Но для этого потребовался Главнокомандующий ВМФ. Через несколько дней, 14 сентября 1981 года, на корабль прибыли высшие чины стран Варшавского договора во главе с Министром обороны СССР Д. Ф. Устиновым, и не только Варшавского, например, Рауль Кастро и представители Монголии. Я, естественно, «прилип» к Устинову и с помощью длиннющей указки стал рассказывать о корабле и его оружии. Устинову это вскоре надоело, и он мне сказал, чтобы я его вел в салон. В салоне кают-компании по плану я должен был сделать доклад министру, там у меня были приготовлены разные схемы, таблицы, рисунки. По пути в салон Устинов сказал своему адъютанту, чтобы к нему пригласили Ярузельского. Сказано это было с такой уверенностью и в таком тоне, как будто Ярузельский был его подчиненным. Фактически, наверное, так оно и было. Когда мы пришли в этот огромный салон с роялем и развешанными схемами, было видно, что Устинов недоумевал. Но тем не менее, он сел в одно из кресел, а я, спросив разрешения, начал докладывать. Слушал он меня не более минуты, а потом стал расспрашивать, кто я такой, откуда я взялся и т. д. Еще минуты через три появился Ярузельский, сел рядом с Устиновым, и они начали о чем-то разговаривать. Я тактично удалился в сторону. Но Устинов
Спустя некоторое время прибывшие стали убывать на своих вертолетах. Остался лишь Главком с начальником Главного штаба. Памятуя, что в Морской академии, куда я был зачислен, уже две недели идут занятия, я стремился быстрее следовать в Североморск и обратился к начальнику Оперативного управления. Тот ответил, что, согласно инструкции к межфлотскому переходу, надо готовиться по специальному двухнедельному плану. Это меня не устраивало. Я тут же обратился к Горшкову. Ответ: «А Вы готовы?» Я сказал: «Товарищ Главнокомандующий, «Киев» – корабль постоянной боевой готовности, и если бы мы были не готовы к переходу, меня нужно было бы судить или, в лучшем случае, выгнать с занимаемой должности». Ответ его, видимо, впечатлил, и он мне: «Слушай приказ! Завтра, 15 сентября в 14.00 сняться с якоря и в сопровождении СКР… следовать в Североморск с прибытием туда 20 сентября». Начальнику Оперативного управления: «Определите конкретно СКР и прочие детали. Приказ мне на подпись сегодня». Я был в восторге.
Как я уже говорил, я восхищался С. Г. Горшковым. На корабле он бывал довольно часто, указания давал скупо, нравоучений никогда не читал, хотя лично меня можно было и одернуть. Однажды, возвращаясь с моря в Североморск с Главкомом на борту, корабль шел самым полным ходом. При входе в Кольский залив, нас накрыл туман, такой плотности, что не стало видно не только носа корабля, но и левого борта. Войдя в Кольский залив, я продолжал идти самым полным ходом. Горшков, находившийся на ГКП, запросил меня: «Какой ход?»
Я: «Самый полный, товарищ Главнокомандующий!»
Горшков: «Средний ход!»
Эту команду он дал командиру, а не на машинный телеграф, что означало бы, что он вступил в управление кораблем. А именно так на «Смышленом» командовал комбриг (на руль) и начальник штаба эскадры на «Мурманске» (на машинный телеграф), в результате чего я им издевательски передавал управление кораблем. Сейчас же я дважды нарушил правила хорошей морской практики (в таком тумане, в узкости, самым полным ходом не ходят) и требования руководящего документа, который определял скорость в Кольском заливе 14 узлов. Я полагал, что разнос мне будет позже, по приходу в базу, однако и там Сергей Георгиевич о моей оплошности даже не напомнил.
Другой случай. Прибывают на борт «Киева» Командующий Северным флотом В. Н. Чернавин и командир эскадры В. И. Зуб. Слегка взволнованы. Оказывается, через 40 минут на «Киев» прибывает Главком ВМФ, причем на вертолете. Схемы встречи начальника, прибывающего на вертолете, в «Корабельном уставе» не было. Началась дискуссия. Наконец, Чернавину это надоело, и он распорядился, что у вертолета Главкома будут встречать он и командир эскадры, я буду находиться перед строем личного состава посередине и встречать Горшкова, двигаясь по диагонали ему на встречу. Нам было все понятно, но мы «забыли» проинструктировать самого Главкома. В результате, после прохождении строя почетного караула, Горшков пошел не мне навстречу по диагонали, а кратчайшим путем к правому флангу строя личного состава и начал медленно обходить строй, пристально вглядываясь в лица моряков (как Черчилль в Ялте). Я об этой привычке прекрасно знал и ставил в первые шеренги самых высоких и статных матросов и старшин.
Наконец, Главком со своим штабом убыли с корабля. Я объявил по трансляции о завтрашнем переходе. Весь экипаж тоже был в восторге. Еще бы, не были дома почти девять месяцев. Переход прошел успешно. В Североморске нас встречали тепло и впечатляюще. Однако решения по моему преемнику принято еще не было. Старпом Ясницкий, которого я представил на должность командира, московским кадровикам показался слишком молодым – 35 лет. В ожидании решения я поехал в Ленинград объясниться в академии. И не напрасно. Начальник академии, хорошо знакомый мне адмирал Поникаровский, был крайне возмущен – прошел уже учебный месяц, а для меня учеба еще не началась. Началась она лишь в середине октября. К этому времени закончился курс по двум предметам – основы стратегии и военной географии. Стратегию мне сдавать не пришлось – кто-то поставил мне пятерку. А вот географию – пришлось. Пару недель я пытался хоть кое-что запомнить из толстенного учебника, но поняв, что за короткий срок все это запомнить не возможно, я заявил начальнику кафедры военной географии и военно-морского искусства о своей готовности. На мой зачет, кроме начальника кафедры, пришли почти все офицеры – преподаватели кафедры. Как потом выяснялось, они хотели кое-что узнать от командира первого отечественного авианосца. Между тем, зачет начался, как положено, и продолжался в течение часа. Хватило же у них терпения! Когда опрос закончился, меня спросили, как я сам оцениваю свой ответ. Я ответил, что между двойкой и тройкой. Преподавательский возглас: «Он имеет еще и совесть! Я предлагаю пятерку!» Так я стал отличником по военной географии. Еще мне предстояло сдать вступительный экзамен. Один, т. к. у меня был красный диплом училища. Экзамен был по тактике ВМФ. И хотя все было ясно, формальность стопроцентно была соблюдена: билеты, экзаменационная комиссия и т. д. Я пришел с большой папкой учебников и, как положено, доложил председателю комиссии о своей готовности, взял билет и стал готовиться. Вся комиссия в полном составе покинула помещение, оставив меня одного наедине с учебниками минут на сорок. За это время с помощью учебников я подготовился к ответу. Пришла комиссия, заслушала меня, поставила оценку – пять.