Атлантическая эскадра 1968–2005

Белов Геннадий Петрович

разочаровало его, и с самого первого дня службы он «бомбил» Управление кадров Балтийского флота, чтобы его перевели служить на надводные корабли. Но только в конце 1961 года его назначают на БПК «Дерзкий», который строился на заводе им. Жданова в Ленинграде и 22 июня 1962 года пришел на Северный флот в состав 120 бригады ракетных кораблей. Через неделю после его назначения на «Дерзкий» в Рябиновке в цеху, где он готовил ракеты П-35, в одной из ракет сработал стартовый двигатель и погибло четыре человека, среди которых были две девушки. Об этом событии он вспоминал с содроганием и много раз благодарил Господа, что эта трагедия его миновала. Через год он был переведен служить на БПК «Жгучий» на должность командира стартовой батареи. Освоение и боевое использование крылатых ракет КСЩ, которых на корабле было 14 штук (по семь в носу и корме), шло тяжело, несмотря на то, что он в совершенстве знал эту ракету и все оборудование, получив этот опыт на службе на ракетно-технической базе. Специалисты между собой называли эту ракету «аэродинамическим уродом» и удивлялись, почему она может летать и даже самонаводиться. Перед подготовкой к стрельбам его батарея стояла «на ушах» и возились с ракетами с утра и до ночи, поскольку они были малонадежными. В конце 1962 года у него вышло воинское звание старший лейтенант, но почему-то никто об этом не вспомнил. Командир БЧ-2 «Жгучего» капитан-лейтенант Г. А. Веледеев, узнав об этом, пригласил его к себе и сказал: «Садись и пиши на себя представление на воинское

звание. Сам о себе не позаботишься – ничего не получишь, ибо о тебе позабудут». Судьба внезапно принесла всем служившим на кораблях пр.57 дополнительные тяготы. Им назначили место базирования в Сайда губе, а их семьи жили в поселке Ягельное, куда офицеры добирались или на катере или пешком по сопкам.

В 1964 году на «Жгучем» случилось ЧП. Во время стрельбы ракетами КСЩ при досылке ракеты на пусковую установку она не стала башмаками на стопора, и при развороте ПУ боевая ракета съехала на палубу и была полностью выведена из строя. Было помято сопло двигателя, и отвалилась боевая часть, начиненная 380 кг взрывчатки. Иванов в это время находился в отпуске и по возвращении узнал, что ему и инженеру БЧ-2 Игорю Кунашко объявлено неполное служебное соответствие от командира дивизии, а непосредственному виновнику мичману Кириченко 15 суток гауптвахты. Кроме того, флагманский специалист РО дивизии капитан 2 ранга Ященко сказал Иванову, что за случившееся происшествие тот не получит продвижения по службе, пока он – Ященко служит на дивизии. Но он не только не получил продвижения по службе, но и переходил в звании старший лейтенант два с половиной года, вспоминая Ященко недобрым словом. Эту несправедливость, которая была первой в его службе, он тяжело переживал.

В его службе был еще один трагический случай, когда судьба вновь была милостива к нему. В 1965 году на флоте проводилось учение, на котором была запланирована ракетная стрельба 120 бригады ракетных кораблей (ракетами КСЩ), совместно с БРАВ (ракетами П-35) и бригадой ракетных катеров (ракетами П-15). Поскольку БПК «Жгучий» в этой стрельбе не участвовал, то Иванова и инженера БЧ-2 Бориса Кулешова назначили в 3-ю группу записи на торпедный катер пр. 183. После стрельбы 120 бригады ракетами катер подошел к мишенной позиции, чтобы осмотреть мишень, и группа записи высадилась на корабельный щит. Во время осмотра из рубки катера внезапно выскочил командир и с вытаращенными глазами закричал: «Ракетные катера произвели пуск ракет!» Едва катер отошел от щита, как на нем заглохли двигатели – кончилось горючее. Все, находящиеся на катере, наблюдали с расстояния 1,5–2 км, как ракеты идут на мишень. Одна из ракет вошла в борт БКЩ, у которого только что стоял торпедный катер, и с другого борта щита вырвался двухсотметровый форс пламени. Хотя ракета и не была снаряжена фугасом, можно представить, что могло бы произойти, если бы торпедный катер не отошел от бота БКЩ. Случилось «как всегда», когда на флоте что-нибудь да не срастается, и был произведен пуск ракет по мишенной позиции во время ее осмотра группой записи. Разборка этого происшествия у командира дивизии контр-адмирала Белякова обошла его стороной, и он отделался легим испугом, без наказания.

Из своей службы на РК «Жгучий» Иванов вспоминает уникального матроса Щеколдина, служившего у него в батарее.

Однажды вечером тот заходит к командиру БЧ-2 Борису Шевлякову и просит стакан воды. Будучи шокирован такой просьбой, Шевляков наливает стакан воды, выпив которую Щеколдин начинает есть этот граненый стакан, оставив нетронутым только донышко из-за его толщины. В другом случае в курилке на баке на глазах у изумленных матросов разгрызал лезвие бритвы, выплевывая на ладонь разжеванные кусочки, и ни капли крови. Однажды, придя к командиру БЧ-2, Щеколдин ему говорт: «Хотите фокус?» Расстегивает бушлат, а на голом теле в два ряда пришиты металлические пуговицы с якорями, и опять ни капли крови. Старшим помощником командира на корабле был капитан 3 ранга Пунтус. Вернувшись на корабль после схода на берег, он не обнаруживает в своем сейфе ни кортика, ни партбилета, ни суммы денег. Объявляется «Боевая тревога», и на корабле начинаются поиски пропажи. Щеколдин спрашивает: «Что ищут?» Узнав причину «Боевой тревоги», он говорит: «Все это у меня в рундуке под пайолами». Там нашли все пропавшее содержимое сейфа. Когда же у него спросили, как он открыл каюту и сейф, то он повторил операцию по вскрытию простым крючком. Его служба на корабле завершилась криминальным случаем. У него нашли самодельный пистолет, стрелявший патронами от мелкокалиберной винтовки. Разбирательство шло в каюте замполита в присутствии корабельного штурмана, и оба они никак не могли понять, как действует пистолет. Вызвали Щеколдина и спрашивают: «Пистолет стреляет?». Тот, взяв пистолет, отвечает утвердительно и, передернув ствол, выстреливает. Пуля угодила штурману прямо в ключицу. Штурмана увезли в госпиталь, а Щеколдина в психиатрическую клинику и потом демобилизовали как ненормального.

В 1966 году «Жгучий» был направлен на завод им. Жданова в Ленинград на переоборудование из ракетного корабля в противолодочный. Вместо ракет КСЩ на корабле был установлен зенитный ракетный комплекс «Волна». После ликвидации стартовой ракетной батареи и сокращения его должности Иванова назначают командиром башни главного калибра на КРЛ «Мурманск». Так началась его крейсерская эпопея, продолжавшаяся 9 лет, с годичным перерывом на учебу на ВСООЛК ВМФ. Через три года он получает повышение в должности – командиром дивизиона универсального калибра. Он быстро осваивает новую должность, все, что связано с управлением стрельбой, и успешно выполняет все артиллерийские стрельбы по воздушным целям. Будучи в должности командира дивизиона универсального калибра он получил предложение на должность старшего помощника на ЭМ «Скромный». У него состоялась встреча с командиром эсминца, который подтвердил свое согласие. Затем, во время беседы с командиром эскадры контр-адмиралом А. М. Калининым, на которой присутствовал начальник политотдела эскадры капитан 1 ранга Д. В. Дубейко, последний заявил, что в 30 лет занимать должность старпома на эсминце уже поздно и назначение не состоялось. Позднее, будучи уже помощником командира, после ухода командира «Мурманска» В. А. Гокинаева, ему была предложена должность старшего помощника командира крейсера. Но, как оказалось, самым главным препятствием в его служебной карьере была его беспартийность, о чем ему в личной беседе сказал начальник политотдела эскадры, и политическое руководство эскадры не пустило его «наверх». Годы шли, и о командирской карьере ему пришлось забыть. Судьбе было угодно, что служба у Иванова не складывалсь. В результате несправедливости Ященко он переходил воинское звание капитан-лейтенант два с половиной года. Он считал себя обиженным, полагая, что ракетчик не может быть артиллеристом, и начал куролесить, чтобы уйти с корабля и со службы. Но в 1973 году старшим помощником на крейсер пришел капитан 2 ранга В. К. Чиров, снятый с должности командира БПК «Адмирал Нахимов» за побег с корабля двух матросов в Средиземном море. Это был чуткий и отзывчивый начальник. Он разглядел в судьбе Иванова несправедливости и его неверную реакцию на сложившуюся ситуацию и в личной беседе сказал ему: «Плетью обуха не перешибешь, поэтому, займись службой и увидишь, что дела пойдут на лад». Иванов принял совет Чирова и через короткое время был назначен помощником командира крейсера. Итак, за девять лет службы на крейсере «Мурманск» он прошагал от старшего лейтенанта до капитана 3 ранга в должностях от командира башни до помощника командира корабля. Ему пришлось выходить не один раз на боевую службу в Средизамное

море, в том числе в самый напряженный период арабо-израильской войны в 1973 году. Любимый всеми Командующими флотом крейсер «Мурманск» не один раз принимал высоких гостей и руководство страны. В должности помощника командира крейсера Иванов принимал деятельное участие в подготовке крейсера к визитам Главкома ВМФ С. Г. Горшкова, высоких руководителей из Министерства обороны и государственных деятелей, превосходно справляясь с этой деликатной обязанностью. Его служба на крейсере вошла в спокойное русло, но сознание того, что его однокашники опередили его по службе на несколько лет, давило на его сознание. В январе 1976 года кадровик эскадры В. П. Ларин предложил ему должность старшего помощника начальника штаба эскадры. Условие все то же – стать членом партии. Его новая должность была связна с планированием боевой подготовки эскадры, и ее «прелести» он ощутил сразу. Тяжелое и напряженное дело – ежемесячное, еженедельное и суточное планирование, оформление планов боевой подготовки и доведение их до бригад и кораблей эскадры. А годовое планирование было для него страшным сном. Самым тяжелым было планирование групповых выходов в море с обеспечением авиации и подводными лодками. Это была еженедельная «битва» в отделе боевой подготовки флота, когда каждый планировщик соединения флота норовит урвать себе побольше, а эскадре – самому крупному объединению флота, – поменьше. Очень трудными вопросами была техническая готовность кораблей. Вроде бы все корабли в строю, но только у кого нибудь котлы полетели из-за их недостаточной надежности, то турбогенераторы или еще что-нибудь, и выход в море сорван. Все шишки валились на Иванова, который, по мнению начальника штаба эскадры контр-адмирала П. П. Гусева, «должен предвидеть и резервировать». Достоверную информацию о состоянии готовности кораблей Иванов мог получать только от командования бригад и их флагманских специалистов, что вынуждало его вертеться, как шашлык на поджарке. И только когда штаб эскадры выходил в море, как правило на ТАВКР «Киев» или ТАРКР «Киров», и его включали в «боевую смену» расчета штаба, для него наступал «отдых», т. к. вести обстановку и собирать материалы фактических действий было гораздо легче и проще. После возвращения с моря снова начиналась рутинная бумажная работа. Но, кроме планирования боевой подготовки эскадры, на Иванове лежала обязанность написания докладов командиру эскадры для разборов учений, на заслушивания Командующим флотом и, как говорится, по велению начальства. Эта работа требовала знания всех деталей боевой деятельности эскадры, тактических вопросов, быть в курсе всех оперативных вопросов, использования оружия на стрельбах и учениях. Поэтому его рабочий день был загружен до предела. Офицеры штаба эскадры были спаянным коллективом (или как среди штабных офицеров называли «споенным»). Большинство из них были в должностях от трех до пяти лет. Основной костяк творческого коллектива штаба эскадры, на котором лежала обязанность разработки и подготовки оперативных боевых документов, составляла «великолепная пятерка» (так называли их между собой офицеры штаба) – Г. А. Пархоменко (заместитель начальника штаба), Н. Бурабала (флагманский штурман), Ю. Н. Гладких (флагманский специалист РО), И. М. Трегубов (флагманский специалист РЭБ), К. Н. Кохан (флагманский минер), а также В. Филипов (помощник ФРО), А. В. Феоктистов (флагманский механик с подпольной кличкой «русский дизель»), О. Н. Бочкарев (старший помощник начальника штаба). Разные по характеру, но искренне доброжелательные друг к другу, они работали «на износ», не считаясь со временем, когда этого требовала обстановка. Штаб эскадры был своего рода корпоративной организацией, и каждый новый офицер входил и врастал в нее постепенно. Особенного ритуала приема в коллектив в штабе не было. Все начиналось с представления новичка командиром эскадры или начальником штаба, а дальнейшее знакомство шло по нарастающей, начиная с ресторанов «Чайка», «Ваенга» (впоследствии «Океан») и завершая личными и служебными контактами. Как всегда, закоперщиками таких мероприятий была уже упомянутая «великолепная пятерка». Иногда на эти мероприятия приглашался начальник штаба контр-адмирал П. П. Гусев, и тогда все шло под его руководством.

Подготовка к тактическим учениям эскадры и в масштабе флота приносила штабу напряженную работу и «головную боль». Зачетные учения эскадры согласно докуметам должны были проводиться один раз в три года. Но, когда они совпадали с учениями флота, штабу приходилось разрабатывать массу решений на картах, планов, схем и таблиц, не говоря уже о печатной продукции, включавшей приказы, распоряжения, организационные указания, текущую переписку как в виде печатных документов так и телеграмм ЗАС и шифртелеграмм. Это была напряженная оперативная работа, которая не оставлял флагманским специалистам времени на контроль корабельных специалистов и техники. И основная тяжесть этой работы ложилась, как всегда, на плечи «великолепной пятерки».

Со второй половины 70-х и до середины 80-х годов на эскадру стали поступать новые корабли: ТАВКР «Киев», БПК пр. 1134А, эсминцы пр.956, атомный крейсер «Киров», ТАВКР «Баку», напичканные ударным и противолодочным оружием, современными комплесами ЗУР и новыми электронными системами. Очень сильно возросла напряженность боевой деятельности эскадры, связанная с интенсивностью использования кораблей на боевой службе. Корабли пр 1134, 1134А, не ремонтировавшиеся по два и даже три межремонтных срока, были «изнасилованы» на боевых службах. Их добила Юго-Западная Африка, куда они направлялись на пять и более месяцев. Паросиловым кораблям нести боевую службу в Анголе было очень тяжело, т. к. котлы выходили из строя из-за африканской воды, а влажность и высокая температура губили оружие.

С начала 80-х годов штаб эскадры стал заниматься больше оперативной работой – отработка боевых документов, разработка планов учений как эскадры, так и флота. Основная тяжесть оперативной работы опять же ложилась на «великолепную пятерку». В работе все они были безотказны и «пахали», не считаясь со временем. Разрабатывалось огромное количество карт, схем и таблиц, и эта «пятерка» так поднаторела в оперативном деле, что планы делались на потоке. Иванов в оперативной работе принимал мало участия, поскольку был погружен в боевую подготовку, но ночных бдений и на его долю выпадало немало.

За семилетнюю службу на эскадре ему пришлось пережить и несколько инспекций Министра Обороны, и учений флота под руководством Главкома ВМФ, и проверок Главным Штабом ВМФ. За месяц до этих мероприятий и в течение 5-7дней во время их проведения весь штаб эскадры «стоял на ушах». Распорядка дня не было. Флагспецы работали на износ. Это и бесконечные проверки готовности кораблей, сама подготовка штаба, очередное «перелопачивание» комплектов карт, планов и таблиц. Инспекции и проверки воспринимались офицерами штаба эскадры как неизбежное стихийное бедствие.

Командирами кораблей на эскадре становились две категории офицеров. Первая – это те, у кого была мощная поддержка благодаря семейным связям, и вторая – «командиры от Господа», которых было большинство и которые успешно продвигались по службе, если не происходило какого-нибудь ЧП или чего-нибудь непредвиденного. Так, например, был снят с должности командир БПК «Маршал Тимошенко» капитан 2 ранга Л. А. Хорычев, быший на очень хорошем счету у командования эскадры. Во время нахождения корабля на стенде размагничивания при перешвартовке погиб командир БЧ-2 и были покалечены матросы швартовой команды. Но, тем не менее, и офицеры, поднимавшиеся до высоких командных высот благодаря поддержке, были весьма способными и талантливыми людьми. Вот как Иванов отзывается об И. В Касатонове: «Касатонов был „без дефектов", умный и очень деловой. Это я наблюдал, когда он был Командующим Кольской флотилией и первым заместителем командующего Северным флотом».