Атлантическая эскадра 1968–2005

Белов Геннадий Петрович

Замполитом на корабле был капитан-лейтенант Борисов, маленький, юркий, который плясал в художественной самодеятельности корабля. Качествами пропагандиста и агитатора он обладал слабыми, зато, как потом оказалось, успешно «стучал» на командира корабля. Юную актрису Доронину он почему-то считал проституткой. Когда однажды он вошел в каюту старшего механика и увидел на столе под стеклом вырезанный из «Огонька» портрет актрисы, то сразу отреагировал: «Что это за порнография? Кто поместил сюда эту проститутку?» Механик пояснил, что это собственность проживающего с ним в каюте штурмана лейтенанта Синицына. Борисов приподнял стекло, решительно вытащил из-под него портрет Дорониной и, скомкав, выбросил в мусорную корзину. Появившемуся позже штурману механик рассказал о происшествии. Синицын

вытащил Доронину из мусорной корзины и, тщательно разгладив портрет, вновь поместил его на прежнее место. Через пару дней все повторилось, но теперь Борисов разорвал Доронину в клочья. Штурмана при этом опять не было. Появившись, он аккуратно наклеил клочки на чистый лист бумаги, и Доронина вновь стала узнаваемой. Третий раз замполит посетил эту каюту уже в присутствии самого штурмана и, увидев воскресшую Доронину, с угрозами в адрес Синицына бросился к столу, пытаясь окончательно уничтожить «порнографию». Но не тут-то было! Штурман решительно встал на защиту Дорониной, и началась рукопашная схватка. Оба упали на палубу каюты. Механик пытался судить схватку, а затем разнял «борцов». Особых последствий для штурмана не было. Видимо, здравый смысл и чувство юмора командира корабля сыграли свою роль.

Командиром боевой части связи и радиотехнической службы был старший лейтенант Павлов. Был он импульсивен, решения принимал мгновенно и, в большинстве случаев, не самые оптимальные. Возвращаясь на корабль из ресторана, Павлов повздорил с охраной завода, которая отказалась его пропускать в нетрезвом состоянии. Обладая солидной физической силой, он выдернул из-за барьера охранника и швырнул его на пол. А затем вступил врукопашную с прибежавшим караулом. Силы были неравны, и Павлова повязали. На следующий день, протрезвев, он обошел всех охранников и настолько эмоционально и искренне извинился перед каждым, что заслужил любовь охраны, и после этого его пропускали на завод без предъявления пропуска. Павлова теперь все знали в лицо.

Находиться в компании с Павловым во внеслужебной обстановке, особенно во время застолья, было довольно опасно. После трех рюмок он начинал жестикулировать, громко разговаривать, а то и кричать, хватал вилку и начинал искать задницу, в которую, по его мнению, эту вилку надо было воткнуть. Все это, конечно, заканчивалось скандалом, а иногда и дракой. Поэтому Пыков и другие офицеры раз и навсегда зареклись «отдыхать» с Павловым.

Летом 1962 года корабль вышел на ходовые испытания. Испытания шли тяжело. Как все новое, техника и оружие требовали доработки. Испытания закончились лишь в следующем году. Владимира Николаевича постоянно одолевало страстное желание получить допуск к управлению кораблем. Он самозабвенно готовился и сдавал соответствующие зачеты и экзамены. Правда, программа подготовки была не то что несовершенна, но откровенно убогой. Но это потом он судил с высоты своего опыта, а тогда этого не знал и не понимал. Его, старшего лейтенанта, вместе с командирами других кораблей, вызывали в штаб флота для экзаменационной проверки на допуск к управлению кораблем, чем он очень гордился. Но если у командиров не хватало порой теоретических знаний, то у него – элементарного жизненного опыта. Он пытался доказывать экзаменующим офицерам штаба, давно оторвавшихся от кораблей, свою правоту, чем крайне раздражал некоторых. Его командир, опытный службист Левин, посмеялся над ним и сказал:

– Когда я сдавал зачет начальнику минно-торпедного отдела, я ответил правильно, но он сделал мне замечание. Я извинился и сказал, что был не прав. Он мне поставил «пять». Да, если б он сказал, что у нас на корабле не один торпедный аппарат, а три, я бы тоже согласился. Ты сюда пришел не за знаниями, а за оценкой, так и получай ее.

До конца службы он так и не научился соглашаться с некомпетентностью своих начальников. Допуск к управлению кораблем в бытность командиром боевой части ему так и не дали, несмотря на сданные экзамены. Он получил его лишь с назначением на должность помощника командира корабля, зато быстро, через четыре месяца при положенных двенадцати.

С самого начала службы Пыков пытался реализовать свою идею – формализовать деятельность корабельного

офицера. Считалось, что служебная деятельность настолько разнообразна, что не поддается никакой формализации, однако он интуитивно чувствовал, что это не так. Постепенно он стал понимать, что прежде всего надо уяснить требования руководящих документов для каждого члена экипажа и систематизировать их. Практически на кораблях никто не знал всех требований этих многочисленных документов, не систематизировал их и не задумывался над этим. Пыков с помощью опытных офицеров соединения и флагманских специалистов стал эти требования систематизировать. Все это постепенно превратилось в зачетный лист, где определялось (со ссылкой на документ и даже его страницу), что должен знать каждый член экипажа от матроса до командира корабля. Эти индивидуальные зачетные листы помогали понять необходимую меру познаний для полноценного выполнения своих обязанностей.

Второй документ превратился в перечень функциональных обязанностей, где указывалось, что офицер или мичман должен делать на такой-то должности ежедневно, еженедельно, раз в месяц и в иные сроки. Все это привязывалось именно к должности. Если же офицер исполнял дополнительные функции (нештатный дознаватель, выписывающий военно-перевозочные документы и т. д.), то эти обязанности заносились ему в перечень функциональных обязанностей по должности. Командуя третьим кораблем БПК «Смышленый», он уже имел комплекты вполне добротных документов.

Перечень мероприятий, необходимых выполнить перед выходом в море и особенно перед дальним походом, боевой службой слишком обширен, чтобы держать его в голове. Конечно, почти все это определено в руководящих документов, но их множество. Кроме того существуют моменты, которые не отражены ни в каких документах, и знаем мы о них из собственного опыта. Поэтому, все эти требования сводились в контрольные листы готовности корабля, боевой части, к выполнению соответствующего боевого упражнения и т. д. Система контрольных листов исключала невыполнение каких-либо требований по их незнанию, а упущения могли быть только по недобросовестности соответствующего командира. С течением времени контрольные листы совершенствовались, детализировались.

С приходом корабля на Северный флот он получает назначение на должность помощника командира корабля, обязанности которого периодически и подолгу исполнял. Никаких проблем ни с выполнением должностных обязанностей, ни в отношениях с командиром Левиным у него не возникало. Возникли они с прибытием на корабль нового командира. Его фамилия Художидков была почти исчерпывающей характеристикой. Дополнительно: провинциальная внешность, корявый русский язык и полная противоположность представлению о бравом морском офицере. Хотя у него не было ярковыраженных отрицательных качеств, у Пыкова (да и у других тоже) он вызывал крайнюю антипатию. Владимир Николаевич пытался управлять экипажем самостоятельно, но это вызывало у командира болезненную ревность. В общем, служба под его началом была мукой.

Пыков вспоминает некоторые эпизоды из службы на 15 бригаде противолодочных кораблей, начальником штаба которой был капитан 2 ранга Юрий Викторович Крылов.

Поисково-ударная группа из трех сторожевых кораблей бригады заканчивала очередной этап боевой подготовки и корабли возвращались в базу. Крылов вручает семафор сигнальщику для передачи его на идущий в кильватер строжевик в адрес флагманского врача бригады. В семафоре: «У флагманского штурмана сегодня день рождения. Сообразите четверостишие. НШ». На этом корабле находился флаг врач бригады майор Белозеров – талантливый флотский поэт. По приходе в базу Крылов вызывает Белозерова, и происходит такой диалог:

– Валерий Васильевич, ну давайте ваш стишок.

– …Какой?

– Ну, вы мой семафор получили?

– Получил и все выполнили.

– Так давайте четверостишие.

– Причем здесь четверостишие?

Крылов, свирепея: «Дайте-ка сюда мой семафор!» Белозеров вытаскивает из кармана скомканный бланк, разглаживает его ладонью и протягивает Крылову. Тот читает: «У флаг-штурмана сегодня день рождения. Сообразите на четверых и тише. НШ» Четверостишие на заданную тему Белозеров все же сообразил к сроку.