Атлантическая премьера
Шрифт:
Я нажал переключатель на передачу, и Соледад ответила:
– Слушаю! Слушаю вас, «Орион».
– Извините, сеньора, срочное сообщение. Радиостанция поста ООН приняла шифрованную телеграмму, следом идет открытый текст: «Подтвердить получение и ответить тем же шифром». Что делать?
– Скажи, что подумаешь, и через пять минут ответишь.
Соледад подчинилась. Конечно, эти пять минут думала не она, а я. Ясно, что пираты никаких шифров ООН не знают, как не знают и условного сигнала о подтверждении приема. Весьма вероятно, что в случае неподтверждения какой-нибудь начальник тут же отдаст приказ, и к острову двинутся корабли бразильского
Поэтому, после некоторых раздумий, я ответил:
– Передай, чтобы они снимали охрану со склада, где заперты бразильцы, а затем быстренько грузились на «Орион» и полным ходом уходили на Хайди. Скажи, что мы пойдем на «Дороти»…
Соледад повторила все, как надо, и я погладил ее по волосам.
С горы было хорошо видно, как заворочалась команда на «Орионе». Яхты расцепились, заурчали лебедки, снимающие «Орион» с якорей, затем он с помощью дизеля отошел от «Дороти», развернулся на середине лагуны и двинулся по направлению к выходу. По другую сторону хребта несколько черных фигурок побежали к пирсу, и вскоре оттуда отчалила моторка. «Орион» вышел из пролива и застопорил ход у выхода из западной лагуны, чтобы принять на борт лодку. После этого на пиратской яхте врубили газотурбинную установку, и «Орион» с огромной скоростью понесся в направлении Хайди. Как раз в это время солнце уже наполовину село.
– Так, – сказал я, – переодевайтесь в черное. Брезгливость засуньте себе в задницу!
Никто не возражал. Я влез в комбинезон Варгаса, с трех остальных сняли одежду и оружие Синди, Мэри и Джерри. Марсела уже пришла в себя, но ей пришлось идти как есть. Соледад заткнули рот и поверх кляпа еще завязали повязкой. Я повел ее перед собой. Ведь еще оставался один охранник у лодки…
Когда мы спустились, было уже совсем темно. Охранник привстал, сделал нам шаг навстречу и произнес:
– Ну, слава Богу, сколько ждать можно… Конечно, он дождался. Автомат коротко крякнул, и темная фигура осела на песок. Марсела автомат взяла, но надевать черное отказалась. Впрочем, нам оставалось только добраться до «Дороти». И все же я опасался, что пираты оставили человек пять на яхте.
Моторкой я управлял сам. Мы подошли к неосвещенной яхте, забросили кошку. Я кое-как вскарабкался на борт, сбросил штормтрап и помог влезть Мэри, которая привела в действие стрелу. Лодка вместе со всеми была поднята на борт.
– Пока вы занимались сексом, – сообщила Мэри, – я починила компьютер, и теперь все у нас в порядке. Но дойти отсюда мы можем только до Гран-Кальмаро, дальше не хватит топлива.
– Ну, ладно, – согласился я, – пойдем туда.
– Заодно побываем на вилле, которую нам обещал подарить папа, – сказал Джерри. – Очень приличное место!
– Но мне хочется домой! – заныла Синди. – Мне уже осточертели все эти тропики.
– Господи, да ведь нам надо хоть чуточку подождать, когда вернется
– Твой отец вряд ли вернется, – сказал я довольно безжалостно. – Соледад подстроила ему авиакатастрофу.
Джерри побледнел. В салоне, где мы сидели, было яркое освещение, и разглядеть это было нетрудно.
– Вы знали об этом и молчали?! – вскричал он, и я пожалел, что дал автомат ему, а не Марселе.
– Да, да! – заорала и Синди. – Может быть, вы, мистер Родригес, все-таки объясните, что у вас за разлад в семействе? Или ваша супруга решила прикончить вас просто из ревности?
– Идиотизм, – пробормотала Мэри.
– Знаете что, господа, – позволил я себе заметить, – если бы не я и не малышка Марсела, то все мы сейчас находились бы на пути к Акульей отмели, где разбился самолет вашего отца. Там необычайно прожорливые белые акулы длиной в двадцать футов каждая, и к утру мы успели бы перевариться у них в желудках. А если бы я во время переговоров с вами начал играть не в ту игру, какую подготовила мисс Соледад, то все мы попали бы туда еще вчера днем, но перед этим нас хорошенько помучили бы.
Соледад завертелась на своем стуле и замычала что-то через повязку.
– Вы хотите что-то сказать, мисс? – осведомился я и, размотав повязку, вытащил кляп.
– Скотина! – следом за кляпом изо рта моей крошки посыпались слова, одно нецензурней другого. Однако весь основной запас тюремной брани Соледад, как видно, исчерпала еще на горе, потому что на сей раз ее ругани не хватило даже на пять минут.
– Надо же, – заметил Джерри, когда Соледад притихла, – а ведь как изящно выражалась при разговорах на деловые темы! Производила впечатление вполне культурной женщины…
– Да, – сказал я с сожалением, – по-моему, Соледад, ты еще не вполне поняла, что произошло. За ту подлость, которую ты устроила на горе, я с удовольствием прикончил бы тебя таким способом, который даже тебе, дырке вонючей, в голову не приходил! Ей-Богу, я насадил бы тебя на крючок, привязал к корме яхты и волок так до тех пор, пока на тебя не клюнула акула!
– Да что вы говорите! – всплеснула руками Синди.
– Анхель! – выкрикнула Соледад почти умоляюще, похоже, приняв все за чистую монету. Возможно, на моей физиономии она прочитала нечто неприятное.
– Что «Анхель»?! – проворчал я, чувствуя, что убить эту прекрасную гадюку все-таки не смогу – воспитание не позволит.
– Я же шутила! – воскликнула она. – У тебя нет чувства юмора! Я вовсе не собиралась вас убивать. Просто у меня возникла мысль, что неплохо бы вас напугать. Это такой оригинальный переход – от нежности к смерти.
– Сейчас ты можешь говорить все, что угодно. Если бы Марсела случайно не угостила очередью твоих холуев, то мы уже давно были бы нашпигованы свинцом.
Соледад заплакала, поникла, и мне стало ее жалко. Все-таки она была слишком красивая.
– Ладно, – сказал я, – Мэри, у вас есть где запереть эту дрянь?
– Да в любой каюте! – пожала плечами та. Я повел Соледад в свою каюту. Усадив ее со связанными руками на постель, запер дверь, отложил подальше автомат, а затем развязал руки. Соледад уткнулась в подушку и тихо плакала, шмыгая носом и всхлипывая.
– Перестань хныкать, – сказал я, – я знаю, что ты прекрасная актриса. Твои штучки действуют! Я уже начал думать, что ты и впрямь по-дурацки шутила… Но я ведь тебя спрашивал, шутишь ты или нет. А ты сделала серьезное лицо. Так когда ты играла, там или сейчас?