Атлантида. Часть 2: Радуга
Шрифт:
За Карпушей сидел Василий. Он молча положил белый камень.
– Мне тяжело принять это решение, - сказал Луна, когда пришла его очередь.
– Пусть сперва мой ясновидящий сын отдаст свой голос: я последую за ним, чтобы не обречь невиновного на смерть или не помиловать убийцу.
Все обратили внимание на Погодника. Он с трудом поднял голову со стола. По его лицу было понятно, что он готов вот-вот упасть в обморок, и изо всех сил удерживает внимание на том, что происходит.
Он поднял руку, чтобы взять один из камней, но пошатнулся и скинул их оба на землю.
Луна вскочил с места и наклонился к сыну, пытаясь привести его в чувства. Солнце степенно подошел к ним сзади.
– Он держал в руке синий камень, - сказал верховный жрец, обращаясь к толпе и остальным судьям.
– Можно считать, что суд окончен.
– Стойте!
– вдруг раздался тонкий детский голос.
– Вы не все знаете!
Люди удивленно зашептались, стоявшие к правому краю площади стали расступаться, пропуская кого-то к площади.
Наконец, из толпы вышла низкая девушка, больше всего похожая на одну из фиолетовых ведьм. Ее виски были выбриты, волосы заплетены в мелкие косы, собранные на затылке. Одета она была в шахтерскую рубаху, охваченную металлическими цепями вместо пояса.
Когда она встала перед судьями, их лица вытянулись, словно у нее, как и у колдуна, было три глаза. Когда она, криво улыбаясь, повернулась к толпе, многие женщины не сдержали слабого вскрика... Ее уши, брови, нос, губы, даже подбородок были проколоты металлическими кольцами и гвоздями. Даже сам Погодник, слывший своей любовью к ужасным украшениям и не менее ужасной одежде, выглядел не так жутко по сравнению с ней!
Я внимательно всмотрелся в девушку. Я знал всех ведьм Погодника, и она была не из них, но при этом меня не покидало чувство, что где-то ее лицо мне уже попадалось. Присмотревшись, мысленно добавив волос и убрав с лица металл, я с удивлением понял, что это Барракуда...
– Меня зовут Барракуда, я из стаи синих, - сказала она, сложив руки на груди и вызывающе оглядев всех присутствующих.
– Я не хотела выходить сюда, чтобы вы все на меня пялились, но, похоже, если я не скажу свое слово, вы просто убьете беднягу: люди, непохожие на других, никогда не получают справедливости!
Она с сочувствием взглянула на Яшму.
– С чего ты решила, что можешь влезать в суд!?
– спросил Солнце, намереваясь прогнать ее. Он уже поднял посох, чтобы велеть своим увести ее, но Барракуда жестом остановила его. Ее детский голос сбивал с толку, казалось, она совсем девочка... но то, как уверенно говорила, заставляло прислушиваться.
– Ты больше других хочешь услышать то, что я скажу, уж поверь!
– она самоуверенно усмехнулась. Дождавшись, пока Солнце опустит посох, она продолжила.
– Итак, ты сказал, что обвиняешь Яшму только потому, что она не может назвать имя оранжевого, показавшего стражникам храм, так? Если я подарю тебе это имя, ты заберешь свой камешек и дашь ей спокойно жить?
– Откуда ты можешь знать эту правду, если ты из синих? У меня нет причин слушать тебя и уж тем более нет причин верить твоим словам!
– сказал
– Тут все просто, даже ты не подкопаешься: просто послушай!
– Барракуда уже откровенно издевалась над Солнцем, повергая всех в шок своей наглостью. Как ни странно, Буревестник не останавливал ее, напротив, он прятал в бороде гордую улыбку.
– Погодник мой друг, и после того боя я пришла в ваш лазарет проведать его. Он лежал там же, где и Яшма, так что я случайно видела, как ее пыталась отравить одна из твоих жриц. На этой жрице было ожерелье из мариния, так что я знала, о чем она думала, когда сыпала какой-то порошок в рану. Там была и месть, и ненависть, но главное - она боялась, что Яшма поправится и, пытаясь оправдаться перед оранжевыми, назовет имя того, кто на самом деле показал храм. Я слышала это в мыслях жрицы.
– У тебя есть доказательства, помимо слов?
– сурово спросил Солнце, с видимым усилием сдерживая накатившее на него бешенство. Месть была уже в его руках, но если Барракуда сможет что-то доказать... Яшму ему придется отпустить и признать, что в смерти оранжевых виноваты сами оранжевые, причем не только своим бездействием.
– Зачем тебе мои доказательства? Мне ты никогда не поверишь, что бы я ни сделала!
– заявила Барракуда.
– Тебе все расскажет твоя жрица. Я просто укажу на нее пальцем, а ты у нее сам спросишь.
– Ни одна из жриц не осмелится лгать тебе, - заметил Василий.
– Нужно проверить то, что говорит эта странная девочка.
– С помощью мариния можно понять, чего хочет человек, - сказал Буревестник.
– Барракуда лучше всех понимает его язык. Она никогда не ошибается. Ей нужно верить.
– Ты не можешь это проигнорировать, - добавил Карпуша, пристально глядя на Солнце. Мнению других предводителей он не мог противиться, как бы ему этого ни хотелось.
– Хорошо. Пусть все жрицы выйдут на площадь!
– крикнул он.
Из толпы оранжевых на площадь одна за другой стали выходить девушки и женщины. Когда все они выстроились в несколько рядов и замерли в ожидании, Солнце сделал жест, велев Барракуде указать на одну из них.
Двигаясь плавно, будто змея, девушка пошла вдоль рядов, всматриваясь в лицо каждой жрицы. При ее приближении многие жрицы начинали нервничать, переступать с ноги на ногу. Другие же, напротив, смело встречали пристальный взгляд Барракуды, всем своим видом показывая, что им нечего скрывать от говорящей с металлом.
Достигнув середины второго ряда, девушка вдруг остановилась, упершись взглядом в одну из жриц. Кто это был, я не видел: женщины из первого ряда загораживали ее лицо. Но я заметил рыжие волосы. Из всех жриц только у одной были рыжие волосы.
– Это она, - сказала Барракуда.
– Нора, иди сюда. Остальные - вернитесь, - велел Солнце.
Жрицы исполнили его приказание в точности, а Нора двинулась к столу, едва передвигая ноги от страха. Дрожа всем телом, она встала на колени перед своим предводителем, - перед всеми предводителями, - и преданно взглянула ему в глаза.