Атомные уходят по тревоге
Шрифт:
— Что такое?
— Греется подшипник одного из насосов.
— Перед походом проверяли?
— Конечно. Насос совсем новый. Прямо с завода. Поставлен во время ремонта лодки.
— Может быть, потому и греется? Не обкатался еще?
— Рисковать здесь нельзя, товарищ адмирал. — Тимофеев говорил, как бросался в холодную воду. — Мы виноваты, мы и исправим.
— Почему же вы виноваты?
— В нашем хозяйстве накладка. Обязаны все были предусмотреть.
— Все в жизни предусмотреть невозможно. Что же
— Перебрать подшипник.
— Но это же значит остановить корабль, сорвать задание! Или возможно переключение на другую схему?
— Мы уже советовались. Переключение сделаем, ход корабля сохраним.
— Смело, — улыбнулся Петелин. — Но почему бы и не попробовать? Море смелых любит.
— Кого предлагаете в ремонтную группу? — спросил Жильцов.
— Вьюхин, Ильинов, Воробьев, Метельников, Резник. Во главе дела поставим Анатолия Шурыгина.
— Действуйте.
— А Шурыгин подходит? — спросил Жильцова Петелин, когда Тимофеев отошел. — Он же, я слышал, у вас ас теории.
— Не только… Может быть, в будущем он и будет академиком. Даже наверняка будет, думаю. Но гаечным ключом он орудует не хуже, чем логарифмической линейкой. Уж это-то я видел…
Перед ужином динамик загудел, и из него донесся голос Тимофеева:
— Товарищ командир! Докладывает инженер-механик. Все в порядке.
— Как в порядке?
— Насос опробован и работает отлично.
Петелин взглянул на часы и недоверчиво буркнул:
— Проверьте, Лев Михайлович, вроде получается, что наши рекорд поставили. В пять раз перекрыли заводские нормы. Не путают ли они там чего?
— Не должны, товарищ адмирал, Тимофеев не такой, чтобы докладывать не проверив.
Петелин ничего не ответил, нагнулся, вышел из центрального поста.
У Петелина был свой взгляд на роль старшего в походе, и со стороны могло показаться, что адмирал скорее внимательный наблюдатель, чем активное действующее лицо этих стремительно развертывающихся событий. Ни выговоров, ни поучений, ни ясно видимого одобрения с его стороны почти за весь поход а прошли они уже немало — ни Жильцов, ни Тимофеев не слышали.
Пройдет по отсекам, заглянет в штурманскую, глянет на приборы, спросит как бы невзначай: «Скорость? Курс? Глубина?» — и проследует дальше.
Только раза два сказал Жильцову: «Здесь глубину увеличьте. Возможен низкосидящий лед. Я уже бывал в таких местах…» И еще — штурману: «Показания репитера проверьте. Кажется, он чуть-чуть привирает».
Проверили — точно.
И к отдыхающей вахте обратился не по-уставному: «Ну как, не поскучнели, хлопцы? Скоро поавралим…»
— Пока, товарищ адмирал, все идет как по маслу. Но дело-то новое, неиспытанное. Не кажи «гоп», пока не перепрыгнешь.
— Это все зависит от того, кто прыгает. Судя по всему, народ вы тренированный. Возьмете барьер.
— Постараемся.
Адмирал
— Зайду еще на камбуз. Посмотрю хозяйство кока. Чем он нас сегодня угостит?..
На самом деле он миновал камбуз, только на секунду задержавшись около него, и вошел в каюту доктора.
— Медицине почтение!
— Здравия желаю…
— Как ваша статистика? Никто не жалуется?
— Никак нет, товарищ адмирал. Больных нет, — огорченно доложил лекарь.
— Это же отлично. А вы огорчаетесь.
— Все люди заняты, а я вроде бы безработный.
— Грешно, конечно… Но дай бог вам всегда быть на лодке безработным…
Петелин прошел в центральный отсек.
До полюса остался один градус.
— Пересекаем восемьдесят девятую параллель. — Голос штурмана срывается от волнения.
В боевую рубку идут доклады: толщина льда 12—15 метров. Глубина — 4000 метров.
Жильцов прикидывает что-то в уме, смотрит на часы… 60 миль, 50, 40, 30, 20…
Он склоняется к микрофону:
— Товарищи матросы, старшины и офицеры! Через десять минут мы будем проходить через Северный полюс…
Семь минут, три, две…
— Товарищи! Наша лодка — на Северном полюсе! Засеките время. Мы прошли полюс в шесть часов пятьдесят девять минут десять секунд.
Мощное «ура» сотрясает отсеки.
Проходит несколько минут. На экране телеустановки вроде бы обозначается полынья.
— Стоп! Малый назад!
— Есть, малый назад!
— По местам стоять, к всплытию.
— Пост первый к всплытию готов.
— Пост второй к всплытию готов.
Готов… готов… готов…
— Стоп!
— Продуть балласт!
Всплывает многотонная громада.
Всплывает медленно, осторожно, словно нащупывая путь в ночи.
— Глубина пятьдесят метров.
— Глубина двадцать пять метров.
Но что это? Полынья на экране затягивается темным движущимся пятном.
Огромную махину лодки сразу не остановить. Медленно разворачивается стальная сигара.
Навстречу ей плывет ледяная гора. Еще минута-две, и они встретятся. И тогда…
Нет, о том, что будет тогда, лучше не думать.
Гремит корабельная трансляция:
— Стоп всплывать!.. На глубину!..
Сейчас все в руках боцмана.
На лице его выступили капельки пота. Пальцы намертво схватили рычаг.
Сейчас нет лодки и человека. Они — единый механизм.
Субмарина проваливается. Минута. Вторая. В отсеках слышат глухой гул: это где-то наверху, высоко над ними, сошлись в смертельном единоборстве ледяные поля.
Боцман закрыл глаза: он ощутимо представил, как пушечными ударами загремели сейчас в неяркой северной полынье ледяные глыбы, рухнули и ушли глубоко под воду, чтобы через минуту всплыть снова, как со стоном поползли ущелья-трещины по ледяным полям.