Атрионка. Сердце хамелеона
Шрифт:
— Все правильно. Но ведь это только я знаю, как обстоят дела на самом деле. Мои слова никто на веру не примет. В отчетах системы наблюдения службы социального контроля Кирай — добросовестный опекун, который все делает исключительно в моих интересах, а Жерар — влюбленный мужчина, готовый ухаживать и ждать, пока я соглашусь.
Гелия печально вздохнула, а я… Я осталась в недоумении. Как же так? Разве можно скрыть столь явную прагматичность и попытку использовать другого человека в своих целях? Да любой разговор наедине докажет обратное! Это же очевидно! Его
Открыла рот, чтобы высказаться и закрыла. Не потому, что передумала. Причина была иной — внезапной, настойчивой, яркой… Я вызывной сигнал вильюта имею в виду. Вот только не моего, а моей собеседницы, которая вздрогнула, напряглась, но все же коснулась пальцами запястья.
Перед ней тут же развернулась голограмма торса мужчины в белой рубашке и темном жилете. Серьезного, короткостриженого, темноволосого, круглолицего. Узкие, словно прищуренные глаза смотрели внимательно, но спокойно, а уголки тонких губ приподнимались, создавая эффект доброжелательности.
— Гелия, дорогая, будь добра, переместись от родителей сразу в клинику. Я тоже прямо с работы приду. И не опаздывай, пожалуйста.
Голос звучал очень мягко, заботливо. Слушая его, кто угодно пришел бы к мысли, что о принуждении и речи не идет.
— Да, конечно, — согласилась женщина, а когда голограмма погасла, едва слышно вздохнула. Посмотрела на мое растерянное лицо и объяснила: — Он всегда так со мной разговаривает, даже когда мы наедине, даже когда я возмущена его решениями. И всегда находит способ меня ограничить так, что придраться не к чему. Я попросилась к родителям, а он: «У тебя запись к врачу». Если откажусь — ко мне будут вопросы у социальных служб, а не к нему. Инцидент попадет в базу нарушений, а когда их количество превысит установленный законом лимит, то меня могут и в тюрьму отправить. Как лицо, не принимающее социальных норм и правил.
Н-да… Вот и «очевидность»…
— И Жерар тоже очень умно действует, — продолжила Гелия. — Ухаживает, с разрешения опекуна подарки дарит, цветы, в рестораны приглашает. А я даже отказаться не могу, потому что для всех это будет выглядеть так: ко мне со всем вниманием и заботой, а я нос ворочу.
Логика ясна. Какая-то подопечная, не работающая и не приносящая пользы обществу, отвергает гражданина! А он после этого будет страдать из-за неразделенной любви и плохо выполнять свою работу? Непорядок!
Страшно. Страшно, когда плохие намерения не скрывают и тебя принуждают. Но когда все прячут под маской благопристойности — это еще ужаснее. И ведь такое не только на Земле происходит. Вот Ол-Чес, например, он ведь тоже, прикрываясь благими намерениями, свою линию гнул. Все делал, лишь бы рэд получить…
Перед глазами как наяву возникли упаковки — опутанные прозрачным тонким материалом серые баллончики с оттиском маленького рисунка в нижней части: зеленый знак бесконечности в черном круге.
Стоп! Я ведь такой же только что видела! Только куда большего размера.
— Гелия, а что за изображение было за спиной Кирая?
— Это логотип фирмы.
— А зачем тебе в клинику? — успела все же спросить я, пока мы выходили из комнаты.
— Врачи пытаются определить причину бесплодия. Обычное обследование. Я сама попросила его провести. Жерар детей хочет, и, возможно, если специалисты дадут заключение, что у меня их не будет, он откажется от идеи жениться.
Больше я вопросов не задавала. Подождала, пока Гелия попрощается с родителями, вместе со всеми проводила ее в холл к флёру, выслушала расстроенное: «Бедненькая! Как же теперь быть-то?» — от тети Аиды и ответное недовольное: «Сама не захотела вовремя гражданство получить», — от Олега Романовича. Едва дождалась, когда и мы наконец доберемся до дома. И, по всей видимости, ждала этого не только я. Дмитрий даже в гостиную не потрудился пройти, прямо в холле усадил меня на диван, чтобы поговорить.
— Рианна, я понимаю, как жутко теперь в твоих глазах выглядит опека, и, наверное, я тут тоже не в лучшем свете, но, поверь, все не так страшно. Для гражданина угроза лишиться гражданства и оказаться в положении бесправного опекаемого — самая сильная мотивация для добросовестного выполнения своих обязанностей. Ведь если вскроется факт того, что опекун, принимая решение, действовал в своих личных интересах, а не в интересах подопечного, — его самого лишат статуса гражданина. На всю жизнь. Без права снова его получить. К сожалению, доказать личную заинтересованность Кирая в браке Гелии и Жерара мы не можем. Хотя я и пытаюсь придумать, как это сделать, чтобы функции опекуна вернулись к нашему отцу.
— Да я в общем-то не слишком шокирована, все же мама мне многое объясняла, — успокоила я Дмитрия, понимая, как сильно он переживает, что я могу и его заподозрить в преследовании личной выгоды. — А если найдутся другие нарушения? Не связанные с опекаемой. Это поможет? Кирая за них могут лишить гражданства?
— Смотря какие нарушения. Зависит от степени вины перед Конфедерацией. — Дмитрий удивленно поднял брови: — Ты на что-то конкретное намекаешь?
— Я не намекаю. Я уверена, что его фирма изготавливает психотроп, который террианки потом меняют на льер. Я логотип на баллончиках узнала. Это серьезное нарушение?
— Очень, — хрипло выдохнул опекун. — А подробнее можешь рассказать?
Для меня не составило труда описать упаковки, привезенные контрабандистками на обмен, и их содержимое. Дмитрий ловил каждое слово, запоминал, буквально в рот мне смотрел, а когда закончила…
Когда закончила, он уже не сдерживался. Подскочил с дивана и меня за собой увлек. Прижав к себе, приподнял над полом, закружил и поставил, лишь когда я засмеялась.
— Какая же ты умничка…
В его голосе было столько облегчения, нежности, благодарности, что я просто растаяла. Хотелось слушать и слушать эти ласкающие интонации. Наслаждаться тесными объятиями и…