Аттестат зрелости
Шрифт:
Августа Фёдоровна увидела Светлану, протянула свои сухонькие руки в синих вязаных рукавичках ей навстречу. Заштопанная дырочка на правой рукавичке больно резанула Светлану по сердцу: мать отказывала себе во всем, чтобы помогать ей и Володьке, который учился в медицинском институте. Августа Фёдоровна прильнула к дочери всем своим худеньким телом, упрятала заплаканное лицо в пушистый воротник её пальто.
– Мамочка, милая моя, роднулечка!
– Светлана тоже всхлипнула и крепче прижала к себе мать.
– Мамочка, милая моя мамочка, лучше всех ты у меня,
– Свет, а Свет! Меня тоже обними!
– кто-то повис сзади на Светкиной шее. Она оглянулась и увидела Лариску Кострову: располневшую, похорошевшую, рот в улыбке до ушей и счастливые глаза. А рядом переминался с ноги на ногу в легких туфельках франт Андрей Горчаков, он и в школе старался всегда одеваться по моде, раскручивая родителей на полную денежную катушку, а как стал самостоятельным, главой семьи, развернулся вовсю.
– Лариска! Граф Горчаков! Вы ли это? Лариска, тебе на пользу мужнин хлеб, ишь как раздобрела! Пышная! А ты, Граф, всё форсишь?
Лариска зарделась, а Горчаков смущенно кашлянул:
– Да у нас, понимаешь, ещё ребеночек будет.
– А Дениска ваш где? Я ему подарок привезла.
– Дома, холодно же, - озабоченно ответил Горчаков.
– А ты-то, ты ли это, Светка?
– он облапил Светлану, хотел чмокнуть в щеку, но девушка увернулась, погрозила пальцем:
– Не стыдно? При жене целоваться лезешь!
– Светка, ты такая стала...
– Горчаков повертел в уме слова, подыскивая подходящее.
– Стала такая шикарная девочка! Честное слово, я бы на тебе женился, если бы не Лариска, понимаешь.
– Ох, и болтун же ты!
– Лариса шутя нахмурилась, приказала строго.
– Бери лучше чемодан да пошли, а то закоченеем тут от холода.
Горчаков одной рукой поднял с земли чемодан, другой - бережно подхватил под руку жену.
Светлана обняла мать, пошла следом за Горчаковыми, Августа Фёдоровна семенила рядом мелкими шажками. С болью Светлана отметила, что и походка изменилась у матери за прошедшее время, стала суетливой и неуверенной.
– Пойдём пешком?
– попросила Светлана спутников.
– Хочется город с моста посмотреть.
Горчаков вопросительно посмотрел на жену, ожидая, что скажет его ненаглядная Ларисочка.
– Ладно, идите, а я в автобусе поеду. Светка, а ты приходи к нам вечером обязательно. Мы тебе сюрприз приготовили, - и перемигнулась таинственно с мужем.
С моста открывался замечательный вид. Старый вокзал, заснеженные тополя и кусты акаций вдоль перрона. Правее вокзала дымили трубами деревянные домики с горящими от заката окнами. На крышах домов - розовые косые полосы: след заходящего солнца; дым недвижимыми столбами торчал над крышами - к морозу, видимо, «выстолбило». Ночь медленно с востока наползала на город, зажигались огни.
Светлана смотрела на город, вглядывалась в знакомые с детства очертания строений: вон кинотеатр виден, а вон улица, ведущая к площади, где Герцев руку опалил, пустив ракету с руки, видна и крыша их школы... А среди знакомых крыш появились всего две новые - за два года Верхний не очень вырос.
–
– Хорошо!..
– Да уж... Это тебе не Ленинград, - хмыкнул Горчаков.
– Нет, понимаешь, простора. И погодка, понимаешь, не та. Пошли скорее.
Горчаков занёс чемодан к Светлане в квартиру, которая встретила их монотонным тиканьем часов и звонкой тишиной. Под ноги бросился серый мурлыкающий комок, пушистый и мягкий.
– Барсик! Милый кот!
– обрадовалась Светлана, схватила его на руки, притиснула к себе так, что кот взвыл дурным голосом, вырвался и умчался в комнату, распушив хвост.
– Ну, я пошёл...
– Горчаков поставил чемодан у стены.
– Приходи к нам сегодня вечером. Обязательно. Найдёшь? Это всего две остановки от площади Ленина, новый микрорайон. Почти рядом с Настиным домом. Приходи, смотри, а то, понимаешь, Лариска мне голову оторвет, скажет, нагрубил, небось, чего, вот Светка и не пришла. Она, понимаешь, такая вредная стала. Я иногда думаю: какие вы все девчонки хорошие, а как жёнами станете, спасенья нет!
– Горчаков засмеялся басовито, и Светлана удивилась: гляди-ка, и голос у Графа переменился.
– Приду, приду...
Хлопнула дверь за Горчаковым. Светлана повернулась к Августе Фёдоровне, которая успела уже раздеться, и крепко-крепко обняла её:
– Здравствуй, мамочка!
Мать заплакала, худенькие плечи ходуном заходили под руками Светланы.
– Не надо плакать, мама. Всё образуется. Теперь мы с тобой вместе. Я буду работать, ты по дому хлопотать. Проживём втроём с Барсиком, - говорила Светлана ласково, вытирая слёзы матери платком.
– Володя обещался тоже приехать...
– Мама, зачем ему приезжать? Ведь у него в институте нет заочного отделения! Пусть учится!
– Он сам так решил. Написал, что приедет после зимней сессии.
– Мама, но я же приехала! Прикажи ему и дальше учиться!
Августа Фёдоровна улыбнулась сквозь слёзы:
– Прикажешь вам, как же... Вот приедет, тогда и решайте, - вздохнула шумно.
– Сорвала я тебя с учебы, теперь жалею. Уж так отец хотел, чтобы ты училась. Как письмо, бывало, придёт от тебя, всё соседям хвастался, как ты учишься хорошо. А газету, что ты прислала со своей статьей, до дыр прямо зачитал. И пенсию как получит, так сначала тебе деньги посылал, а уж потом Володе...
– Я и буду учиться, только на заочном. Разве я не писала тебе, что Луговой приглашал меня в редакцию?
– Ох, трудно будет тебе, Светочка... Подумай хорошенько. На самом-то бы деле старшим надо дать тебе доучиться.
Люда с Алёшей уже на ногах крепко стоят, вы с Володей и остались пока не у дел. Володе надо быть со мной. Он мужчина, ему легче устроиться...
– И не думай об этом! Пусть в нашей семье свой врач будет!
– Светлана закружила мать вокруг себя, как делала это в таком, казалось бы, далёком детстве.
– Конечно, трудно будет! Ясно дело! Но сейчас никуда не поеду, и вообще - я есть хочу!