Аттестат зрелости
Шрифт:
Дальше зачеркнуто, а жаль. (Громко.) Послушай, Леонид, где ты взял этот план?
Леня. У сестры стащил. Это она сама составляла. А неплохо, правда?
Валентин. Я его возьму. Ладно? Просто интересно.
Леня. Ну бери. Только не забудь, смотри принеси завтра.
Гера. Валька, чьи это стихи:
Мой труд! Найди к душе народной путь, Народу моему желанным будь, ЧтобыВертится, понимаешь, на языке, а вспомнить никак…
Валентин. Это?.. Это Джамбула.
Женя. Что ты, Валька! Это Алишера Навои.
Валентин. Да? Может быть. Не нравятся мне они. Такая скука!
Женя (возмущенно). Навои — скука? Недаром он о таких критиках, как ты, сказал:
Творенья твоего звезда взошла. Что для нее ничтожества хула? Пусть онемеет у того язык, Кто постоянно порицать привык!Входит Юра.
Юра. Ребята, урока не будет!
Гера. Гип-гип-ура!
Юра. Ты не радуйся.
Женя. А в чем дело?
Леня. Случилось что-нибудь?
Юра. Борис Иванович заболел.
Леня. Да я его видел сегодня в школе.
Юра. Ну и что ж, что видел! Ему плохо стало. Тамара вызывала врача. Она говорит, что ему запрещают преподавать.
Витя. Врешь!
Юра. «Врешь, врешь»… У него ведь сердце больное.
Ваня. А как же мы?
Леня. Бедный Борис Иванович, никак не хотел уходить на пенсию… Все говорил: вот выпущу вас, тогда уж…
Гера. Сходить надо навестить его.
Витя. Обязательно, и варенье понесем.
Женя. Абрикосовое, я знаю, он любит.
Валентин (шепчет). «Это письмо никому, адреса нет на конверте…»
Женя. Ты что шепчешь? Сходим вместе к Борису Ивановичу?
Валентин (рассеянно). Сходим.
Входит Грохотов. Школьники встают.
Грохотов. Здравствуйте, друзья мои! Садитесь.
Школьники стоят.
Времени-то сколько пропало! Да что это вы в соляные столбы превратились?
Леня (с чувством). Борис Иванович! Вам же врачи запретили.
Грохотов. Ты откуда знаешь? Мало ли что
Леня (упрямо). Не сядем, Борис Иванович, это вопрос серьезный. Вам лечиться надо.
Грохотов (изумленно). Вы только посмотрите на этого поклонника эскулапов! Садитесь, нечего свечами торчать. Вот погодите, выпущу вас…
Школьники (хором). Тогда пойду на пенсию.
Смех.
Грохотов. Совершенно верно. Ну, хватит. Слушай мою команду: по партам садись!
Школьники весело разбегаются по своим партам и рассаживаются.
Да, мальчики, друзья мои, должен сознаться, стало мне от приговора врачей грустно. Неужели, думаю, дал ты, Борис Иванович, свой последний урок? И вспомнил я… Как бы вы думали что?
Юра (вскакивая). Детство?
Сзади его дергают за куртку.
Грохотов. Свой первый урок. Сколько было приготовлений, надежд! Воображал, что сразу же завоюю учеников, увлеку их своим красноречием. Да вышло совсем не так. В первый же день попал в самую жестокую перепалку. Насмешки, глупые вопросы, разговоры. Злюсь, бледнею, не помню, что говорю. Особенно один отличался. Есть, знаете, в каждом классе такие развлекатели…
Мальчики переглядываются, смотрят на Валентина; Валентин ежится.
Как сейчас, его помню. Невысокий такой, худенький, с острыми глазками. Что я ни скажу — он вопрос, и один другого глупее. Мальчики со смеху давятся. Как мне хотелось тогда этого остроглазого схватить за чуб. А еще больше хотелось выбежать из класса. Едва дождался звонка; вбегаю к директору и без обиняков заявляю, что ухожу из гимназии. «Что так?» — удивляется директор. «Классом не владею, нет у меня педагогического дара».
Леня (вставая). Это у вас-то, Борис Иванович, нет педагогического дара?
Грохотов. Представь себе, так уверил меня в этом тот мальчишка.
Женя. Ну и потом что?
Грохотов. Обошлось понемногу. Раньше ведь ребята на нас, учителей, не так смотрели, как вы — советские школьники. Мучителями нас считали. Где им было задуматься о том, что они могли искалечить судьбу человека, заставить молодого учителя бросить любимое дело, разувериться в своем призвании. И так, ни за что, потехи ради…
Валентин (вставая). Борис Иванович… Я сегодня… Я извинюсь… я сейчас же разыщу ее и извинюсь… (Выбегает из класса.)