Аттила, Бич Божий
Шрифт:
Но несколько недель назад Крисп испытал травматическое прозрение, которое вытащило все эти страхи на поверхность и заставило их возрасти до такой степени, что теперь они занимали все мысли юноши. В середине воскресной службы, проходившей в небольшой деревенской церквушке недалеко от Немауса (в этой деревне Крисп жил), в храм вошел незнакомец, худой, сумасбродного вида мужчина, с бритой головой и в черном платье. То был один из тех, недавно появившихся, богословов, которых можно было встретить на любой из римских дорог, — странствующий монах. Грубо отодвинув в сторону священника, он повернулся лицом к прихожанам и начал свою речь. Недовольные протесты и возражения священника стихли, едва лишь раздавшись: красноречие монаха
— У меня для вас простое послание, — заявил монах. — Хотите спасти свои души? Тогда отвергните этот мир и его искушения, оставьте земные занятия. Зачем? — Он посмотрел на аудиторию горящими глазами, и голос его возрос до крика. — Затем, что, выбрав этот мир, вы рискуете навлечь на себя грех, а тот, кто умрет грешником, попадет в ад! — Здесь он понизил голос, и заговорил тихо, здраво. — Сколько здесь тех, кто, полагая, что это — не грех, содержит любовницу или бывает в театре, ходит смотреть бои диких животных на арене или гонки на колесницах в цирке? Вы можете не осознавать этого, но, поступая так, подвергаете опасности свои бессмертные души, ибо все эти поступки греховны. Осмелюсь предположить, что многие из вас посещают термы — само по себе, это, конечно же, не грех. — Он вновь повысил голос. — Тем не менее это потворство своим желаниям, которое может пробудить плотские аппетиты и толкнуть вас на греховную дорогу блуда. Не менее греховно и брачное ложе; гораздо лучше для мужа и жены подавить желание и жить во взаимном целомудрии. Был ли кто из вас солдатом? Если да, то он мог совершить грех убийства, каковым является лишение жизни любого живого существа, пусть даже то был враг. Есть ли здесь юристы или магистраты? Они тоже, безусловно, совершили грехопадение: кто же, положа руку на сердце, скажет, что все вынесенные им приговоры были справедливыми? А если, вынося решение, вы приговорили человека к смерти, то виновны в убийстве в не меньшей степени, как если бы убили его собственными руками. Говорю вам, лишь одна дорога ведет в рай, и…
— Хватит! — перебил его один из прихожан, судя по всему, самый отважный — остальные, в том числе и Крисп, были так запуганы и восхищены выступлением монаха, словно над ними было произнесено заклинание. — Тебе, что, нет дела до благополучия государства? — продолжал говорящий, пышущий здоровьем декурион. — Если мы последуем твоему совету, что будет с империей? Кто защитит нас от варваров, если солдаты сложат оружие? Где Рим найдет сыновей и дочерей, которые так нужны ему в эти кризисные времена, если все будут соблюдать целибат? То, что ты предлагаешь, равносильно измене. Я сообщу о тебе правителю провинции и добьюсь того, чтобы тебя арестовали за подстрекательство.
— Что ж, ты волен поступать так, как того желаешь, друг мой, — в голосе монаха звучало злорадное презрение. Народ относился к подобным праведникам с таким благоговением, что любые попытки светских властей обуздать их активность легко могли спровоцировать массовые беспорядки. — Вы все признаете, что грех ведет в ад, — продолжил он, когда оппонент, прикусив язык, замолчал. — Но знает ли хоть один из вас, на что похож этот ад?
Драматическим жестом монах вытянул руку в сторону, — так, что ладонь оказалась прямо над горевшей на алтаре свечой. В течение нескольких секунд, с невозмутимым видом, он держал ее над пламенем; вздох ужаса пронесся по церкви, когда в помещении запахло паленой плотью. Убрав руку от свечи, монах сказал:
— Даже я, приученный умерщвлять плоть, могу терпеть эту боль не более пары десятков секунд. И если маленькая свеча может вызвать такую боль, подумайте, какую агонию вам придется испытать, когда вы попадете в адское пекло. И агония эта, не забывайте, будет длиться вечно. — К назидательной интонации примешалась гнетущая угроза. — Представьте вечные муки, крики,
Спотыкаясь, потрясенный и испуганный, брел Крисп домой из церкви. Большинство из тех, кто слушал монаха, недельку-другую будут следовать советам праведника, а затем вновь ударятся в земные радости. Возможно, время от времени их и будет бить нервная дрожь вины, после того как они вернутся со свидания с любовницей, сжульничают на торгах или поставят деньги на одного из возничих; но вскоре мысль о возможном попадании в ад покинет их умы, главным образом потому, что большинство из них еще не проходили обряд крещения, держа этот ритуал про запас, как страховку против рисков грехопадения.
Как бы ему хотелось оказаться в числе этих «других»! Но Крисп знал, что все его грезы несбыточны. По натуре своей он был менее «толстокожим», иначе говоря, более ранимым и чувствительным, чем большинство из прихожан, следовательно — более уязвимым. Казалось, монах пробрался в его голову и открыл ящик Пандоры со всеми его ужасами, и их уже не водворишь на место. Конечно, он еще мог получить отпущение грехов — покаявшись. Но что, если он станет жертвой какого-либо фатального несчастного случая или умрет от какой-нибудь смертельной болезни еще до того, как успеет покаяться? На память ему то и дело приходили упомянутые монахом устрашающие картины ада, и изгнать их он был не в силах. «Выбирайте: Христос или Рим — обоим служить вы не можете». Послание клирика несло в себе категорическое и страшное предупреждение, которому, как бы ему ни хотелось поступить иначе, он должен был внять.
Почувствовав, что кто-то трясет его за плечо, Крисп очнулся от роившихся в голове мыслей. Словно выйдя из транса, он огляделся вокруг: тускло освещенный мерцающими масляными лампами зал судебных заседаний, склонившийся над ним defensor, обеспокоенный и, в то же время, раздраженный, по бокам — защитник с обвинителем и их клиенты.
— Тебе нехорошо? — резковато спросил defensor. — Если так, мы, полагаю, можем отложить дело до завтра.
Крисп покачал головой.
— Нет, я в порядке, господин, — пробормотал он извиняющимся тоном. — Голова что-то вдруг разболелась; но все уже прошло.
— Отлично, тогда продолжим. Освежу немного твою память: похоже, мы зашли в тупик, выйти из которого нам поможет Эмилиан Папиниан. Итак, что говорит по данному вопросу Папиниан?
Не без труда Крисп припомнил детали разбираемого дела. А. обвинял Б. в том, что тот, в то время как А. уезжал куда-то по делам, прибрал к своим рукам небольшой кусок его, А. земли, изменив границы наделов. Б. же обвинение отрицал. В суд были приглашены несколько свидетелей, показания которых оказались диаметрально противоположными. В результате к однозначному мнению суд прийти не смог, и вынесение окончательного решения отдавалось на откуп Папиниану, мнение которого он, Крисп, и должен был огласить.
Во время рассмотрения дела у Криспа появилось стойкое убеждение в том, что Б. показавшийся ему человеком жадным и беспринципным, подкупил как минимум одного из свидетелей, почему его и следовало признать виновным. Был Крисп убежден и в том, что Папиниан поддерживает иск А. Кроме того, — что потенциально представлялось крайне опасным для Б. — во время слушаний было безоговорочно установлено, что со стороны Б. звучали в адрес А словесные угрозы. Можно ли было рассматривать эти высказывания как угрозу насилием или оскорбление? Нет, утверждали двое юристов. Да, — согласно оставшейся паре; и, как знал Крисп, Папиниан склонялся к такому же мнению.