Аттила
Шрифт:
Единственным каменным сооружением во всем лагере была большая купальня, построенная, по желанию одной из бесчисленных жен повелителя, пленным греком зодчим, по греческому образцу, из красного мрамора. Несколько лет подряд тысячи рабов свозили сюда глыбы мрамора для постройки.
Среди множества домов, хижин и палаток, привольно раскинувшихся на обширной территории лагеря, возвышалось круглое деревянное здание с многоэтажными башнями по бокам. Бревна и доски, из которых оно было построено, тщательно оструганные, ярко блестели на солнце. Башни были украшены резьбой и рисунками: искаженными фигурами людей, коней, волков, драконов и змей. Эти пестрые
То был дворец Аттилы.
Возле него стоял дом, принадлежавший одному из приближенных повелителя — старику Хельхалу, который еще от отца повелителя унаследовал его доверие к себе.
На далеком пространстве вокруг дворца шумели и волновались несметные полчища гуннов…
Проложив дорогу чужестранцам через беспорядочно волнующуюся толпу, Эдико ввел их в первое «кольцо стражей». Дворец был охвачен одиннадцатью такими постепенно суживавшимися кольцами, состоявшими из многих сотен гуннских, германских и сарматских воинов. Воины стояли так близко один от другого, что копьями могли достать друг друга: даже маленький зверек не проскользнул бы между ними…
Было раннее утро, и послы надеялись, что они будут приняты в тот же день. Но им объявили, что Аттила только что выехал из лагеря на охоту в придунайские болота. Правда, его предупреждали о предстоящем прибытии послов, но он, вскочив на не оседланную лошадь, сказал: «Охота не ждет, а императоры могут подождать».
Книга III
Глава I
В то время как послы прибыли в лагерь, с запада, из страны ругов двигалась по направлению к нему группа всадников из десяти мужчин и двух женщин. Кругом шумел вековой лес, которым с незапамятных времен были покрыты эти дунайские области. Женщинам поневоле приходилось ехать верхом на конях, так как повозки, которыми они обыкновенно пользовались, не прошли бы по узким, извилистым тропинкам, пролегавшим среди чащи деревьев и кустарника. Да и верховые лошади то и дело спотыкались о свилеватые корни деревьев, которые будто черные змеи выползли из нор и легли поперек тропинок, где даже и днем царил полумрак от расстилавшихся над ними, сплетшихся между собой верхушек высоких дубов, буков и елей. Женщины проводили ночи в парусинной палатке, на мягких покрывалах, мужчины спали под открытым небом, завернувшись в свои плащи. Они в течение ночи сменяли друг друга, оставаясь на страже. Лошадей на ночь стреноживали и пускали пастись на длинных ремнях, привязав их к деревьям…
Завтрак только что был закончен. Перед раскинутой палаткой догорал костер. В палатке служанка складывала покрывала. У костра сидела девушка редкой красоты и двое мужчин Старший из них в раздумьи мрачно смотрел на постепенно потухавшее пламя.
Девушка, взглянув на него, протянула свою белую, полную руку и нежно погладила его по лбу.
— Отец, — сказала она, — что ты так печален, о чем ты задумался? О если бы можно было снять с твоей души все заботы так же, как сгладить морщины на твоем лбу.
— В самом деле, король Визигаст, — воскликнул сидевший рядом с ней юноша, —
— О будущем!.. А всего более о вас обоих! Дагхар поднял свою курчавую голову. — Я не боюсь ничего и никого, — воскликнул он, — даже и его самого!
С гордостью взглянула на него Ильдихо. Ее глаза светились радостью.
— Он прав, отец, — сказала она спокойно, — ничья рука, даже рука гунна, не вырвет у нас из груди нашей любви — этого сокровища, скрытого внутри нас. Гунн бессилен против любви и верности.
Но король только покачал своей седой головой. — Странно это как-то и неприятно! Откуда он знает… откуда он так скоро получил известие о ваше помолвке? Едва только огласилось это у нас во дворце, как на двор уже въехал его гонец. Он напомнил старое приказание повелителя, по которому ни один из подчиненных гуннам королей не мог помолвить сына или дочь, не представивши их предварительно ему и не испросивши его согласия. Что же оставалось делать? Или повиноваться, или вам обоим как можно скорее спасаться бегством.
— Или открыто сопротивляться! — воскликнул Дагхар. — Я не стал бы спасаться бегством ни от кого, даже от Аттилы! О если бы ты последовал моему совету! Восстание! Немедленно!
— Рано, мой сын, слишком рано! Еще другие не готовы… И вот я отправляюсь вместе с вами в его лагерь… Тяжело на сердце!.. Кто знает, что замышляет этот ужасный человек, как он решит? И откуда он только мог узнать так рано все это?
Ильдихо покраснела и отвернулась. Отец это заметил.
— Эллак! — воскликнул он. — Ты ему понравилась. И он хочет у своего отца твоей руки…
— Пусть только попытается, — сказал с гневом Дагхар, хватаясь за меч.
— Нет, — возразила девушка, — я не думаю об этом… странном отпрыске гунна. И он знает мою твердость. Ему известно, что я люблю Дасхара, ему известно, что Ильдихо никогда его…
Король пожал плечами.
— Ни я, ни Дагхар, не гораздо сильнейшие нас, — сказал он, — не защитят тебя он насилия. А что как Аттила прикажет… ведь в его лагере мы будем беззащитны… Что как Аттила прикажет тебе быть женой Эллака… Что можешь ты сделать…
— Я могу умереть! — воскликнула девушка, хватая за руку Дагхара, который, нахмурившись, неподвижно смотрел перед собой. — Ты, Дагхар, не беспокойся! Я буду твоя или умру! И горе тому, кто только захочет овладеть мною.
Глава II
В эту минуту где-то далеко в лесу громко и пронзительно прозвучал охотничий рог. Это один из стоявших на страже воинов трубил в знак предостережения. Все сидевшие тотчас вскочили на ноги. Мужчины схватились за оружие…
Но вот снова протрубил рог. На этот раз тихо, успокоительно, и вскоре два руга привели всадника, который, спрыгнув с коня, медленно приближался к палатке. Он низко поклонился Ильдихо и протянул левую руку мужчинам.
— Эллак! — сказал Визигаст, недоверчиво осматривая его с ног до головы и нерешительно протягивая ему руку. — Это вы? Что заставило вас сюда приехать?
— Забота о вашем благополучии. Отец разгневан. Самовольная помолвка…
— Он узнал о ней очень скоро…
— Даже скорее меня, — сказал Эллак. — Я… я только догадывался… у источника Фригги… Но что король ругов так скоро, так неосторожно, вопреки приказа, помолвил дочь, этого я не думал. Только что возвратился я тогда, после нашего свидания у лесного источника, в лагерь, как повелитель, встретив меня, воскликнул… Я уже ранее замечал его недоверие к германцам…