Авантюристка. Возлюбленная из будущего
Шрифт:
– А правда ли, что у инфанты челюсть, как у мужчины, – половина лица?
– Инфанта красива!
– Я рада. Мы с сестрой будем переживать, если Его Величество женится на уродине.
– Инфанта красива! – повторила королева, и мне показалось, что пора уносить ноги, иначе последует взрыв, в результате которого я могу пострадать.
– Благодарю вас, Ваше Величество. Я так и передам сестре… Мы завтра уезжаем…
– Очень на это надеюсь, – прошипела королева.
Я возвращалась к себе и думала, что записку нужно оставить не только кардиналу, но и королеве.
Уже не успею. Может, завтра разыграть болезнь, чтобы задержаться на пару дней?
Я решила поговорить с Мари, предложив ей такую пакость, но услышала то, чего не ожидала:
– Людовик просил меня сделать вид, что мы подчинились. Он вернет нас через месяц, а пока нужно успокоить всех, чтобы мирный договор был подписан. Пусть дядюшка поторопится.
– Мари, я хотела исчезнуть сегодня… И оставить записку, укоряющую королеву, мол, она со мной так поговорила, что я не вынесла и…
– Нет! Поехали лучше со мной, через месяц вернешься, напишешь что угодно. Но сейчас ты нужна мне. За мной будут следить, не спуская глаз, а ты окажешься чуть свободней.
– Попроси помочь Марианну… – оживления в моем голосе заметно убавилось. Душа чувствовала, что уезжать не стоит, но я не могла бросить Мари одну в такую минуту.
Какая Марианна, она совсем девчонка, к тому же страшно противная. Под укоризненным взглядом сестры я кивнула:
– Хорошо, но только на месяц, Мари. Через месяц я просто сбегу в мужском платье, если нас не вернут.
– Вернут, только мы должны делать вид, что послушны и страдаем.
Насчет второго можно и безо всякого вида, я действительно страдала, Мари тоже. Но я знала, что ни королева, ни дядя мне сегодняшнего разговора не простят. После такого откровенного хамства надо исчезать, а приходилось скромно опускать глаза и ехать с Мари. Ехать далеко от Парижа, дворца и моей комнаты с таинственной дверью в другой мир, спрятанной за большим гобеленом на стене.
На следующий день двор с превеликим удовольствием наблюдал спектакль: Его Величество прощался со своей возлюбленной!
Карету нам предоставили отменную – большую и с неким подобием рессор (кто-то уже начал соображать, что изогнутые металлические дуги пружинят, сглаживая тряску на колдобинах). Вообще-то, приличные кареты обязательно снабжались кожаными ремнями, на которых кузов болтался из стороны в сторону, вызывая у кого-то сонливость из-за укачивания, а у кого-то приступы тошноты. Как до приличных экипажей, так и до приличных дорог Европе было еще очень далеко.
Места было достаточно, но, обнаружив, что мне придется делить скамью с младшей сестрой (они с мадам Венель уже уселись друг напротив друга), я зашипела на нее:
– Немедленно отодвинься в свой угол и не смей ко мне прикасаться. Дыши в свое окно, у тебя… воняет изо рта!
Не ожидавшая такого наскока Марианна едва не залилась слезами, на что я снова отреагировала слишком бурно:
– Перестань реветь! Тебе-то что, тебя ничем не обидели, не то что нас с Мари.
– А вас чем, мадемуазель? – поинтересовалась мадам Невель, подавая свежий платок все же залившейся слезами Марианне. Я не смогла этим не воспользоваться, снова фыркнув во всеуслышание:
– У
Марианна вытирала не нос, а глаза, но это неважно. Мадам Венель попыталась возмутиться, на что получила ответ:
– Я лучше поеду верхом, чем слышать это нытье всю дорогу!
– Кто вам позволит?
– Его Величество!
Я не сомневалась, что в такой малой просьбе король не мог бы сейчас отказать, уж слишком трогательно они с Мари прощались.
Я была так возмущена, что согласна пробыть в Бруаже с Мари сколько угодно, то есть весь обещанный королем месяц (после того у меня в запасе остались бы еще пара недель, чтобы вернуться в свою спальню к двери за гобеленом). Они еще увидят, как обижать гостий из будущего, они поймут!.. Что? Неважно, главное, чтобы пожалели. Мы им покажем! Что? Тоже неважно.
Я не попросила Его Величество разрешить путешествие в мужской одежде, но все видели, что произнесла несколько слов, а король мне ответил согласным кивком. В действительности я обещала не покидать Мари, Людовик поблагодарил за поддержку.
Из Парижа мы отправились в карете, при прощании Мари разыграла настоящий спектакль, она рыдала по-настоящему, плакал и король. Сестра с чувством произнесла:
– Вы король, и вы… плачете. Я уезжаю…
Я знала, что королева разрешила влюбленным тайно переписываться, письма должен доставлять Кольбер. Ясно, что бедолаге придется следующий месяц провести в дороге, Мари намерена завалить короля очаровательными посланиями.
Жизнь в Бруаже была просто никакой – скучной, однообразной, прерываемой только препирательствами с Марианной, что удовлетворения не приносило, зато страшно действовало на нервы.
Я была в ужасе, шли неделя за неделей, а мы все жили в Бруаже, и никаких намеков на возвращение в Париж!
– Мари, где твой Луи, что, если нас не выпустят отсюда до конца жизни?
– Чьей? – усмехнулась она. – Мы же с тобой практически вечны.
– Мне не до шуток, не стоило уезжать из Парижа!
– Надо просто придумать, как тебе удрать из Бруажа.
– Мари, – я едва не плакала, – как это сделать, если мадам Венель с нас глаз не спускает? У меня времени в обрез.
Больше всего я жалела, что не перешла тогда, узнав о ссылке. Но я не могла бросить Мари в таком состоянии, в каком она была, это выглядело предательством. Честно говоря, просто надеялась под каким-нибудь предлогом вернуться с дороги.
– Да не трясись. Луи прислал сообщение, что нам разрешили встретиться в Сен-Жан-де-Анжели. Королева разрешила. Поедем туда вдвоем, даже мадам Венель можно не брать, Луи ее терпеть не может.
– Когда?!
– Через неделю, не переживай. Успеешь добраться до Парижа.
Да уж, это почти на грани, нельзя же дотягивать до последнего. Но возможность хоть на денек увильнуть от бдительного ока мадам Венель вдохновила меня.
Эту неделю я провела в страшном беспокойстве, впрочем, Мари тоже. Она действительно очень ждала встречи со своим Луи. Но мне показалось, что она готовила еще что-то, во всяком случае, моя сестра-подруга переписывалась не с одним королем. На вопрос она лишь коротко бросила: