Авантюристы на стезе любви
Шрифт:
– Что тут делает этот игумен? – недовольно спросил царь, увидев однажды Фотия.
Всякие религиозные «прозрения» и «видения» совершенно не трогали и не интересовали нового императора. Духовные дела раздражали и казались ужасающе скучными, в отличие от долгих военных парадов. К тому же Николаю наверняка нашептали о связи «старца» с графиней Орловой: утаить шило в мешке в петербургском высшем свете еще никому не удавалось.
– Пусть сидит в своем монастыре безвыездно, – холодно посмотрев на поклонившегося ему Фотия, приказал адъютанту император.
«Старцу» пришлось отказаться от поездок в столицу и
– За этого игумена вечно хлопочут, – вскоре раздраженно заметил Николай I, видимо, имея в виду хлопоты любовницы-графини. – В таком случае явлю ему свою милость: пусть останется настоятелем Юрьева монастыря по самой своей смерти!
Такое распоряжение означало не только крайнее недовольство самодержца, но и то, что более никаких наград и повышений Фотию ждать никогда не следовало. Если, конечно, он только не переживет ныне царствующего монарха. Надо полагать, Николай I был весьма сердит на графиню Орлову, продолжавшую состоять в связи с монахом.
Теперь Фотий тихо, как мышь, безвыездно сидел в монастыре, и вместе с ним там же находилась его «духовная дочь» – они часто затворялись в «келье», где «вели душеспасительные беседы». «Келью» обставила по своему вкусу сама графиня, а чем она там занималась с игуменом, догадаться совсем не трудно.
Кстати, по свидетельствам современников, любвеобильный Фотий случалось изменял графине даже с танцовщицами из столичных театров, но она ему все прощала. Монахи монастыря, глядя на своего игумена, тоже бражничали и занимались прелюбодеяниями.
В 1838 г. сорокашестилетний Фотий неожиданно скоропостижно скончался. Графиня заказала для него роскошный саркофаг из белого мрамора с серебряной крышкой. Почившего «старца» похоронили на территории монастыря в церкви Похвалы Богородицы. Исполнилась царская воля – игумен оставался в Юрьевом монастыре до смерти и по смерти. Рядом с саркофагом любовника графиня поставила такой же для себя, но только из темно-красного мрамора.
Спустя некоторое время она решила уехать в Санкт-Петербург, поскольку в монастыре и его окрестностях ее более ничего не удерживало, а царская опала на графиню не распространялась. Преемник Фотия – архимандрит Мануил, – видимо, не смог заменить ушедшего в иной мир «старца», поскольку Анна Алексеевна намеревалась остаток дней провести в столице.
Мануил знал о содержании завещания графини, решившей оставить огромные деньги монастырю, и, как полагают многие авторы того времени, очень опасался, что даже уже перешагнувшая пятидесятилетний рубеж, но еще цветущая, здоровая и совсем не чуждая плотских страстей женщина может в полной соблазнов столице быстро найти себе нового «старца». И, как следствие этого, изменить завещание. Предполагают, из-за этого Мануил взял тяжкий грех на душу. Незадолго перед отъездом графиня посетила обитель и рассказала Мануилу, что ее часто навещают родственники со стороны отца.
– У графа было четверо братьев, – вспомнил архимандрит. – Там есть наследники, а графиня вполне может создать себе нового кумира. Этого допустить нельзя!
Он
Вдруг, совершенно неожиданно, Анна начала задыхаться, сильно кашлять и пожаловалась:
– У меня словно сдавило сердце: такая боль в груди! О Боже, в глазах становится темно.
– Пожалуйте в мои покои, – вглядываясь в ее лицо, предложил Мануил.
В гостиной игумена графиня без сил упала на диван, потом добралась до иконы Иверской Божьей Матери и стала горячо молиться, но продолжался сильный кашель, и через десять минут Анны Алексеевны не стало.
Панихиды по ней служили пять дней и положили тело графини в заранее подготовленный ею саркофаг, стоявший рядом с саркофагом Фотия. Упорные слухи, что графиня отравлена и умерла от яда, поднесенного ей в вине во время причастия, никто не проверял – видимо, император Николай I распорядился поскорее покончить с этим делом и накрепко забыть об Орловой и Фотий. Их связь дискредитировала высшее общество, и даже напоминание о ней вызывало у царя сильное раздражение.
– Все! Кончено! – рубил фразу за фразой император. – Их нет! Забыть! Не вспоминать!
По оценкам современных судебно-медицинских экспертов, графиню отравили растворенным в вине мышьяком: этот яд растворяется в спиртном, не изменяя его вкуса и запаха.
Такова тайна древнего монастыря.
Памятник любви
На площади в центре старого Баку, – удивительного «города ветров», в котором смешались множество языков, народов и архитектурных стилей, – туристов поражает своим необычным великолепием дом-дворец из белого камня, выстроенный в стиле французской готики. Он возвышается, словно перенесенный волшебником-джинном из далекого Парижа на берега Каспия.
Архивные данные свидетельствуют: это уникальное, красивое здание построено в 1911–1912 гг. по проекту модного тогда архитектора И.К. Плошко. Но мало кому известно, что этот дворец – символичный памятник большой и трагичной любви…
«Это твой дом»
Земля Азербайджана оказалась очень богатой нефтью, и, словно на дрожжах, на ней еще в конце XIX в. стали расти нефтепромыслы, нефтеперерабатывающие заводы, протянулись рельсы железных дорог, поднялись в голубое южное небо красные кирпичные трубы неустанно дымивших заводов и фабрик. Конечно же вместе с этим в Азербайджане и его столице появились очень богатые люди.
Одним из них был известный миллионер Муртуза Мухтаров. Удачливый и расчетливый предприниматель, он нажил огромное состояние и задумался над тем, кому он его потом оставит. Муртуза все еще был холост, но все девушки, которых ему сватали родственники и профессиональные восточные свахи, Мухтарову решительно не нравились.
– Душа моя к ним не лежит, – откровенно признавался он. – Душа от любви должна петь, как птица звонко поет от счастья!
– Ты поэт, Муртуза, – грустно покачав головой, сказал ему один из пожилых, умудренных жизнью знакомых. – А поэты редко бывают счастливы в любви. И вообще в жизни.