Авантюристы
Шрифт:
Тусклый свет, отразившись от пола подземелья, на сажень покрытого водой, вырвал из мрака уходящий вдаль и тающий в темноте лабиринт колонн, подпирающих кирпичный свод. Впечатление было завораживающее.
— Мать честная! — только и смог вымолвить Терентий.
— Вот это и есть деревья, — сказал Иоганн Карлович. — Только их сделать люди.
И вправду, рукотворная роща простиралась вдаль, насколько хватало света. Наверху был шумный, пронизанный солнцем город с домами, мечетями, площадями, базарами и садами, а здесь, словно в волшебной пещере Аладдина, оказался совсем другой мир — мир вечного мрака и тишины. Здесь даже голоса звучали совсем по-другому.
— Тысяча и одно дерево, в трех ярусах. Стоят на кронах друг
— Когда вы успели их сосчитать? — спросил Сергей, поразившись искаженному звуку собственного голоса.
— Я видеть план цистерна, там, наверху. Не забывать, что я есть инженер Мюллер, — усмехнулся немец, осторожно двинувшись вперед. — Надо смотреть под ноги, — предупредил он.
Осторожно ступая по скрипучим деревянным переходам, компания двинулась сквозь каменный лабиринт.
— Иоганн Карлович, как там в стихах сказано? — спросил Нарышкин, вглядываясь во мрак впереди.
Там тысяча и дерево одно стоят на кронах друг у друга; В срединной роще, как войдешь, сочти деревья От крайнего по восемь влево, вправо, На этом поле, сам с собой играя, На третий ряд бойцов своих сдвигая. И если конница противника к царю поскачет дважды, Ее слоном ты грозно должен встретить. Свети свечой: в том месте будет рыба, Под ней сокровища ты обретешь однажды.— Нужно спуститься на второй ярус, — Заубер показал рукой в дальний угол. — Там лестница, коммен зи битте!
— Слон меня смущает, — тревожно огляделся Нарышкин. — Были в Византии слоны? Думаю, пожалуй, только в виде слоновой кости.
— Скажи-ка, Терентий, в Греции есть слоны? — спросил он.
— В Греции все есть… — глубокомысленно отозвался дядька, трубно высморкавшись в воду. — Тут, какую штуку не загни, непременно сыщется.
— Нет, ты постой… Геракл со львом бился или Самсон? — поинтересовался у Заубера Сергей, пытаясь вспомнить уроки древней истории.
И не дав немцу ответить, Нарышкин продолжил рассуждения:
— Самсон не подходит. Он боролся с этой, как бишь ее? Далилой!
Геракл меня тоже смущает, потому, что он воевал с Гидрой!
Гидра, Сцилла и… Харбида, этих я помню, а вот слонов что-то не припоминаю. И еще как это: «Своих бойцов на третий ряд сдвигать и самому с собой играть»? Как играть, во что? Во что можно самому с собой играть, а, Терентий? — спросил Нарышкин, пытаясь размышлять вслух.
— Сказал бы, сударь, да срамно, ей богу.
— Я серьезно, старый ты охальник!
— Ну, так это… ежели в карты лупиться, то, пожалуй, даже в «дурня» сам-друг не сыграть. Вот, разве что, в «пьяницу», — подумав, выдал дядька.
— Иоганн Карлыч, ты, часом, в «пьяницу» не умеешь играть? — подначил Гроза морей.
— Найн, — серьезно ответил Заубер. — Я играть в шахматы. Это есть очень хороший тренировка для мозга…
— Ну, так… это же и есть…
— Думкопф! Старая дурная голова! Ну конечно! — немец в сердцах хлопнул себя ладонью по лбу. — Конечно же, шахматы! Конь ходить два раза по направление к королю, пешки есть бойцы, слон грозно встречает…
Это есть так просто! Теперь во втором ярусе нужно отсчитать от крайней колоны по восемь колонн влево и вправо, и разыграть на этом поле шахматный партия, нужная колонна будет отмечена рыбой! — воодушевился немец.
— Рыбой? А что, есть такое шахматное понятие? — Гроза морей скептически ухмыльнулся.
Они спустились на нижний ярус, значительно продвинувшись вперед по закоулкам и надводным переходам подземного лабиринта, но было совершенно непонятно, какую колонну, исходя из показаний манускрипта, следовало считать крайней.
Сергей разочарованно вздохнул, к тому же у него возникло странное ощущение постороннего присутствия. Нарышкин будто спиной ощутил чей-то недобрый взгляд из темноты и поежился. Надо было ворочаться ни с чем.
Глава девятая
ПЕРЕПОЛОХ В ГАРЕМЕ
«Ужель в его гарем измена
Стезей преступною вошла,
И дочь неволи, нег и плена
Гяуру сердце отдала?».
Прощаясь, Прокопий склонился к руке священника. Главный клирик Византии теперь всецело был на его стороне. Оставалось еще убедить Никифора — распорядителя строительных работ в столице. С помощью его людей можно будет устроить надежный тайник в подземельях великого города. Никто не должен знать, для чего он предназначен. Ну да это не составит труда. Главный константинопольский строитель религиозен и во всем доверится патриарху. Однако надо спешить. После неудачного штурма, когда греки сбрасывали огромные каменные глыбы на осадные орудия крестоносцев, разнося их в куски и превращая в щепы, нападавшие разозлены сверх меры. Более того, отбившие приступ византийцы принялись во всю орать и вопить, стали снимать с себя одежду и со стен показывать воинам креста свои голые ягодицы. Понятно, что оскорбленные варвары этого не простят и снова пойдут на штурм совсем скоро.
Ослепленный небольшой победой Базилевс, сказал придворным: «Ну вот, поглядите, разве я не достойный император? Никогда у вас не было такого достойного императора! Разве я не хорошо это содеял? Отныне нам нечего опасаться; я всех их повешу и предам позору!». Глупец… глупец!
Прокопий ясно понимал, что для осуществления Замысла у него в запасе не более пяти дней.
Когда Катерину волокли на борт рыбацкой фелуки, она отчаянно сопротивлялась, визжала, царапалась и кусалась, а потому людям, решившим подзаработать на живом товаре, пришлось ой как не сладко. Одному из них, долговязому Жилдириму, девушка, брыкаясь, засветила босой ногой прямехонько в глаз, толстому Огузу прокусила руку, плюгавому Карадуману расцарапала нос, а предводителю нападавших, грозному на вид Бурхану, достался меткий плевок в лицо. Тем не менее, общими усилиями злоумышленники затащили девушку на судно, связали ей руки и привязали к мачте. В это же время двое туповатых крепышей — младшие братья предводителя, близнецы Атмаджа и Айчобан — отдубасили Степана, прыгнули в лодку, и фелука отчалила.
Катерина видела как с обрыва скатились к морю Нарышкин, Заубер и Моня, однако лодка отошла от берега уже довольно далеко, и спасти похищенную у них уже не было никакой возможности. Связанная Катерина рванулась от мачты к борту, веревка больно впилась в тело, и девушка бессильно опустилась на палубу.
Плавание продолжалось до самого вечера, и все это время Катерина просидела под навесом, привязанная к мачте. Она победила голод и отказывалась есть, но жажда оказалась сильнее, и воду из рук похитителей она все же приняла. Её слегка укачивало, но гнев не позволил проявиться слабости, и все путешествие «дочь снегов» испепеляющим взглядом прожигала матросов небольшого судна, вполне годившихся в команду к какому-нибудь Синдбаду-мореходу. Фелука выглядела так, будто была ровесницей легендарного персонажа «Тысячи и одной ночи». Впрочем, кто такой «Синдбад» Катерина не знала, сказок не читала за неграмотностью, а те из них, что слышала в детстве — про глупого помещика, про Горе-злощастье да про Липунюшку, мало походили на пряные истории Востока. За относительно продолжительное плавание девушка, хотя и не знала ни бельмеса по-турецки, успела понять и разобраться, как кого зовут.